Распоряжением президента в минувшую пятницу свободу обрела группа заключенных, которая в списках местных и международных правозащитных организаций фигурирует как политзаключенные. Сегодня на вопросы "Зеркала" отвечает один из них - Сиявуш Мустафаев, бывший министр внутренних дел Нахчыванской АР.

- Не стало ли для Вас распоряжение об освобождении неожиданностью?

- Мне не верилось в вероятность освобождения из заключения. Даже после прочтения распоряжения о помиловании меня не покидало сомнение вплоть до полного выхода на свободу.

- В списках местных и международных правозащитных организаций, равно как и в публикациях СМИ, Вы фигурировали как политзаключенный. Каково было отношение к Вам в местах лишения свободы?

- До ареста я работал в правоохранительных органах, а посему был хорошо известен как руководству исправительно-трудовых колоний, где содержался, так и криминальному миру. Помимо уставных отношений, которые одинаковы для всех, не меньшую роль в тюрьмах играют отношения личные. У административных работников я замечал ревность, которая была вызвана тем фактом, что министром внутренних дел Нахчыванской АР в чине подполковника я был назначен в 26 лет. Вместе с тем, ко мне относились с уважением. Не было ни единого факта, чтобы осмелились поднять на меня руку или даже тон. Все знали: я не простил бы этого ни тому, кто позволил бы себе это сделать, ни самому себе.

С представителями преступного мира лично у меня никогда проблем не возникало. Но, находясь в тюрьме, я считал своим долгом заботиться о заключенных, в первую очередь старался содействовать решению проблем соратников из Народного фронта и бывших сотрудников правоохранительных органов. Так как я являлся, выражаясь их словами, их "общаком" в колонии. И в местах лишения свободы неформально я выполнял функции координатора "фронтовиков".

Приведу для примера некоторые эпизоды. Чтобы решить проблемы во взаимоотношениях с представителями преступного мира, возникшие у ныне покойного Джавада, члена нахчыванского отделения НФА, который отбывал срок в 12-й исправительно-трудовой колонии, я обратился к "общаку" этой колонии Гасану, известному по прозвищу "Мазахир". Специфика таких обращений в том, что на них непременно должны ответить. В полученном нами ответе действия против Джавада были расценены как несправедливость, и нас заверили, что виновные будут наказаны.

Похожий инцидент возник у другого "фронтовика" - Буньямина Гамбарли, отбывающего срок в 10-й колонии, с представителем криминального мира по имени Ровшан. В одно время я тренировал заключенных. Когда этот Ровшан отбывал наказание в исправительно-трудовой колонии для несовершеннолетних, то тоже участвовал в этих тренировках. Соответственно, я был с ним лично знаком. После моего вмешательства проблема была урегулирована.

Сильное противоборство с представителями преступного мира возникло у опоновцев, продолжение которого могло привести к непредвиденным последствиям. Для урегулирования противостояния я обратился к ныне покойному "Лоту" Бахтияру, который был авторитетным представителем преступного мира. Мы договорились о встрече, которая состоялась, когда для участия в суде по делу Фараджа Гулиева в качестве свидетеля я был доставлен в баиловскую тюрьму.

В разговоре с Бахтияром я объяснил, что продолжение противостояния в стенах тюрьмы не отвечает интересам ни одной из сторон, тем более что опоновцы физически были гораздо более подготовленными, нежели представители криминального мира. Учитывая возможные негативные последствия, мы договорились, что тюрьма не должна превращаться в арену сведения давних счетов. Мнение Бахтияра также сводилось к тому, что каждый человек, переступивший порог тюрьмы, является заключенным, прежняя профессия которого значения иметь не должна. После этой встречи он отправил своим "прогон", а я, со своей стороны, передал сообщение бывшим сотрудникам правоохранительных органов о прекращении конфликта. Принятое нами в конце 1996 года решение действует по сей день.

- Когда Вы находились в Гобустанской крытой тюрьме, там произошел мятеж заключенных под руководством генерала Бахида Мусаева. По некоторым сведениям, именно Вы не позволили "политзаключенным" и некоторым другим арестантам присочиняться к мятежникам. Что тогда происходило в тюрьме?

- Этот мятеж стал для нас неожиданностью. В то время я изучал иностранные языки. Сидя за учебником, я заметил, что двери моей камеры открываются. Я не удивился, предполагая, что это кто-то из работников тюрьмы. В то время было обычным явлением то, что сотрудники тюрьмы даже после отбоя приходили в камеры заключенных для чаепития или игры в нарды. Замки открылись, но никто в камеру не зашел. Я удивился, но не придал этому особого значения.

Через некоторое время, зайдя ко мне в камеру, соратники по Народному фронту сообщили, что генерал Мусаев взял тюрьму под собственный контроль и предлагает сбежать вместе с ними. Я категорически сказал всем, чтобы закрыли двери своих камер и никуда не выходили оттуда, добавив, что это антигосударственный акт, который повлечет серьезное наказание. Ребята выполнили мою просьбу.

Через некоторое время в мою камеру зашел сам Вахид Мусаев и заявил, что "он меня помиловал". Невзирая на то, что я его прогнал, через некоторое время он вновь появился, но уже с автоматом. Его взбесило, что, следуя моему совету, ребята отказались идти за ним. Но я боец, воевал в Карабахе, видел смерть "в лицо" и дал понять, что изменить мое мнение автоматом невозможно. Так политзаключенные и большинство остальных арестантов в мятеже участия не приняли. Кстати, другие представители преступного мира также не присоединились мятежникам. У них существует железный принцип: они обязаны воздержаться от действий, от которых могут пострадать другие люди. Авторитетный представитель криминального мира по имени "Лоту" Юнус направил своим "прогон", в котором запретил участвовать в мятеже.

- Могли ли Вы следить за происходящими в стране политическими процессами, находясь в тюрьме?

- Не вполне. Хотя по сравнению с прошлыми годами теперь возможности расширились. В каждой камере установлен радиоприемник, который ловит абсолютно все радиостанции, в том числе независимые. Поэтому нельзя сказать, что я был изолирован от происходящих в обществе процессов.

- В какой партии вы намерены продолжить политическую деятельность?

- Все это время, несмотря на нахождение под арестом, я оставался членом верховного меджлиса Партии Народного фронта. В то время, когда я был в тюрьме, в этой структуре произошли нежелательные процессы. Я не хочу признавать раскола этой мощной политической организации и намерен приложить все усилия, чтобы объединить всех прежних друзей в одной организации.

Правда, до меня доходят определенные слухи. Например, некоторые представители так называемых "классиков" говорят даже, что не знают Сиявуш Мустафаева. Это меня удивляет и волнует. Ведь у меня были прекрасные отношения со всеми от того, в какой стороне они сейчас оказались. Я - своими друзьями, и Али Керимова, и Фазиля Газанфароглу. Даже если сейчас Ариф Рагимоглу, которого я считаю одним из близких своих друзей, скажет, что не знает Сиявуша Мустафаева, я не имею морального права отвечать тем же. Как я могу забыть, что мать Фазиля Газанфароглу каждый день приходила ко мне, когда я был оперирован, собственными руками кормила меня как родная мать. Я не могу не пойти к Кюбре ханум (мать Ф. Газанфароглу). И уверен, что она мне очень обрадуется, поставит передо мной чашку чая. Вот тогда я и попрошу Кюбру ханум познакомить меня с Фазилем Газанфароглу, если он меня не знает.

- Может, в том, что Вы вышли на свободу, кто-то видит угрозу собственным интересам?

- Даже не знаю, что и ответить. Почему? У меня нет не только врагов, но даже оппонентов в Народном фронте, равно как и во всех демократических организациях.

Но после выхода на свободу я столкнулся с одним неожиданным обстоятельством. Ко мне приходят друзья, сподвижники - Али Керимов, Флора Керимова, Алмаз Мамедова и другие. Но, как ни жаль, среди них не было Арифа Рагимоглу, Ибрагима Ибрагимли, Микаила Рагимова, Али Шамилова, Сульхеддина Акпера и некоторых других. С этими людьми мы провели самые трудные времена, мы дружили семьями. Например, когда я услышал в тюрьме, что Ариф Рагимоглу перенес инфаркт, преодолев тысячу препятствий добился хотя бы того, что отправил ему письмо. Как получается, что тот самый Ариф меня не знает теперь. Несмотря на все это, я поеду сам к нему домой, представлюсь, скажу, что я Сиявуш Мустафаев, давай познакомимся. И также с остальными.

Но признаюсь, мне больно это видеть. Говорят, что некоторые на меня обижены потому, что так называемые "реформаторы" меня избрали членом верховного меджлиса. Но неверно приписывать это мне в вину. Могу тогда спросить: почему "классики" меня не избрали членом своего меджлиса?
Эти мелкие интриги меня не интересуют. Главная моя задача сейчас - участвовать в мероприятиях, посвященных годовщине смерти Абульфаза Эльчибея. Еще одной важной моей задачей является освобождение достойных ребят, которые остались в местах лишения свободы, если даже надо будет кого-то просить об этом.

- Выходит, Ваши соратники чуть ли не забыли Вас, когда вы находились в тюрьме?

- Не все, но абсолютное большинство - да. Если кто-то говорит, что волновался за судьбу Сиявуша Мустафаева, он говорит неправду. Однажды Гурбан Мамедов (брат генсека Демпартии Сардара Джалалоглу - ред.) во время разговора в тюрьме выразил удивление в связи с тем, что моя мать приходила за мной в тюрьму на маршрутном автобусе. Мне было неловко, когда он спросил: "Неужели ваша партия не способна выдать хотя бы одну машину для приезда твоей матери"?

Дело не только во мне. В исправительно-трудовых колониях находятся десятки наших сподвижников, идейных борцов. Им очень трудно, большинство больны. Многих из них никто даже не знает. Один из них - Юсиф бей несколько месяцев назад скончался во 2-й исправительно-трудовой колонии. Там есть "фронтовики", которые из-за нехватки еды и отсутствия лекарств находятся при смерти.

Никто в оппозиции даже не интересуется их судьбой, тем, как они живут, что едят. Ведь семьи этих людей, лишившись кормильца, тоже находятся в очень тяжелом положении. Есть такие семьи, которые не имеют возможности хотя бы один раз в год пойти в тюрьму, чтобы встретиться с родными. В Народном фронте не оказывается абсолютно никакой заботы заключенным, не говоря уже об их семьях. Тем не менее, я знаю, что в этой организации есть мои друзья, такие, как Али Керимов, Горхмаз Ибрагимов, Ариф Паша, Гудрат Гасангулиев.

В этой организации есть и такие друзья, как Мирмахмуд Фаттаев, Фазиль Газанфароглу, Микаил Рагимов, Ариф Рагимоглу, Али Шамилов. Они остаются моими друзьями. Если я высказываю критические замечания в их адрес, это вовсе не значит, что я могу перечеркнуть многолетнюю дружбу между нами. Это не означает также, что увидев их на улице, я должен отворачиваться и делать вид, что не знаю этого человека. То, что произошло в партии в годы моего пребывания в тюрьме, явилось следствием именно такого характера поведения. Это не политика, а тем более, это не то, чем может хвалиться мужчина. В лучшем случае такое поведение можно назвать детскими играми взрослых людей. Они так действуют, когда у них нет ровным счетом ничего. Что с ними станет, если придут к власти?

Э. Гарабалов
"Зеркало", 2001-08-22