В статье доктора исторических наук, профессора Дмитрия Фурмана, написанной специально для "Кавказского узла", анализируются обстоятельства возникновения грузино-абхазского конфликта и возможные пути выхода из него, на фоне реалий современной международной политики.

*   *   *

Писать сейчас о Грузии и Абхазии — особенно сложно. В теперешней ситуации, когда против Грузии и грузин направлена вся сила тёмного и агрессивного русского национализма, любая их критика приобретает несколько аморальный оттенок. Критиковать их сейчас — почти тоже самое, что в брежневское время "ради объективности" говорить что-то плохое о евреях и Израиле.

Поэтому, прежде всего, я хочу сказать, что мои симпатии в российско-грузинском конфликте, безусловно, на стороне Грузии. Я считаю, что политика России и не справедлива, и не умна, что это очередное проявление болезненных российских психологических комплексов. Я не знаю, что ещё нужно сказать, чтобы то, что я напишу далее, не было воспринято, как очередное, может быть, более завуалированное проявление этих комплексов.

Тем не менее, я думаю, что безоговорочное осуждение российской политики в отношении Грузии (как и в отношении других относительно слабых её соседей) не должно превращаться в безоговорочную поддержку Грузии. Мы должны различать российско-грузинский конфликт, в котором справедливость, несомненно, на стороне грузин, и грузино-абхазский конфликт, моральные аспекты которого — значительно сложнее и запутаннее. Сделать это — также трудно, как в своё время было трудно отделить, например, отношение к политике гитлеровской Германии от отношения к борьбе украинских националистов, союзников Германии, против Польши, или к борьбе прибалтов, тоже оказавшихся в союзе с немцами, против СССР. Для многих это трудно до сих пор.

Грузино-абхазский конфликт, как все подобные конфликты — не конфликт "правды" и "кривды", а конфликт двух противоречащих друг другу "правд". Это - конфликт ценностей, которые противоречат друг другу, но одинаково принимаются современным сознанием. В спокойной, обычной жизни, противоречие между этими ценностями не видно, но в определённых критических и конфликтных ситуациях оно выходит на поверхность. И именно это делает подобные конфликты особенно ожесточёнными и трудно разрешимыми.

Правда Грузии, на мой взгляд, заключается в двух моментах.

Во-первых, в том, что Абхазия входит в международно признанные границы Грузии. В правовом отношении Грузия имеет ровно такие же права на Абхазию, как Россия — на Чечню, или Испания — на Страну басков, или Сербия — на Косово. (То, как когда-то установились все эти границы, кто когда-то жил на этих территориях при этом решающего значения не имеет и может быть лишь предметом исторических изысканий.) И недопустимо, чтобы общий принцип сохранения территориальной целостности применялся только в отношении сильных и игнорировался в отношении слабых. И тем более недопустимо, что страна, потопившая в крови сепаратистское образование на своей территории, Чечню-Ичкерию, выступает защитником и покровителем сепаратистских образований на территории своих соседей. Грузия борется за элементарную справедливость, за то, чтобы правовое равенство государств было бы реальностью, одинаково применяясь к большой стране с ядерным оружием и газом и маленькой и не имеющей ни того, ни другого.

Во-вторых, дело не только в том, что Грузия стремится восстановить контроль над территорией, на которую она имеет юридическое право. Дело ещё и в том, что поддерживаемые Россией абхазы в своём стремлении создать жизнеспособное сепаратистское государственное образование устроили "этническую чистку", изгнали проживающих на территории Абхазии грузин. Изгнали больше грузин, чем в Абхазии живёт самих абхазов. (Утверждение, что они сами бежали, мучимые нечистой совестью — полная аналогия утверждению гоголевского городничего, что унтер-офицерская вдова сама себя высекла.) Тут даже и рассуждать нечего — это несомненное преступление. Грузинские беженцы безоговорочно должны вернуться и (или) получить компенсации и никакие волеизъявления жителей Абхазии, никакие референдумы и выборы, в которых не участвуют эти беженцы, не имеют ни юридического, ни морального значения.

Но есть и другая сторона грузино-абхазского конфликта, есть и "абхазская правда".

"Право наций на самоопределение" - не "работающее", не "операциональное" право. Перевести его в какие-то конкретные требования — невозможно, и попытка им руководствоваться привела бы человечество к бесконечным кровавым конфликтам и хаосу. Но как моральное право оно несомненно. Абхазы имеют такое моральное право иметь своё государство, как и грузины (как чеченцы имеют такое же моральное право на своё государство, как и русские). Абхазы так же не виноваты, что волею исторических обстоятельств они оказались в составе Грузии, причём на положении автономной республики, не имеющей права на отделение, как грузины не виноваты, что они оказались в составе Российской империи и затем СССР. И всегда было смешно, когда в одной и той же речи грузинских руководителей приобретение Грузией независимости при распаде СССР называлось "воплощением в жизнь вековой мечты грузинского народа о свободе" и тут же, "без задержки на осмысление", говорилось об "агрессивном абхазском сепаратизме".

И моральное право абхазов на самоопределение — больше, чем у населения других сепаратистских образований на территории СССР. Такой национальности, как приднестровцы — вообще нет, у армян уже есть одно своё неоспоримое государство, и они хотят или его расширить, или иметь ещё и второе, а осетины тоже имеют свою Северную Осетию. У абхазов же есть только Абхазия.

Во—вторых, абхазы — маленький народ, для которого речь идёт не просто о независимости, о стремлении к равному статусу с другими народами, но об этническом выживании. Маленький абхазский народ мог поддерживать своё существование в особых "тепличных" условиях СССР, где фиксированный статус автономии охранялся всей мощью тоталитарного государства, а выборы ничего не значили. Но в демократической Грузии, основанной на принципе: "один человек — один голос", поддерживать его невероятно трудно, почти невозможно.

В демократии есть свои опасности. В некотором роде изгнание грузин из Абхазии (как и другие этнические чистки двадцатого века) — это оборотная сторона демократии, следствие противоречия между всеобщим и безусловным признанием правового равенства людей и фактом разделения мира на национальные государства. В средние века абхазы могли бы не изгонять грузин, а просто сделать их своими крепостными, или обложить данью. Но в демократических условиях абхазы, составлявшие по данным переписи 1989 г. 18% населения Абхазии, неизбежно утрачивали контроль над Абхазией, необходимый для поддержания их этнической "инфраструктуры", для этнического выживания, и оказывались в полной зависимости от милости грузин, надеяться на которую у них особых оснований не было. Даже совершенно абстрагируясь от грузинского национализма и шовинизма (которые — вполне реальны), представим себе голосование в парламенте абхазской автономии, где абхазские депутаты, в соответствии с демократическим принципами, имели бы от 10 до 20%. Например, по скудному бюджету, из которого надо выделять деньги на поддержание издания газет на абхазском языке, абхазских школ, абхазского театра и т.д.

Изгнание грузин — безоговорочно преступление. Но мы должны понять, что порождено оно тем, что абхазы чувствовали, что в независимой Грузии они обречены — и не только на положение граждан "второго сорта" (любое этническое меньшинство в какой-то мере — граждане второго сорта, хотя бы потому, что для нормальной жизни ему надо знать на один язык больше, чем большинству), но, что значительно страшнее, на ассимиляцию, исчезновение как этнос во временном промежутке жизни одного, максимум двух поколений. Абхазы пошли на преступление не просто ради независимости, а для того, чтобы сохранить свою жизнь как народа. А сохранение народа, уникальной национальной культуры — безоговорочная ценность, такая же безоговорочная, как ценность правового равенства индивидов, но очень часто ему противоречащая.

Итак, мы видим, что есть грузинская правда и есть абхазская правда. Обе они — очевидны. Мы не можем отрицать ни того, что юридически Абхазия — часть Грузии и если есть общий принцип сохранения территориальной целостности государств, то он должен применяться ко всем одинаково. Мы не можем отрицать того, что изгнание грузин — преступление. Мы не можем отрицать основного демократического принципа: "один человек - один голос". Но мы также не можем отрицать, что абхазы имеют такое же моральное право иметь своё государство, как и грузины. Что сохранение абхазской нации и абхазской культуры, которые в Грузии более, чем проблематичны, — безусловная ценность, и не только для абхазов, но для всего человечества (если мы стремимся сохранить какой-нибудь вымирающий вид животных или растений, то тем более должны стремиться сохранить этническое и культурное разнообразие человечества). Но все эти признаваемые нами принципы объективно противоречат друг другу. Полностью примирить их не возможно.

Что же делать, если мы попадаем в ситуацию объективного противоречия наших ценностей, если ни одно решение проблемы не может быть полностью удовлетворительным, обязательно связано с какой-то несправедливостью? Прежде всего — осознать и признать эти противоречия, осознать и признать невозможность решения, полностью удовлетворяющего всем этим противоречащим друг другу принципам и полностью удовлетворяющего обе стороны конфликта. И попытаться найти какой-то компромисс между ними, решение не полностью справедливое, но минимально несправедливое, не полностью удовлетворяющее обе стороны, но и не трагическое и гибельное для них.

Мне думается, что такой компромисс можно искать только на двух путях.

Первый путь — это возвращение Абхазии в состав Грузии, обговоренное множеством условий, гарантирующих абхазам их сохранение как этноса и этнически абхазский характер Абхазии, и гарантированных международным сообществом. Представить себе все эти условия сейчас невозможно. Но ясно, что они должны включать два момента.

Во-первых, разделение полномочий между тбилисской и сухумской властью, предоставляющее Абхазии права широкой автономии, близкие к правам независимого государства.

Во-вторых, серию фактических конституционных ограничений основного принципа демократии (один человек - один голос), Например, в их числе может быть закреплённый в конституциях Грузии и Абхазии принцип, согласно которому, хотя при голосовании все имеют равные права, кандидатами на высшие должности в Абхазии могут быть только те, кто свободно владеет абхазским языком. Мне думается, что хотя выработка таких условий — дело очень трудное (и долгое), оно - не невозможное. И абхазы могли бы пойти на обмен своей непризнаваемой самопровозглашённой независимости (и фактической зависимости от России) на не совсем независимый, но гарантированный статус, как и грузины могли бы пойти на громадное самоограничение по отношению к Абхазии и внутри самой Абхазии в обмен на возвращение беженцев и восстановление территориальной целостности Грузии (не говоря уже о возвращении мирной нормальной жизни).

Второй путь — это признание Грузией полного государственного суверенитета Абхазии, но в значительно меньших границах. Принудить Грузию к этому нельзя, это противоречит международному праву, но запретить — тоже нельзя. Когда Пакистан в 1971 г. признал Бангладеш, а Эфиопия в 1993 г. — Эритрею, международное сообщество с этим согласилось. На этом пути отпадает вопрос о возвращении беженцев на всю территорию Абхазии (они возвращаются лишь на ту часть Абхазии, которая полностью отходит Грузии и утрачивает какие-либо особые автономные права, остальные получают компенсации) и вся труднейшая проблема взаимоотношений Грузии с Абхазией в рамках единого (или относительно единого) государства. Хотя определить новые границы — очень непросто, мне думается, что в целом это второй путь — проще.

При этом я полностью исключаю возможность присоединения "малой Абхазии" к России. Насколько я понимаю, абхазская пророссийскость — ситуативна. Абхазы — пророссийские не больше, чем в своё время украинские ОУНовцы или стремившиеся к восстановлению независимости прибалты были прогерманскими. И я думаю, что после последних президентских выборов в Абхазии они более пророссийскими не стали. Абхазы могут говорить о своём желании войти в состав России, играя на российских тщеславии и стремлении к расширению, и прекрасно понимая, что это — не возможно, Но они никогда не откажутся от независимости ради статуса Адыгеи или Ингушетии. А пойти на отказ от части территории ради полной и гарантированной независимости они, я думаю, могут.

Первый путь требует от абхазов отказаться от "зацикленности" на полной независимости, второй — отказа грузин от "зацикленности" на территориальной целостности Грузии. Оба эти пути требуют отказа от полного удовлетворения своих требований, признания своей неполной правоты и неполной "неправоты" противника. Оба они требуют от грузинских и абхазских политиков громадных идеализма, мужества, ума и выдержки.

Грузинский политик, который сказал бы, что в принципе он допускает, при определённых условиях и в определённых границах, согласие Грузии на независимость Абхазии, или абхазский политик, который сказал бы, что, тоже при определённых условиях, он допускает возвращение Абхазии в Грузию, не только столкнулся бы с громадными трудностями, но вполне возможно, поставил бы под угрозу собственную жизнь.

Обязательно при первых же реальных шагах навстречу друг другу и в Грузии, и в Абхазии начнутся крики о предательстве, возникнут движения под лозунгами типа: "ни пяди нашей земли врагу". Тут же припомнят, что у Багапша жена грузинка, а про Саакашвили и говорить нечего — он просто слуга американского империализма, оплачиваемый Соросом. Риск здесь колоссален. Можно вспомнить судьбу Л.Тер-Петросяна, который потерял власть при первом намёке на готовность сделать шаг навстречу азербайджанцам. (Можно вспомнить и о значительно более трагической судьбе Садата и Рабина.)

На обоих этих путях грузинам и абхазам пришлось бы столкнуться с громадными трудностями и в международном плане. Ведь любое решение грузино-абхазского конфликта означало бы и создание прецедента для других конфликтов и изменило бы всю систему международных отношений на Кавказе.

И я думаю, грузинам и абхазам пришлось бы столкнуться и с противодействием российских властей с их архаическим пониманием "национальных интересов" России, которые заключаются в том, чтобы все соседи её были слабы, в ссорах друг с другом и умоляли Москву о помощи и милости. При том, что российские власти угрожают признать независимость самопровозглашённых республик в случае признания независимости Косова, я думаю, что реальная независимость "малой Абхазии" - совершенно не приемлемая для них перспектива, не только лишающая возможности играть роль властителей судеб кавказских народов, но и создающая опасный пример для российских кавказских республик.

Вообще для грузинских и абхазских лидеров проще и безопаснее ничего не делать. Проще бесконечно перечислять свои вековые обиды и претензии, вспоминать события 19-го, 18-го и далее веков и кричать о том, что мы скоро будем в Сухуми, или наоборот, что никогда не позволим грузинским захватчикам топтать абхазскую землю. Это не требует ни большого ума, ни большого личного мужества. Парадокс таких ситуаций — в том, что как раз "героическая" и "решительная" позиция мужества не требует, а позиция, которую обязательно назовут "мягкотелой", "немужественной" требует истинного героизма.

Ситуация "замороженного" конфликта приносит громадные страдания и грузинам, и абхазам. Но это — ситуация, сохранение которой, особенно для политиков, менее рискованно и страшно, чем реальная попытка выхода из неё. Как пойти на операцию часто страшнее, чем продолжать мучаться. Эта ситуация не может сохраняться до бесконечности, но может сохраняться ещё очень долго.

Тем не менее, когда-нибудь она будет решена. Или появятся лидеры, готовые пойти на риск, или, в конце концов, международное сообщество надавит и заставит её решить. Но решить её можно, я думаю, только на одном из тех двух компромиссных путей, о которых говорилось выше. Других путей просто не видно.

Ноябрь 2006 года