События в Чеченской Республике последних десятилетий обусловлены не только и не столько политико-экономическими факторами местного, общероссийского и международного уровней, сколько динамикой этносоциальных и этнополитических процессов в собственно чеченской среде. Последние могут быть охарактеризованы как возникновение новой этнополитической доминанты Кавказского региона.

Истоки и предпосылки указанных процессов правомерно связывать с изменением природно-географической зоны проживания основной массы населения, начавшимся на рубеже позднего средневековья и нового времени и растянувшимся до второй половины XX в. Имеется в виду переселение большей части чеченцев с гор на равнинные земли Северного Кавказа. По сравнению о другими народами региона, которые переживали и переживают схожие процессы, "чеченский вариант" переселения горцев на равнину имеет существенные отличия: большой временной интервал и относительную завершенность процесса к настоящему времени (ср.: переселение в позднесредневековый период значительной части адыгского этнического массива на территорию современной Кабарды и последовавшее за этим возникновение мощной, по региональным меркам, государственно-политической системы кабардинского общества; переселение на равнину горцев Дагестана, масштабно развернувшееся только â XX в. и "отягощенное" проблемами межэтнического взаимодействия на вновь осваиваемых территориях). Пик переселенческого движения чеченцев (и ингушей) пришелся на XIX-XX вв. и совпал с включением Кавказского региона в орбиту политической жизни России.

Сложные отношения России с горцами в XIX в., помимо прочего, определялись встречной направленностью движения обеих сторон с целью экономического освоения северокавказских степей в целом по одинаковой модели хозяйствования (пашенное земледелие и отгонное скотоводство).

Создание в Чечне в середине XX в. (после депортации) своеобразной "зоны оседлости" (запрет на восстановление большей части горных селений) вызвало существенные перемены, в местном обществе - дальнейшее разрушение тайповой системы, рост общечеченского самосознания и др. Вопреки перипетиям судьбы и во многом благодаря смене занимаемой этносом природно-географической "ниши", стал возможен демографический рост населения, сделавший чеченцев самым многочисленным народом Северного Кавказа. В результате чеченский этнос (или в расширенном значении - вайнахский этнос) обрел новый импульс этнополитического развития.

В конце 1980-х годов в Чечне стал популярным лозунг "Нас ? миллион", подразумевавший лидирующее положение чеченцев на Северном Кавказе и умозрительно предоставлявший им право на ведение политических диалогов с позиции силы. Едва ли не постоянная на протяжении последних столетий конфронтация с "внешним миром" в лице России и ее правопреемников формировала идеологическую основу консолидационных процессов. Идеологическую опору отмеченные процессы стремились и стремятся также найти в "мифологическом" обеспечении национальной идеи через использование образа тотемного предка ? волка (борз), в разыскании исторических связей с легендарными народами прошлого ? сарматами, хеттами и др., в идее национального героя, наконец, в религии. Поиск в этом направлении за полтора столетия привел к формированию нескольких суфийских братств и явно не окончен.

Анализ перечисленных данных подводит к выводу, который, используя теорию и терминологию Л. Н. Гумилева, можно сформулировать как вспышку этногенеза с присущими ей пассионарным напряжением, формированием своеобразного этнического поля и т. п. Такая вспышка не бывает одномоментной, но растягивается на определенный исторический период, переживая известные фазы развития. Схожее состояние в средневековый период, очевидно, пережили на Северном Кавказе предки современных адыгов и аланы-осы.

Явления, отмечаемые ныне в Чечне, сравнимы с хорошо известными по истории средневековья и нового времени процессами образования молодыми формирующимися нациями собственных государств. Экстремизм политических заявлений и действий, активная внешняя политика, деятельность, направленная на объединение территорий и родственных народов (призывы к ингушам и народам Дагестана), идеологическое обеспечение данной политики и многое другое, что наблюдалось в Чечне с конца 1980-х годов и продолжается по настоящий момент, во многом напоминают, в частности, процесс формирования древнерусского государства.

Указанные процессы - явления формационные, отмечающие качественные преобразования системообразующих основ функционирования этнополитического организма. Они болезненны для переживающего их общества, но такое же воздействие они рефлекторно оказывают на соседей. Все это объясняет жесткую конфронтацию чеченского общества с федеральным центром, а в его лице - с Россией в целом. Не менее очевидно и другое, а именно - отягчающее ситуацию внутри и вокруг Чечни бремя социокультурных стереотипов, сложившихся в предыдущих условиях жизнедеятельности этноса.

12 апреля 2000 г.