Что международное сообщество может противопоставить насильственным исчезновениям людей?

Из материалов к выступлению на прошедшем 3-4 июля 2006 года в Москве в ходе "Гражданской Восьмерки" круглом столе "Террор, контртеррор и права человека", приуроченном к Международному дню жертв насильственных исчезновений.

Вынесенный в подзаголовок вопрос, - "Что международное сообщество может противопоставить насильственным исчезновениям людей?" - как нельзя актуален именно "здесь и сейчас".

Здесь, в России - потому, что исчезновения людей стали у нас в стране в последние годы одним из наиболее тяжких и массовых нарушений прав человека. За семь лет, начиная с 1999 года, в зоне вооруженного конфликта на Северном Кавказе после задержания сотрудниками силовых структур исчезли от трех до пяти тысяч человек. Сколько точно, не знают ни правозащитники, ни правоохранительные органы, которые вроде бы расследуют эти преступления. Да, люди исчезали в Чечне и до начала "второй чеченской войны". И именно пресечение похищений и "исчезновений" могло бы быть единственным поводом с самого начала назвать эту войну "контртеррористической операцией". Только вот после установления федеральными силами контроля над территорией мятежной республики число похищений и исчезновений людей резко возрасло, и теперь их совершают представители власти, государства, Российской Федерации - субъекта международного права, подписавшего разнообразные документы о правах человека. Создана и действует система "эскадронов смерти", секретные или незаконные тюрьмы, где к людей пытают, а в большинстве или во многих случаях казнят без суда.

Так вот, о документах. Тема доклада актуальна именно сейчас потому, что в прошлую пятницу, 30 июня, в в Женеве завершилась первая сессия Совета ООН по правам человека, и первым одобренным Советом документом стала "Конвенцию о насильственных исчезновениях". Конвенция эта была одобрена консенсусом, и теперь будет передана на одобрение Генеральной Ассамблеи.

Конвенция предписывает государствам принимать эффективные законодательные, административные, судебные и другие меры в целях предупреждения и пресечения актов насильственного исчезновения. Конвенция запрещает существование секретных тюрем и обязывает извещать семьи о судьбе их задержанных родственников.

Конвенция предусматривает создание специального Комитета по насильственным исчезновениям, который будет рассматривать жалобы частных лиц и доклады стран-участниц, - то есть государства, которые ратифицируют Конвенцию, будут отчитываться перед Комитетом о ее выполнении.

Не могу не процитировать статью пятую Конвенции: "Распространенная или систематическая практика насильственных исчезновений является преступлением против человечности, как оно определяется в применимых нормах международного права, и влечет за собой последствия, предусмотренные этими нормами".

Не правда ли, сильное утверждение? А дальше, в статье 6 - подробно об ответственности исполнителей и "вышестоящих начальников", о том, что "Ни один приказ или распоряжение, исходящие от государственного гражданского, военного или иного органа, не могут служить оправданием преступления насильственного исчезновения".

Почитайте, очень рекомендую - сильный текст, особенно в сопоставлении с нашей реальностью и при попытке применить к ней.

С вводом этой конвенции в действие, по сути дела, будет описана языком права значительная область современных вооруженных конфликтов и "контретеррористических операций", не описанная имевшимися документами международного гуманитарого права.

Так что же, Конвенция принята, а проблема - решена, и можно завершить мое сообщение?

Представляется, что, наоборот, - проблема пока лишь только сформулирована. Иначе за Конвенцию не стали бы голосовать представители стран, с которых с самих можно было бы спросить за исчезновения людей.

И дело не в том, что впереди - голосование по этой Конвенции на Генеральной ассамблее ООН. А потом ратификация Конвенции отдельными странами. Или не ратификация, а её затягивание... Просто между документами и правоприменительной практикой лежит огромная "серая зона". Сейчас эта "серая зона" освоена как раз теми, кто похищает, пытает и убивает людей.

Парадокс, но сама проблема "исчезновений" возникла именно как результат становления современной системы национальных и международного законодательства.

Никого особенно не волновало, если какой-нибудь барон бросал узника в "каменный мешок", или же человека отправляли на мучительную казнь. Или не барон, а монарх - вспомним "жезлоносца", weapontake из Виктора Гюго, из "Человека, который смеется". Он указывает на человека, и тот попадает в подземелье, в застенок, - в полном молчании, по заведённому порядку.

Но вот к двадцатому веку складывается система права с законами, адвокатами, с Красным Крестом. А так же со сталинской Конституцией и системой законодательства германского рейха.

В нацистском Рейхе люди исчезали в рамках операции "мрак и туман". В Советском Союзе арестованных осуждали "тройки" прочие внесудебные органы. Осужденные формально получали "десять лет без права переписки", что на самом деле означает расстрел. А в пятидесятые годы Франция в Алжире руками майора Оссареса создала систему "эскадронов смерти". Потом тот же Оссарес передавал свой опыт в Латинской Америке. И так далее, до нашего времени. До "машины смерти", работавшей все последние годы в Чечне. Или до "секретных тюрем" ЦРУ.

Что здесь общего? Вне сложившейся системы права, или же за ее фасадом создается параллельно действующий механизм, где к людям применяют то, что право формально запрещает. Государство при этом, остается "чистым" - никто ничего не знает, никто ни в чем не виноват, ничего не было. С другой стороны, все все про эту тайну знают, догадываются, - а, значит, боятся. Оказывается, можно одновременно выглядеть и прилично, и устрашающе.

Пытки, исчезновения, внесудебные казни прячут в "серую зону", не охваченную правом.

Есть, например, гуманитарное право, которое защищает участников вооруженных конфликтов, есть внутреннее право.

И вот задержанных в Афганистане ставят вне норм гуманитарного права и вне американской территории.

А печально известную тюрьму в Чернокозово объявляют "приемником-распределителем" для БОМЖей, для бездомных и беспаспортных.

Потом уже по телевизору нам показывали, как задержанных на вертолетах доставляли на военную базу в Ханкале, где по закону людей вообще держать нельзя, - а потом они "исчезали".

"Исчезновения" не всегда связаны с войной в Чечне. Там, если угодно, доведен до предела более прозаический, близкий и повседневный вариант - исчезновение человека на время, незаконное задержание, без оформления и адвоката, не связывая себя условностями уголовно-процессуального кодекса "оперативными" методами у человека получают все показания для фабрикации уголовного дела, о терроре или о чём-то ещё, и только потом легализуют их - человек будто вновь появляется ниоткуда, решив вдруг признаться в требуемых от него преступлениях. То, что делалось раньше как в нарушение уголоно-процессуального законодательства, теперь вообще выводится в "серую зону" за рамками легального следствия.

Но эта эффективность методов "эскадронов смерти", исчезновений людей, - на самом деле иллюзия. Исчезнувшие люди, по которым не справлен "социальный траур", в отличие от убитых и похороненных, присутствуют в сознании живых и влияют на их поведение. И в применение таких методов в "контртеррористической операции" это лишь умножает мобилизационную базу противника.

Что с этим делать?

Казалось бы, уже есть система национальных и международных документов и институтов, которые должны бороться с этой практикой.

Есть в России прокуратура, которая даже возбуждает уголовные дела по фактам похищения и "исчезновения" людей. В прокуратуре Чеченской Республике таких дел порядка двух тысяч. То есть, не в каждом случае родственники осмеливаются подать заявление в прокуратуру, и не каждое такое заявление прокуратура принимает. И на эти две тысячи дел - только один осуждённый офицер полиции.

Есть Европейский суд по правам человека, куда обращаются родственники исчезнувших. Такие люди порою тоже становятся жертвами "исчезновений", - как в апреле 2005 года жители села Дуба-Юрт Сайд-Хусейн и Сулейман Эльмурзаев.

Вроде бы законы есть - только результатов нет.

При этом, замечу, и в нацистской Германии, и в сталинском СССР всё это выглядело более законно и пристойно, что ли. По крайней мере, все дела оформлялись в рамках системы, в рамках действовавших неправовых законов. Оба режима считали себя почти что вечными, и не боялись суда. Замечу, что нечто подобное, попытки придать хотя бы символические признаки законности имело место в Белоруссии. Там, по странному совпадению, в дни "исчезновений" оппозиционеров из тюрьмы выдавали "силовикам" так называемый "расстрельный" пистолет. А потом возвращали. Без закона, а вроде и по закону.

Какой есть опыт противодействия?

Что же происходит теперь? Замечу, что в последние десять-пятнадцать лет проблема "исчезновений" людей здесь, у нас, в Европе осознавалась и как-то решалась.

Как мне кажется, оказалась актуальна идея Андрея Дмитриевича Сахарова: нарушения прав человека властями государства должны становиться для них проблемой политической.

В соседней с Россией Украине исчезновение одного журналиста, - Георгия Гонгадзе, - привело к осознанию: этот режим, режим Леонида Кучмы, терпеть нельзя. Это не просто "ворюги", но уже и "кровопийцы". Итог нам всем известен.

Власти другой соседней страны, Белоруссии, испытывают теперь значительные трудности, - не в последнюю очередь из-за "исчезновений" неугодных. Свою роль тут сыграла и деятельность белорусских неправительственных организаций, для которых пятеро исчезнувших - Гончар, Завадский, Захаренко, Карпенко и Красовский, - едва ли не главная объединяющая тема. Но не менее важна была и роль международных организаций, работа комиссии ПАСЕ ad hoc под руководством Сергея Ковалева и Христоса Пургуридеса. В итоге на ПАСЕ в октябре прошлого года был заслушан доклад об исчезновениях людей в Европе, приняты резолюция и рекомендации. Кстати, теперешнее осуждение Соединённых Штатов за "секретные тюрьмы" - продолжение того же процесса. Но для Белоруссии, повторяю, итог - изоляция режима.

Наконец, Балканы, бывшая Югославия, где в ходе конфликтов девяностых годов среди прошлых военных преступлений и преступлений против человечности "исчезновения" людей занимали не последнее место. Именно эти преступления и послужили причиной внешнего вмешательства и падения режима. Сейчас, кроме последствий политических, мы имеем и правовые - эти обвинения рассматриваются в Гааге. Но, что важно, имеет место осознание тяжести происшедшего и в самой Сербии. Когда весною этого года достоянием гласности стала видеозапись внесудебной казни, совершенной в Боснии в 1995 году, она транслировалась по национальному телевидению. Можно ли представить что-либо подобное в современной России?

Вопрос обычный - что делать?

Вопрос не сводится к существованию международных правовых норм или институтов как таковых. Необходимы активные действия для того, чтобы эти нормы были должным образом расшифрованы в национальном законодательстве и заработали.

Один пример: кого считать "исчезнувшим", "пропавшим без вести"? Некоторые российские функционеры выражали недовольство заявительным порядком, - по их мнению, это государственные структуры должны определять, кого называть "исчезнувшим", а кому из родственников отказывать. Развивая на национальном уровне нормы международные, можно ведь еще больше ущемить права жертв "исчезновений" - то есть членов семьи пропавшего без вести.

Это ведь очень сложно - помочь, по словам Пургуридеса, "народам тех государств, где исчезновения не только не расследуются властями, но ими же зачастую и организуются". Тут недостаточно комитетов и конвенций.

Необходимы активные действия как международных, как неправительственных, так и неправительственных организаций, чтобы противостоять насильственным исчезновениям людей. Пример - работа упоминавшейся комиссии ad hoc по исчезновениям в Белоруссии, вскрывшая многочисленные подробности, вроде того самого "расстрельного пистолета".

Другой пример - работа весьма скованного регламентами и конфиденциальностью работы на Кавказе европейского Комитета по предотвращению пыток.

Но необходима также и работа на месте неправительственных организаций, национальных и международных. Без этого тем, кто замешан в исчезновениях людей, обеспечена "зона полного покоя". Без этого просто не будет заявлений с мест, а комитетам, в которые государства будут представлять доклады, будет просто не с чем их соотносить.

Однако не менее важны и активные действия по развитию самого международного права, его применению к конкретным ситуациям. Контртеррор - это всегда соблазн выхода за рамки права, развязать себе руки, "потому что они тоже так делают". Соответственно, гуманитарное право должно охватывать эти "новые" ситуации.

Без такой работы документы права, национального или международного, мертвы - как было в гитлеровской Германии, или в сталинском СССР, без усилий уничтоженного в этих странах гражданского общества и при молчании сообщества международного.

Так что подписанная Конвенция - отнюдь не конец, а лишь начало пути.

30 августа 2006 года