Проблема связи положений корана-шариата (как правового источника) с обычным правом на Кавказе, исследованная еще дореволюционными авторами (М. М. Ковалевский, Ф. И. Леонтович и др.), в последние годы наполнилась новым содержанием. Связь обычного права с "потестарностью" (Ю. В. Бромлей) - внутренним властным устройством, а также его влияние на "высокую" государственную и международную политику стали предметом новых исследований.

Не раз отмечалось, что обычное право, при всем внешнем сходстве, очень разнопланово и разнородно. У мусульман-ханафитов среди адыгов под "адатом" понимался своеобразный кодекс чести (признаваемый и моздокскими кабардинцами-христианами), у кочевников-тюрок - доисламские обычаи и пережитки ордынских ("яса, джаса") порядков, у шафиитов-вайнахов и аварцев, даргинцев и др. (включая мюридов) - предания и согласованное мнение старейшин.

Оказывая влияние на кавказо-причерноморских мусульман, Османская Турция всячески пропагандировала идеи "шариата" как сплачивающего фактора. Известен султанский документ от XVII в. с предписанием ногайцам "отказаться от своего поганого обычая, именуемого торэ, и следовать постановлениям шариата".

На позиции "шариатизма" перешел, строя свое исламское протогосударство в Аварии и Чечне, имам Шамиль в 30-50-х годах XIX в., как и весь возглавляемый им мюридский (военно-суфийский) вирд Накшбендийя. "Шариат" в дальнейшем понимался как синоним "Корана", "ислама вообще". Впоследствии "шариатская колонна" горцев активно сражалась за власть Советов вместе с Красной армией.

Напротив, оппозиционный, после примирения Шамиля с Россией, вирд "Кадирийя" больше исходил из местных, "адатных" порядков. Восстановленная в ходе выселения и активизировавшаяся при Д. М. Дудаеве радикальная часть "Кадирийи" продолжала эту линию. Воинственный культ волка ("борз") можно рассматривать как часть местной, синкретичной символики.

Новый "шариатизм" в конце 1980-х - нач. 90-х годов был связан с популярностью "хаджа", тенденцией подражать "первичному" арабскому исламу и своеобразной трактовке "джихада" как войны-"газавата", стремлением к "халифату" - исламскому государству. Эти тенденции могли перекликаться или даже совпадать ("Англо-Индийским Кавказом" назвал известный тюрколог Н. А. Аристов Афганистан еще на рубеже XIX-XX вв.). То были уже отголоски мирового исламского движения к "политизированному обновленчеству" в религии (в разных странах "братья-мусульмане", "муджахеды", "мухмины", иначе - "ваххабиты" и т. д.). На пространстве СНГ крупным первым шагом в этом направлении было создание в Астрахани на подпольном съезде дагестанских, московских и таджикских лидеров (г. Кизил-Юрт, 9 июня 1990 г.) "обновленческой" Исламской партии возрождения "Нахдат".

Просматривались связи инициаторов с некоторыми радикальными кругами в Саудовской Аравии - отчасти в Афганистане. Назревали противоречия между традиционными мусульманами разных регионов (включая мюридов на Северо-Восточном Кавказе) с "обновленцами", неверно называемыми "ваххабитами" ("саудитами"), либо "ханбалитами". В Астрахани на базарах стычки приезжих из-за торговых мест нередко трактовались как противостояние "ваххабитов" и "тарикатистов". Кровавое столкновение произошло на кладбище 12 мая 1997 г. в селении Чабанмахи Буйнакского района Республики Дагестан (См.: Саудовские идут! (российские талибы) // Коммерсантъ. 1997. ? 31. С. 20-21), где стороны не сошлись в "местных" и "классических" трактовках исламского погребального обряда. Все усугублялось соседством Чечни и отразилось в боевых действиях на территории Дагестана в сентябре 1999 г.

В самой Чечне с традиционной партией в исламе, представленной президентом А. А. Масхадовым, выражала частые несогласия радикальная часть политиков, выступавших за "шариатизм". Под ее давлением был принят "Шариатский уголовный кодекс" республики, развернута сеть средневеково-жестоких "шариатских судов". Некоторые указы президента А. А. Масхадова были направлены против такого "шариатного обновленчества". А Госсовет (парламент) Дагестана вообще в середине сентября 1999 г. принял Закон "О запрете ваххабизма и иной экстремистской деятельности на территории республики".

Такие меры небезупречны, поскольку начала обычного права и ислама переплетены в быту людей. Однако перед нами - два типа отношения к исламской культуре (как правовой, так и бытовой): одно идет от местного, этнического традиционализма, другое - от "фундаментальной чистоты" духовного учения или его понимания как такового.

Сложно просматривать перспективу, ведь и реформы патриарха Никона на Руси были насквозь "обновленческими", одержав принципиальную победу. Ясно только, что разногласия в аспектах вероучений не должны использоваться как предлог для боевых столкновений или распространяться насильно. В остальном историко-религиоведческий анализ заменяется здесь конкретно-социологическим и конфликтологическим.

12 апреля 2000 г.