6 октября, в канун годовщины со дня гибели Анны Политковской, в конференц-зале Международного общества  "Мемориал" прошел вечер, посвященный памяти журналистки.  Зал был полон. У большого портрета Анны стояли три розы - две красных и белая, как если бы она была жива.

Организаторами вечера выступили общество "Мемориал" и "Кавказский узел".

Встречу открыл председатель правления Международного "Мемориала" Арсений Рогинский. Он попросил почтить память Анны минутой молчания. "7 октября 2006 года была убита Анна Политковская. Это знаковый день для страны и, наверное, для каждого из нас.  Сегодняшний вечер мы назвали "Два года без Политковской".  Мы думали, как его провести, и решили, что лучший способ показать объем ее личности - говорить не столько о ней самой, сколько о судьбах людей, о которых она писала, и о проблемах, которые она поднимала, о ее темах и сюжетах".

В этом формате и выступали все участники вечера.

Руководитель Комитета "Гражданское содействие" Светлана Ганнушкина рассказала о своей первой  встрече с Политковской. Анна позвонила в "Гражданское содействие" в августе 1996 году с романтической идеей написать  о чеченских детях, которые пойдут в московские школы. Ганнушкина ответила журналистке, что по распоряжению мэра Лужкова учиться в столице могут только те дети, родители которых имеют в Москве регистрацию, по-старому говоря - прописку. "А у их родителей не только нет в Москве прописки, но и никакого представления о том, чем накормить своих детей на ужин. Идет штурм Грозного, люди бегут оттуда, и никто не встречает их ни в Москве, ни в других городах".

На следующий день Анна пришла в "Гражданское содействие" с деньгами для чеченских детей, собранными в редакции "Общей газеты", где она тогда работала, а вскоре появилась и ее первая статья на эту тему. "Так началось наше сотрудничество, и так началась Чечня Политковской".

Потом было много общих тем - судьба бакинских беженцев, сначала расселенных в московской гостинице, а потом выселяемых неизвестно куда; расстрел 20 мальчишек в Хасавюрте, которых насильственно переодели и вложили им в руки патроны, чтобы они изображали юных "боевиков"; судьбы братьев Муходиевых, правозащитников Османа Болиева и Заурбека Талхигова и многие другие, которыми Светлана Ганнушкина и ее комитет занимаются до сих пор.

Сотрудник Правозащитного центра "Мемориал" Александр Черкасов говорил о похищениях людей представителями силовых структур в Чечне и Ингушетии. Во вторую Чеченскую войну эта тема стала для Политковской основной - ее рубрика так и называлась: "Люди исчезают". По выражению Черкасова, Политковская стала "главным ходатаем по исчезнувшим". По оценкам "Мемориала", за семь лет в Чечне пропало без вести от 3 до 5 тыс. человек. "Семь лет писать об одном и том же! А может ли это что-нибудь изменить? Как оказывается, может".

Через три месяца после смерти Анны произошел радикальный перелом - число похищений внезапно сократилось на порядок, в 2007 году исчезло "всего" 28 человек и столько же - за девять месяцев 2008 года. Рамзан Кадыров дал "стоп-сигнал": людей не похищать. Реальной причиной этого приказа был конфликт федеральных и местных силовых структур, на "кадыровцев" уже готовились судебные дела. Чеченский лидер в свою очередь повел наступление на федеральное учреждение в Грозном - ОРБ-2 - Оперативно-разыскное бюро, а в действительности незаконную тюрьму, печально знаменитую жестокими пытками людей. Симптоматично, что в разборках между силовиками использовалась правозащитная лексика - те и другие обвиняли друг друга в  нарушении прав человека. При всей сомнительной искренности этих обвинений, преступлений стало меньше. "Из главной черной дыры на Кавказе Чечня превратилась в рядовую черную дыру, такую же, как другие, в отношении похищений и пыток".

 "Анна Степановна действительно сделал многое, для того чтобы искоренить страшную практику похищения людей на Северном Кавказе, - продолжила тему представитель ПЦ "Мемориал" в Ингушетии Екатерина Сокирянская. - Правда о насильственных исчезновениях настолько вредила имиджу Российской Федерации, что от нее постепенно стали отказываться.

Но - появились новые методы антитеррора, такие как фабрикация уголовных дел. Человека похищают на какое-то время, пытают, пока он не даст признательных показаний, после чего он обнаруживается - живой, в местах предварительного заключения. Дело передается в суд и на базе этих признательных показаний человека осуждают на долгие годы. Это медленное и мучительное уничтожение в тюрьмах, вдали от посторонних глаз.

Расцвет фабрикации уголовных дел пришелся на 2005-2006 годы, конвейер заработал в Чечне, Ингушетии, Дагестане, Кабардино-Балкарии, и Анна Степановна с жаром взялась за эту тему. Очень много она писал об Оперативно-розыскном бюро - ОРБ-2 в Грозном, об известной следственной группе Генеральной прокуратуры по расследованию дела о нападении на Назрань под руководством Константина Криворотова - через эту группы прошли десятки, а может, и сотни людей, которых страшно пытали при фальсификации уголовных дел по терроризму.

Незадолго до смерти Анны Степановны этого самого Константина Криворотова, "непотопляемого авианосца российской прокуратуры", как его называла Политковская, отстранили-таки от должности и начали служебное расследование по фактам фальсификации. Это служебное расследование ни к чему не привело, но деятельность данной следственной группы сегодня прекращена.

(- Знаете, на кого заменили Криворотова? - вставил реплику А. Черкасов. - На следователя Александра Солженицына! Не Александра Исаевича, разумеется...)

В ОРБ-2 тоже больше не пытают. Наверное, эти две новости порадовали бы Анну Степановну.

Громкое дело группы "Джамаат", о котором Политковская написала несколько статей, развалилось в суде вскоре после ее гибели. Дело было раскручено той самой следственной группой Криворотова в рамках бесланского расследования - якобы эта группа была резервной при нападении на Беслан. Лидер группы Идрис Матиев был действительно членом НВФ ["незаконного вооруженного формирования"]. Его страшно пытали, он оказался слабым и оговорил многих лиц, которые были ему известны, или были неизвестны, или были известны, но он не имел с ними преступных связей. В общей сложности он дал признательные показания на 50 человек только в Ингушетии.

На основе его показаний начались массовые аресты и, в частности, появилась эта группа "Джамаат", состоящая из 7 человек. О том, что с этими людьми делали на предварительном следствии, я говорить не буду. О том, какие доказательства вины фигурировали на суде, кроме выбитых показаний, наверное, можно судить по приговорам. Самому "страшному" бандиту - Идрису Матиеву - дали 4,5 года. Остальные получили по 1-1,5 года. Трое из этих молодых людей уже на свободе, один из них - молодой экономист Богатырев, которого очень сильно пытало предварительное следствие, сразу покинул страну, а благодаря статьям Политковской он моментально получил статус беженца в одной из европейских стран. Другой, Хасан Ибиев, был в "Мемориале" и просил защитить его от преследований.

Дело в том, что, после того как людей освобождают в зале суда или они получают незначительные сроки, слежка за ними обычно продолжается - очень часто это приводит к повторным задержаниям и арестам, а иногда даже расстрелам. Главный герой этой истории - Идрис Матиев, оговоривший 50 человек, - все еще сидит; в течение двух лет он "гастролирует" по республикам Северного Кавказа - его этапируют из одного города в другой, где идут процессы  людей, которых он оговорил, и он там дает показания. Правда, сейчас он от прежних показаний отказывается, объясняет, что они даны под пытками, и каждый раз "Мемориал" предоставляет ему адвоката, для того чтобы его не били больше и чтобы он мог опровергнуть свое прежнее вранье.

Сегодня фабрикаций уголовных дел на Кавказе стало намного меньше, потому что дела, подобные "Джамаат", разваливались в судах. Адвокаты работали хорошо - Анна Степановна много об этом писала, и присяжные не доверяли признательным показаниям и оправдывали подсудимых.

Но, тем не менее, тактика "контртеррористических операций" снова сменилась. За последние полтора года мы наблюдаем новую тенденцию - теперь подозреваемых в участии в незаконных вооруженных формированиях просто расстреливают при задержании. По данным "Мемориала", в Ингушетии в прошлом году сотрудниками силовых структур было убито 26 предполагаемых боевиков. По утверждениям свидетелей, только трое из убитых оказывали сопротивление.  Остальных просто так расстреляли на месте. С января по август этого года убито так же 26 человек, подозреваемых в участии в НВФ и, как минимум, 20 из них не оказывали сопротивления, не находились в розыске и жили открытой жизнью. Победив одно зло, мы, по сути, породили другое.

Однако чтобы закончить на оптимистической ноте, хочу рассказать о деле тогда 47-летнего жителя высокогорного чеченского села Зумсой Мехди Мухаева.

Он отец пятерых детей, его жена умерла при родах во время "зачистки" - ее было невозможно вывезти из блокированного села и она погибла. В 2005 году он потерял еще своего брата Ваху Мухаева и племянника, 15-летнего Атаби Мухаева, которого похитили военные.  16 января 2005 года село бомбили, высадился десант, военные отобрали у жителей все ценности из домов и задержали четырех жителей, в том числе Ваху Мухаева и его сына-подростка, посадили в вертолет и улетели в неизвестном направлении.

После этого были еще две облавы, а в июле был убит глава администрации Зумсоя, и тогда жители решили покинуть этот населенный пункт. Селение, возникшее в Х веке, полностью опустело. Жители, и Мехди с семьей, переселились в соседнее село Мушкалой, где проживали в вагончиках. И вот перед Новым Годом в 2005 году Мехди Мухаев погнал скот, чтобы продать его на рынке, остановился на ночь у родственников в поселке, где его и забрали. Посадили в машину и человек исчез. В течение 15 дней его не могли найти.

А потом он обнаружился - живой, в СИЗО города Грозного. К нему допустили нашего адвоката Зарету Хамзатханову. Он был очень плох, с трудом передвигался, с трудом говорил, с трудом дышал, оглох на одно ухо - его били по одной части головы и он потерял слух. Был весь в гематомах и жаловался, что у него отбиты легкие и почки. По словам сокамерников, он сутки пролежал без сознания; у него из рта шла пена и все думали, что он до утра не доживет. Увидев нашего адвоката и узнав, что она из "Мемориала", он робко спросил: "Можно я всё расскажу?" - и рассказал об 11 днях ужаса в Шатойском РОВД, потом о еще 10 днях ужаса в ОРБ-2 города Грозного.

Впоследствии оказалось, что Мухаева оговорил другой житель этого Итум-Калинского района Иса Гамаев, которого пытали в течение двух месяцев в Хасавюрте и на Ханкале, причем вводили иглу в почки и пускали электроток, то есть не "признаться" было невозможно. Гамаев признался в том, что будто бы участвовал в четырех нападениях на военнослужащих, а также оговорил Мехди Мухаева. Но по удивительному недотяпству следствия Гамаева и Мухаева посадили в одну камеру. Всю ночь Гамаев плакал и извинялся перед Мухаевым за то, что по слабости его оговорил. Разобравшись во всей этой ситуации, "Мемориал" пригласил адвоката и для Гамаева.

И вот сидим мы в Грозненском офисе - звонит Политковская: "Об этом надо срочно писать!" Мы боимся: "Мухаев очень немолодой, у него больное сердце, он больше не выдержит пыток.  А ваша статья их страшно обозлит". Она кричит: "Вы понимаете, что хуже ему уже не будет? Сейчас ему может помочь только публичность. Дайте мне немедленно его адвоката!" Я передаю трубку Зарете Хамзатхановой, которая сначала краснеет, потом бледнеет, потом покрывается пятнами и говорит: "Пишите, Анна Степановна". Кладет трубку, закрывает лицо руками и говорит: "Страшно!" Действительно, страшно. Ночью мы не спали, на следующую ночь - спали, но с тревогой, все очень переживали за этого человека.

Через день уже у всех работников СИЗО была в руках статья Политковской. Следователь Петухов встретил Зарету Хамзатханову бурый от злости. Мухаева побили, но не сильно, он это вынес. Затем была еще одна статья Политковской, после которой подрывы, убийства, теракты из обвинительного приговора пришлось снять. Кроме того, адвокаты выяснили, что из тех четырех эпизодов, которые взял на себя Гамаев после зверских пыток, двух вообще не было в помине, он их придумал - их не было в оперативных сводках. А по двум остальным у него было железное алиби. Дело передали в суд по самой легкой статье - 208 (участие в НВФ) и даже по этой статье никаких доказательств не было. Мухаеву дали 8 месяцев, Гамаеву дали год. И после освобождения судьба Мухаева сложилась довольно благополучно. В течение года он лечился, мы возили его к кардиологу, урологу, договорились, чтобы его положили в горбольницу, но он оттуда сбежал в свои горы - лечиться медом и травами. Через год он женился на молодой и очень приятной женщине из села, у него родился сын Муса. Теперь у Мухаева три мальчика и три девочки.

В феврале 2008 года Зумсой был включен в правительственную программу восстановления, были завезены стройматериалы, месяц назад там была открыта мечеть, сейчас строится школа, и Рамзан Кадыров обещал, что построит 10 домов для многодетных семей. В Зумсой собираются провести свет, которого там не было никогда. Можно будет завести телевизоры и холодильники. К сожалению, месяц назад Зумсой снова бомбили из "града" и снова высаживался десант. А брата Мехди Ваху и племянника Атаби никто так и не видел, с тех пор как их посадили в вертолет в январе 2005 года и увезли неизвестно куда. Дело Мухаевых сейчас находится в Европейском суде и юристы "Мемориала" ведут по нему переписку".

Сотрудница Правозащитного центра "Мемориал" Ольга Трусевич говорила об участии Анны Политковской в установлении правды о жертвах операции по освобождению заложников на спектакле "Норд-Ост" и сегодняшнем состоянии дела. При штурме театрального центра на Дубовке в октябре 2002 года 125 человек погибло в результате применения спецназовцами специальных средств, многие люди на всю жизнь остались калеками. Политковская писала статьи о каждом из погибших: имя, фамилия, ряд и место в зале, что произошло с человеком. У нее был еще длинный список, кого из родственников погибших нужно обойти, но он так и остался нереализованным.

Адвокаты Игорь и Людмила Труновы увели дело от расследования вопроса, кто виноват в гибели людей, в сторону требования материальных компенсаций для потерпевших. Сейчас Труновых сменил Павел Финогенов, брат одного из погибших; он и еще ряд адвокатов обращаются в следственный комитет и Генеральную прокуратуру с требованиями повторных расследований и экспертиз. Общество "Норд-Ост" принимает много усилий, чтобы вернуть внимание общества к этому процессу, но противодействие силовых структур слишком велико, а общество в целом слишком пассивно.

Темой выступления журналистки радио "Свобода" Кристины Горелик, работавшей с Анной Политковской в эфире по многим темам, стало дело Владимира Букреева - судьи, вынесшего обвинительный приговор полковнику Юрию Буданову за убийство 18-летней чеченской девушки Эльзы Кунгаевой.

"Мы с Анной сделали несколько передач на эту тему, и буквально за неделю до гибели она встречалась с Букреевым, чтобы взять у него копию материалов дела. На воскресенье 7 октября у них была назначена встреча для взятия интервью.  Большой материал, предназначенный для "Новой газеты", так и не получился. Но я надеюсь, что СМИ еще будут возвращаться к этому делу - оно заслуживает гораздо большего внимания.

Коротко напомню сами обстоятельства. В августе 2006 года я делала программу по инициативе адвокатов Букреева. Мне позвонила адвокат Елена Орлянкина, которая сказала, что в отношении Букреева начаты следственные оперативно-розыскные мероприятия органами военной контрразведки. Я, естественно, заинтересовалась, потому что прекрасно помнила, как Букреев под беспрецедентным давлением выносил обвинительный приговор Юрию Буданову. Буквально через несколько месяцев было начато следствие против него. В момент звонка Елены Орлянкиной над ним нависла угроза ареста. Мы сделали серию интервью, я привлекла известных правозащитников. И глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, и руководитель   движения "За права человека" Лев Пономарев однозначно говорили, что это преследование - месть военных за приговор своему сослуживцу.

Если посмотреть материалы дела, то видно, что все обвинение строится на показаниях двух коррумпированных военных из прокуратуры и нескольких ксерокопий стодолларовых купюр, номера которых совпадают с теми, которые якобы должны были дать при взятке. История совершенно мутная, потому что во взятке Букреева не обвиняют. Взятку должны были дать за рассмотрение дела, которым он вообще не занимался, это было дело другого судьи.

Тем не менее, спустя месяц после гибели Политковской Букреева арестовывают. Он находится в следственном изоляторе в течение восьми или девяти месяцев. За это время дело обрастает 44 томами, по нему проходит около 70 свидетелей.

У Букреева, кстати, группа инвалидности, которую в следственном изоляторе упрямо не замечают. В тот момент он подтвердить ее бумагами не мог и остался без необходимого лечения. И вдруг в августе 2007 года Верховный суд принял судьбоносное для судебной системы решение - он удовлетворил просьбу Генеральной прокуратуры изменить подсудность по уголовному делу. Дело перенесли из Северо-Кавказского округа в Московский гарнизонный военный суд. Самое интересное: суд согласился, что ни один судья Северного Кавказа не способен беспристрастно рассматривать это дело, поскольку в этом регионе Букреев пользуется огромным авторитетом. 20 лет безупречной службы, награды за профессиональную деятельность - и ни одного отмененного вышестоящей инстанцией приговора, ни обвинительного, ни оправдательного. Кстати, на предварительном слушании органы следствия пытались выяснить, сколько оправдательных приговоров он вынес - что, наверное, правозащитники могут рассматривать как подтверждение преследования за профессиональную деятельность.

После переноса дела в Москву туда был вынужден переехать и подследственный, которому никто не оплачивает ни жилья, ни содержания - Букреев на собственные средства снимает квартиру и сам питается. 68 свидетелей тоже должны приезжать из Ростова-на-Дону или Краснодара. Если свидетелей приглашает суд, он оплачивает им дорогу и проживание, а если их вызывает защита, то они должны искать средства сами; суд может оплатить им только 550 рублей в сутки, понятно, что за такие деньги ни в какую гостиницу не попадешь.

В конце я процитирую собственные слова Владимира Букреева, которые он написал, отвечая на мои вопросы: "Каковы, по Вашему мнению, Ваши шансы на успех в этом деле? Шансы минимальные. Это если не строить иллюзий. Сторона обвинения - те лица, кто стоял у истоков преследования, - придают делу характер борьбы с коррупцией. С этой целью задействуются и средства массовой информации. В одной из публикаций, где красочно и, надо заметить, с использованием лжи, предавались возмущению, что военный суд освободил военного же судью из-под стражи.

Дело было определено как имеющее политический смысл". (Здесь речь идет о том, что когда Букреева переводили с Кавказа в Москву, через несколько дней его освободили из-под ареста - это, наверное, единственный положительный момент во всей истории.) "Но все равно надеюсь.  Я знаю, что никакого преступления не совершал. Знают это и очевидцы, они об этом суду уже показали. Председательствующий по делу - человек умный и критичный, правда, порой кажется, что критика воспринятого им в процессе уж слишком однобокая. Мы в таких случаях открыто возражаем против действий председательствующего. Бороться за свою честь буду, сколько хватит сил. Близких прошу быть готовыми к худшему".

Как я понимаю, если вступит в силу обвинительный приговор, Владимиру Букрееву с его степенью инвалидности грозит от 5 до 10 лет лишения свободы.

Что касается Юрия Буданова, он сейчас отбывает наказание в колонии в Ульяновской области. В феврале 2007 года он подавал очередное прошение об  условно-досрочном освобождении, но суд Ульяновской области ему отказал. Он должен выйти на свободу в 2010 году".

Несколько слов о том, как живет редакция "Новой газеты" после ухода Политковской, произнесла ее коллега Галина Мурсалиева - их рабочие места были рядом. "Тележурналистка, снимавшая у нас сюжет об Ане, спросила с ноткой возмущения: почему за Аниным столом сидит другой человек? Так получилось. Сейчас за ее столом сидит молодой человек, которого в свое время Аня и привела. Поначалу ему тоже было тяжело сидеть на этом месте. Нам кажется, что постепенно его перо становится ярче и ярче. Может быть, и место влияет?"

"То, что она делала, это была не просто журналистика, - сказал председатель Российского "Мемориала" Сергей Ковалев. - Это была ее святая война против того, что она ненавидела".

И как бы в подтверждение прозвучали собственные слова Анны Политковской с видеозаписи, фрагменты которой демонстрировались в течение вечера: "Ты не знаешь, что делать, когда ты вышел из дома, из подъезда... Я думаю об этом следующее: что риск является частью нашей профессии. Он не является частью профессии учителя, врача. Но нашей - является! Мы должны быть готовы. Поэтому я считаю, что журналист должен смотреть с открытыми глазами на то, что это может быть. Не пугаться, не плакать. Главный вопрос в другом: что меняется от того, что мы написали ту или иную статью и даже пострадали из-за нее? Изменилось ли что-то в нашем обществе в лучшую сторону?"

Завершая вечер, председатель Международного "Мемориала" Арсений Рогинский сказал: "Анну Политковскую убили в первую очередь для того, чтобы прекратить ее работу. Мне кажется, сегодняшний вечер доказывает - убийцам не удалось достичь желаемого. Ее работа продолжается".

Напомним, обозреватель "Новой газеты" Анна Политковская, была застрелена 7 октября 2006 года в подъезде дома на Лесной улице в Москве. Последнее в ее жизни интервью, данное почти за час до убийства корреспонденту "Кавказского узла", было посвящено чеченской тематике, а именно - карьерной перспективе тогдашнего премьера и нынешнего президента Чечни Рамзана Кадырова.