Одна из современных особенностей ислама состоит в том, что он переживает ревивалистский и демографический взрыв, часто способствующий дестабилизации общественной ситуации в исламских государствах и их отношений с соседями. Число сторонников этого вероисповедания, судя по некоторым источникам, достигло 1 млрд 300 тыс. человек. Кроме того, удельный вес и роль мусульманских стран в мировой экономике и политике постоянно возрастает. В арабо-мусульманских цивилизациях заново происходит утверждение собственных фундаментальных ценностей, специфических культур, в том числе и религиозной. Этот своего рода "мусульманский ренессанс" в исламе протекает через отрицание ценностей западной культуры.

Если придерживаться достаточно умозрительной концепции американского исследователя Самуиля Хантингтона, то следствием исламского возрождения должно стать столкновение мусульманской и христианской цивилизаций1. Однако данный прогноз не безукоризнен. С нашей точки зрения, столкновение цивилизаций или стран даже со значительно разными духовно-культурными системами само по себе никогда не происходило и не может произойти. Оно возможно в том случае, если в этом заинтересованы конкретные группы людей, преследующие корыстные цели или выполняющие социальный заказ сильных мира сего.

Всякие возрожденческие тенденции в обществе не могут не сопровождаться как радикалистским вызовом, так и сопротивлением консерватизма. В этом отношении не является исключением и ислам, в котором процесс возрождения ныне сопровождается крайними радикальными тенденциями, часто проявляемыми в антисоциальных действиях. В то же время радикализм в исламе встречает сопротивление у традиционалистов, придерживающихся сложившейся формы вероисповедания. Проблема изучения радикализма в исламе ныне становится одной из неотложных задач. В исламоведческих штудиях существуют разночтения в вопросе интерпретации и понимании этой проблемы. В частности, радикализм в исламе отождествляется с фундаментализмом или же рассматривается как форма его практического проявления. Однако ситуация нс столь однозначна, и такой подход достаточно спорен. Свою же точку зрения, не претендующую на окончательное решение, мы изложим в контексте исламского ревивализма в регионе Северного Кавказа.

Возникновение радикалистских течений в исламе происходило либо по причине внутримусульманского политического и духовного кризиса, либо как следствие негативной реакции против экспансии западных материальных и духовных ценностей в мусульманские страны и особенно как реакция на американский образ жизни, навязываемый последователям ислама.

В истории ислама известны случаи внутрирелигиозных расколов, происходивших из-за борьбы за власть, стремления более глубже осмыслить Коран (или аллегорически интерпретировать его каноны), Сунну пророка или же из-за попыток реформировать ислам в соответствии с современностью. Можно сказать, что этим и объясняется образование суннитского и шиитского направлений в исламе, таких религиозно-философских течений, как калам, мутазилизм и суфизм, а также различных сект, ваххабитского движения и реформаторских тенденций. Все они так или иначе являются следствием протеста против ортодоксального ислама. Мусульманские протестные группы и их лидеры навязывали ортодоксии полемику по новой интерпретации фундаментальных проблем ислама, что приводило к идейному расколу и физическому столкновению противоборствующих сил. Нередко многие радикалистские направления для утверждения собственного понимания в религии прибегали к крайним средствам, экстремистским действиям вплоть до терроризма.

В строго научном плане существует различие между фундаментализмом и радикализмом, не говоря уже о различии между фундаментализмом и экстремизмом. Четкое различие между указанными терминами проведено в ныне забытых работах блистательного отечественного исследователя арабо-мусульманской философии Артура Сагадеева. Во многих российских публикациях эти термины отождествляются, а в термин "исламский фундаментализм" вкладывается крайне негативное содержание. Их авторы либо не знают работы А. Сагадеева, либо намеренно проводят линию отождествления данных терминов, очевидно, с целью представить весь ислам в качестве феномена антикультуры, фактора угрозы обществу. Полагаю, подобный общий взгляд на ислам в условиях России, где более 10% граждан относят себя к мусульманам, более чем неосторожен.

Следуя европейским терминологическим стандартам, можно считать, что "исламский радикализм" - явление более светское (политическое), нежели духовное (религиозное), в то время как исламский фундаментализм - явление сугубо религиозное и ни в коей мере не политическое, и оно не имеет отношения к экстремизму.

В мыслительной культуре ислама выражения "исламский фундаментализм", "исламский радикализм" не только не применяются, но и вообще отсутствуют. Фундаментализм в исламе это нечто иное, нежели его современные интерпретации. Арабским аналогом фундаментализма является термин "усул ад-дийн", означающий "корни, основы, фундамент"2. Поэтому исламский фундаментализм надо понимать как учение об основах ислама. И не более того. Исламский фундаменталист - не экстремист, не бомбист, а теолог, занятый изучением, осмыслением и развитием учения об основах ислама. И он меньше всего задействован в политических процессах.

В отечественном, да и не только в отечественном, исламоведении складывается парадоксальная ситуация: чтобы понять то или иное явление в исламе, используется терминологический аппарат, сложившийся вне мыслительной культуры ислама, а точнее - в западно-европейской ориенталистике. Безусловно, между арабо-мусульманской и западно-европейской культурами в историческом аспекте существует немало общего. Достаточно вспомнить благотворное воздействие ислама на средневековую Европу, придавшее мощный социо-культурный импульс европейцам. Однако рассмотрение определенной внутренней проблемы ислама с позиций высокомерного "европоцентризма" не дает адекватного понимания его сути ввиду изначальной идеологической заданности этого методологического ориентира. Вместе с тем ограниченность и неразработанность форм методологического инструментария в "мусульманском" исламоведении вынуждает применять современный терминологический аппарат, сложившийся в науке.

Если зарубежный мусульманский мир и западные страны давно сталкивались с исламским радикализмом, экстремистскими и террористическими группами, то для мусульман современной России это явление неожиданное и абсолютно новое, требующее не только тщательного изучения, но и выработки средств как идеологического, так и политического противостояния. Но чтобы отделить "зерно от плевел", необходимо прежде всего разобраться в самих терминах, ибо неверное их употребление, подведение под них не соответствующих им явлений не только уводит от истины и мифологизирует общественное сознание, но и может повлечь принятие на государственном уровне ошибочных решений.

Вполне закономерен вопрос: какое явление в современном российском мусульманстве следует отнести к "исламскому радикализму"? Хотя существование такого явления сегодня ни у кого не вызывает сомнения, однако не совсем ясно, что такое радикализм в исламе и кого относить к нему? Конечно же это доктрина и соответствующая практика сил, использующих ислам исключительно в политических целях, мобилизующих мусульман на реализацию антизападных политических программ. Радикалы в исламе склонны к крайним действиям, решительному изменению социальных порядков, институтов и замены их соответствующими религиозными структурами. Деяния радикалов неминуемо порождают социальные и религиозные конфликты, дестабилизируют ситуацию в обществе. Практика деятельности радикалов показывает, что она нацелена против существующей власти и официального духовенства.

На Северном Кавказе (в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Карачаево-Черкесии) к радикалам стали относить мусульман, отрицающих традиционный российский ислам, требующих его замены "чистым исламом", который прибегает в своей практике к крайним методам утверждения влияния на общество. Он здесь представлен так называемым "ваххабизмом". Можно долго спорить по поводу соответствия или несоответствия термина "ваххабизм" своему объекту. Выяснение его адекватности - важная исследовательская задача, однако в данной публикации она нами не рассматривается, хотя в дальнейшем мы намерены специально остановиться на ней. Также мы не видим необходимости останавливаться здесь на истории зарождения и распространения ваххабизма и выяснения его содержательных аспектов. Для нас важно отметить, что сегодня этим термином в российском исламоведении обозначают не столько собственно ваххабитов, каковыми являются, например, мусульмане Саудовской Аравии, сколько экстремистов, использующих ислам в сугубо политических целях. Поэтому в данном случае термин не соответствует объекту, что важно учитывать и не впадать в заблуждение.

Ареал распространения ваххабизма в России достаточно широк. Он существует в Дагестане, Чечне, несколько меньше - в Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии. Кроме того, о распространении ваххабизма в Татарстане, Башкортостане и ряде сибирских городов и о возрастании его роли среди мусульман утверждает Председатель Центрального духовного управления мусульман России и европейских стран СНГ, Верховный муфтий Талгат Таджуддин.

Устойчивый интерес отечественных исследователей к проблеме "северокавказского ваххабизма" возник еще в первой половине 90-х гг., но только в последние годы стали появляться первые научные публикации, в основном описывающие деятельность ваххабитов, их столкновения с традиционным для России исламом3. Интерес к ваххабитам был вызван их легализацией на Северном Кавказе, участием в военных действиях в Чечне. В сопротивлении федеральным войскам в Чечне северокавказский ваххабизм продемонстрировал свои военные возможности. Воевавших ваххабитов возглавлял полевой командир араб Хаттаб, считающийся одним из руководителей ваххабизма на Северном Кавказе. Его появление сначала в Дагестане, а затем в Чечне и последующее его активное участие в военных действиях - одна из загадочных страниц исламского радикализма на Северном Кавказе.

С начала 1995 г. в Чечне обозначился конфликт между ваххабитами и зикристами, возникший на почве религиозных разногласий. В Чечне наибольшую остроту он приобрел, когда ваххабиты, следуя своему пониманию ислама, стали выступать за уничтожение главной святыни зикристов, зиярата Хеди (матери Шейха Кунта-Хаджи Кишиева, зачинателя кадырийского тариката на Северном Кавказе). Этот конфликт явился началом последующих столкновений традиционалистов и ваххабитов в Чечне. Важно отметить, что еще до войны в Чечне конфликт между ваххабитами и последователями тарикатов неоднократно фиксировался в Дагестане. Имея возможность наблюдать ситуацию изнутри, автор свои наблюдения о взаимоотношениях между ваххабитами и традиционными для Чечни зикристскими братствами кратко изложил в статье, опубликованной в журнале "Научная мысль Кавказа"4. В нашей публикации отмечалось, что в "Чечне при режиме Дудаева в противовес традиционно существующему суфизму постепенно складывается ранее неизвестное здесь религиозное движение, называемое ваххабизмом". В его распространении в Чечне приняли участие ваххабиты как из Дагестана, так и из арабских стран, появившиеся в Чечне в годы существования режима Д. Дудаева. Ревностными сторонниками ваххабизма становились молодые чеченцы, которые получили образование в мусульманских странах. Их деятельность приводила к конфликтам между ними и их родителями, придерживающимися традиционного ислама.

Анализируя идейные разногласия и непреодолимые противоречия, существующие между ваххабитами и последователями суфизма, а также основываясь на некоторых отрывочных сведениях о геополитических замыслах ваххабитов, автор пришел к выводу, что укрепление позиции радикалов в чеченском обществе может привести к дестабилизации общественно-политической ситуации в Чечне. Но в 1996 и в 1997 гг. эти наши предположения, к сожалению, остались без внимания.

В нашей рукописи "Суфийские братства и ваххабиты в Чечне", переданной для печати в журнал "Азия и Африка сегодня" в октябре 1996 г., но опубликованной только в мае 1998 г., был сделан вывод: "Деятельность ваххабитов... финансово и политически поддерживаемых религиозно-политическими кругами некоторых мусульманских стран, может способствовать порождению в чеченском обществе непреодолимых противоречий с представителями традиционного суфизма. Это усилит конфронтацию в чеченском обществе и, в свою очередь, осложнит процесс мирного урегулирования чеченского конфликта"5. Развитие религиозно-политической ситуации на Северном Кавказе (особенно в Чечне и Дагестане) в 1996-1999 гг., думается, подтвердили правильность этого вывода для ситуации в Чечне.

В 1996-1998 гг. между ваххабитами и традиционалистами в Дагестане и Чечне регулярно возникают конфликтные ситуации, сопровождавшиеся кровопролитием верующих. Но если органы власти и духовенство в Дагестане, Чечне и Ингушетии единодушно признавали ваххабитов религиозными экстремистами, ввергающими верующих в междоусобную борьбу, то в Кремле имелась совершенно иная точка зрения. Так, 22 июля 1998 г. в здании администрации президента РФ состоялось заседание обновленной комиссии при президенте РФ по противодействию политическому экстремизму с участием министра юстиции Крашенинникова, директора ФСБ Ковалева, министра внутренних дел Степашина, министра национальностей Сапиро, на котором было принято "соломоново" решение: в нем признавалось, что "течение ваххабизм не является экстремистским"6. (Комментарии, на наш взгляд, излишни.)

Ваххабиты на Северном Кавказе постепенно превращались в фактор политической дестабилизации и угрозы существования конституционного строя не только в Чечне, Дагестане, но и на всем Северном Кавказе. Именно их деятельность спровоцировала очередную войну в Чечне, хотя она, судя по некоторым источникам, планировалась задолго до похода ваххабитов в горный Дагестан.

Активизировавшие свою религиозно-политическую деятельность на Северном Кавказе (в Дагестане, Чечне, Карачаево-Черкесии), ваххабиты выступили не только за решительные преобразования традиционного ислама, но и за установление "новых" социальных порядков, основанных на принципах шариата. Для реализации этой стратегии в Чечне и Дагестане им удалось навязать верующим "жизнь по шариату".

Сами сторонники ваххабизма протестуют против употребления этого термина применительно к себе, полагая, что он неправильно отражает их религиозные убеждения и практику. Кроме того, они относятся к нему как к оскорбительному ярлыку, который специально навешивается на них их идейными противниками. Считая себя последователями "чистого ислама", ваххабиты самих себя называют муваххидунами, салафами, джамаатовцами, единобожцами или же просто мусульманами. Такое терминологическое многообразие самоназваний, с нашей точки зрения, также не проясняет сути вопроса. Более того, создается впечатление, что те или иные "ваххабитские" группы внутренне различаются, идейно и политически разноориентированы. По-видимому, так оно и есть. Отсюда возникает вопрос об изучении разнообразия исламского радикализма, исламских течений в России.

Так кого же называют ваххабитами на Северном Кавказе? И почему? В Дагестане, а затем в Чечне ваххабитами стали называть тех мусульман, которые подвергали критике традиционный для этих регионов суфийский ислам, считая его заблуждением, отходом от истинного божественного пути. Критика ваххабитов направлена против традиционалистов, в ней отрицается культ святых в исламе (почитание шейхов и устазов, посещение мест их захоронений - зияратов), посредничество между верующим и Богом. Ваххабиты выдвигали требования ликвидировать надмогильные сооружения, мавзолеи, воздвигнутые умершим духовным лидерам мусульман, прекратить исполнение суфийских ритуалов, в частности зикра. Они запрещали мусульманам просить заступничества у пророка Мухаммада, утверждая, что он такой же человек, как все остальные мусульмане. Все суфийские ритуалы ваххабиты считают заблуждением (араб. - бид'а), более того - ширком (язычеством), а самих сторонников суфизма они не признают за мусульман, называя их мушрикинами (отступниками), против которых необходимо вести джихад.

Эти тенденции, распространявшиеся среди мусульман Северного Кавказа, по признанию известного в исламском мире ученого, муфтия города Мекка Ахмада ибн Ас-Сайида Дахляна (1812-1884), следует квалифицировать как положения реанимированного "экстремистского течения" арабского теолога ханбалитского мазхаба Мухаммада ибн Абдул-Ваххаба (1691-1786) 7.

Некоторыми исследователями ваххабиты рассматриваются как реформаторы в исламе, преследующие цель очистить его от проникших в него элементов народной культуры, в том числе древних верований. Однако практика деятельности ваххабитов на Северном Кавказе показывает, что их "реформаторство" в современных условиях - безусловный откат назад, в мрачное средневековье, со всеми вытекающими последствиями.

Радикализм ваххабитов оказался неприемлем для северокавказского исламского традиционализма, формировавшегося на базе этнокультурных особенностей региона, прошедшего длительную историю социальной и духовной адаптации в царской России, в советский и постсоветский периоды. Конфликт между ваххабитами и их противниками на Северном Кавказе - не только конфликт теологический, политический, но и социокультурный. Здесь столкнулись не столько два ответвления "ислама", сколько кавказская культура с "бедуинизированной" (этот термин присутствует в общественном мнении чеченцев) культурой. В целом можно считать, что ваххабизм - навязанная мусульманам Северного Кавказа форма понимания ислама и соответствующего поведения, вступила в противоречие с традиционной культурой его народов.

Радикализм ваххабитов и неприятие его местными традиционалистами приводил не просто к идейным разногласиям, но к столкновениям между их сторонниками, часто завершавшимся кровопролитием. По мере укрепления позиций ваххабитов, активного вовлечения их в политический процесс предъявляемые ими требования все более носили экстремистский характер, что вызывало негативную реакцию со стороны традиционного духовенства, предпринявшего идейную и политическую борьбу со сторонниками "чистого ислама".

Важнейшим фактором, резко политизировавшим и военизировавшим ваххабизм, стала война в Чечне 1994-1996 гг., в которой принимали участие как дагестанские, так и чеченские ваххабиты. Ряд успешных операций, проведенных ваххабитами, и так называемая "победа Чечни" создали им ореол защитников мусульман, укрепили их религиозно-политические позиции среди верующих.

Воспользовавшись благоприятной для них послевоенной политической ситуацией, ваххабиты и их лидеры навязывали народам Дагестана, Чечни новые стандарты социального и духовного поведения. Под их воздействием в Чечне, а затем и в "кадарской зоне" Дагестана вводится в действие шариат, на основе норм которого предпринимались попытки регулировать быт, образ жизни и мышление мусульман. Ваххабиты высказывали идеи создания "кавказского халифата", установления "исламского порядка", "исламизации всего мира" (подобные нереальные, более того - провокационные для чеченского народа идеи, часто озвучивались в местных средствах информации М. Удуговым и его "ведомством"). Под воздействием ваххабитов в 1996 г. и. о. президента Чечни З. Яндарбиев отменяет светские законы, распускает суды и вводит Уголовный кодекс - шариат. Взамен светским судам повсеместно создаются суды шариатские, укомплектованные исключительно ваххабитами или их сторонниками, на практике широко используется шариатская форма наказания: казни, бичевание виновных.

Укрепление ваххабизма в Дагестане проявилось в образовании исламского анклава в кадарской зоне - в селениях Карамахи, Чабанмахи в 1998 г., где также отменяется действие федеральных законов и провозглашается шариат. В Дагестане образуется новая религиозная структура - объединение ваххабитов Дагестана под названием "Исламский Джамаат Дагестана", которое имело тесную связь с полевым командиром эмиром Хаттабом. Часто в СМИ и даже в специальной литературе последнего до сих пор считают иорданцем, этническим чеченцев. Так, В. Бобровников и А. Ярлыкапов пишут, что Хаттаб - "потомок кавказских махаджиров из Чечни, обосновавшихся в Иордании (по другим сведениям - в Саудовской Аравии)"8. Данное пропагандистское клише, к тому же не соответствующее действительности, - из серии античеченских. Хаттаб не является потомком тех чеченцев, которые от преследований царизма вынуждены были покинуть свою родину и обосноваться в странах мусульманского Востока. На самом деле он араб, бывший гражданин Саудовской Аравии, но не Иордании (по некоторым сведениям две его родные сестры проживают в США и являются владельцами крупных магазинов по торговле оружием). По сообщениям средств массовой информации, Хаттаб имел и имеет тесные контакты с террористом ? 1 - Усамой бен Ладеном.

"Исламский Джамаат Дагестана" важнейшей своей целью объявлял свержение пророссийского дагестанского правительства и освобождение Дагестана от присутствия российских войск. Этому плану предшествовали ряд кровавых столкновений между сторонниками тарикатов и ваххабизма9, нападения ваххабитов на федеральные военные подразделения в Дагестане.

Некоторые эксперты полагают, что действия дагестанских ваххабитов были продиктованы стремлением защитить себя от коррумпированной местной, республиканской власти и поддерживающего их федерального центра. Не отрицая это, заметим, что деятельность ваххабитов была более обширной и разноплановой, их замыслы имели не только локальный, но и глобальный акцент.

Руководство Дагестана в начале 1998 г. от вербальных методов борьбы с ваххабитами перешло к физическому насилию. Правоохранительные органы разгромили ваххабитские центры в Махачкале, подвергли избиению и аресту молодых ваххабитов. В ответ разгромленные дагестанские ваххабиты совершают "хиджру" - переселение во главе со своим лидером, зачинателем ваххабизма в Дагестане Багаутдином Мухаммадом (Кебедовым), в Чечню. Багаутдин Кебедов принимал непосредственное участие в формировании ваххабитского центра в Гудермесе и организации шариатских судов в Чечне. Его активная религиозно-политическая деятельность временно была прервана в результате военного конфликта между ваххабитами и тарикатистами, происшедшего 14 июня 1998 г. в Гудермесе. Ваххабиты Кебедова были разгромлены боевиками полевого командира Сулимы Ямадаева. Указом А. Масхадова ваххабизм в Чечне был запрещен, объявлены персонами нон-грата Хаттаб, Багаутдин Кебедов, Гариб Шашани (член Верховного Шариатского суда ЧРИ) и эмир ваххабитов Урус-Мартана Абдурахман. Однако ваххабиты в Чечне не были полностью разгромлены из-за вмешательства В. Арсанова и Ш. Басаева, которые практически стали на их защиту.

На базах Хаттаба и Басаева в Чечне дагестанские ваххабиты совместно с чеченскими проходили военную и "идейно-политическую" подготовку. Также существовали школы подготовки ваххабитов в Буйнакском районе под руководством эмира Джураллы Раджабова. Некоторые ваххабиты были замешаны в насилии над людьми, террористических актах и в похищениях людей.

В 1999 г. деятельность исламистов (в данном случае мы имеем в виду ваххабитов), приобретает угрожающий общественный характер. На президента Чечни А. Масхадова, муфтия мусульман Чечни А.-Х. Кадырова и на ряд чеченских чиновников, боровшихся с террористами, совершаются покушения, часто завершающиеся их гибелью. Когда на муфтия Кадырова было совершено четвертое по счету покушение, унесшее жизнь четверых его племянников, он по чеченскому телевидению заявил, что "у него нет иных врагов, кроме ваххабитов".

Весной 1999 г. в Чечне под руководством Ш. Басаева формируется антимасхадовская оппозиция, требовавшая исламизации государственного управления в Чечне, создания Исламской Шуры, написания "исламской" Конституции и введения в Чечне полного шариатского правления. Оппозиция вынудила Масхадова издать указ о введении в Чечне полного шариатского правления, что и произошло 3 июня 1999 г. Согласно этому указу с 4 июня Чечня превращалась в Исламскую Республику со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как только А. Масхадов объявил Чечню Исламской республикой, Ш. Басаев поспешил заявить, что А. Масхадов не является более президентом. Парламент Чечни признал антиконституционным указ о введении в Чечне полного шариатского правления. В ответ на это Верховный Шариатский Суд Чечни своим решением отстранил спикера парламента Р. Алихаджиева от занимаемой должности.

Добившись своего, Ш. Басаев создает собственную Исламскую Шуру, хотя в указе А. Масхадова существовал соответствующий пункт, учреждающий такой орган. В результате в Чечне образовались две Шуры и возникло двоевластие - официальная власть и власть оппозиционных полевых командиров и исламистов.

Фактически А. Масхадов исламистами был отстранен от власти. Но когда он по телевидению непосредственно обратился к чеченскому народу и призвал его на площадь в центре Грозного, то десятки тысяч собравшихся чеченцев выразили ему доверие и потребовали, чтобы он начал решительную борьбу против ваххабитов. Однако А. Масхадов не сумел использовать настрой народа против исламистов и начать активную политическую и силовую борьбу по пресечению их экстремистской деятельности. Так называемое полное шариатское правление в Чечне на деле оказалось полной дискредитацией шариата, самого президента Чечни и конституции, на которой зиждилась его власть. А. Масхадов ничего не смог противопоставить экстремистам, начавшим открытое наступление на законную власть, традиционный образ жизни чеченцев. Несмотря на введенное шариатское правление, ничего не делалось по пресечению деятельности преступных групп, похитителей людей, краж и грабежей, совершавшихся на территории Чечни, по элементарному улучшению условий жизни людей и обеспечению безопасности их существования.

Шариатские суды оправдывали преступников за взятки. Известны случаи, когда преступников, совершивших изнасилование женщин и убийство людей, осуждали на условные сроки, мотивируя тем, что преступники - мусульмане, а пострадавшие - иноверцы. Подобная "справедливость" формировала в чеченском народе резко негативное отношение к сторонникам "чистого ислама", коими считают себя ваххабиты, укрепляла в общественном мнении точку зрения, что осуществляется намеренный подрыв основ ислама.

Планы мусульманских экстремистов и их зарубежных и московских покровителей оказались на редкость антинародными и предательски преступными. Почти через два месяца после введения в Чечне полного шариатского правления, 2 августа 1999 г., с территории Чечни в горный Дагестан (Ботлихский и Цумадинский районы) вошли боевые группы Хаттаба, Ш. Басаева, Багаутдина Кебедова, Магомеда Тагаева. Дагестанская исламская оппозиция объявила о создании Исламской Республики Дагестан, избрании верховного органа - Исламская Шура Дагестана, формировании правительства во главе с Сираждином Рамазановым, родным братом Ахмадкади Ахтаева. Из слов Сираждина Рамазанова (автор этих строк имеет диктофонную запись его выступления) явствовало, что он и его сторонники в течение десяти лет готовили захват власти в Дагестане и начатое им "освобождение" горного Дагестана есть "джихад", направленный на освобождение всего Дагестана, а затем и Северного Кавказа от власти куфра (т. е. неверующих или отошедших от норм ислама). Выступления других дагестанских оппозиционеров, в частности Бугаутдина Кебедова, Адало Алиева, Магомеда Тагаева, также подтверждали эту идею. Несколько раньше в своем ингервью газете "Коммерсантъ" небезызвестный Н. Хачилаев высказал идею о необходимости осуществления газавата против обанкротившихся систем управления, покровительствующих обману и лжи10.

Ас-Сайид Дахлян, негативно оценивая деятельность ваххабитов, в свое время писал: "Возникновение ваххабистского движения явилось сущим бедствием для мусульманских стран, потому что были страдания и мучения, разграблено много драгоценностей и имущества, распространены вред и зло; было просто много крови невинных людей, произведен раскол в Исламском мире". Эта оценка, данная более 150 лет тому назад, бесспорно соответствует делам современных "северокавказских" ваххабитов.

В освещении и оценке событий в Дагестане государственные деятели и ученые, не говоря уже о СМИ, нередко позволяют себе некорректные, оскорбительные выпады в адрес всего чеченского народа. Высказываются суждения об "агрессии, совершенной чеченцами против Дагестана". Не раз эту мысль в своих многочисленных публикациях излагал Рамазан Абдулатипов, подобные высказывания допускает и депутат Госдумы РФ аварец Махач Гаджиев. Эти утверждения не соответствуют действительности, ибо в провокационном походе в горный Дагестан принимали участие не только чеченцы, но и дагестанцы (аварцы, даргинцы, лезгины, кумыки - ваххабиты школы Б. Кебедова, боевики ансалтинца М. Тагаева), причем последних было значительно больше, чем чеченских ваххабитов.

Правительству Дагестана ровно за месяц до хаттабовско-басаевского провокационного похода было известно, что экстремисты готовятся к нападению на Дагестан. Тем не менее меры, упреждающие эту провокацию, ни в Махачкале, ни в Москве не были приняты. Тот же Р. Абдулатипов признавал, что в горном Дагестане накануне "похода" боевиков были сняты пограничные посты.

Нападение экстремистов явилось всего лишь поводом для развязывания очередной войны в Чечне, благозвучно названной "контртеррористической операцией", которая на деле привела к очередному насилию со стороны государства против чеченского народа. От этой операции больше всего пострадали не настоящие террористы, а безвинные люди. А само государство нарушало все гражданские, конституционные права народа и довело его до грани физического уничтожения. И в этом отношении есть серьезные основания полагать об осуществлении против чеченского народа государственного терроризма со стороны федерального центра.

Война в Дагестане, терракты в Буйнакске, Москве и Волгодонске, война в Чечне, назначенные и состоявшиеся выборы президента России, с нашей точки зрения, звенья одной цепи. В этой чудовищной политике чеченский народ и все народы России безусловно оказались заложниками.

Радикализм и экстремизм ваххабитов породили непримиримые религиозные противоречия между мусульманами Северного Кавказа и всей России, которые долго еще будут сохраняться. Политизированный ислам, в том числе его ваххабитская разновидность, - свершившийся факт и на Северном Кавказе, и в России в целом. Несмотря на разгром ваххабизма в Дагестане, он не сошел с политической сцены. Принятый дагестанским парламентом указ о запрете ваххабизма, как исламского экстремизма, конечно же будет способствовать пресечению деятельности ваххабитов, но в условиях возможного углубления демократических процессов в России подобные запретительные меры, полагаем, подвергнутся отмене. Ваххабизм вновь займет свою нишу в религиозной и политической жизни Дагестана.

Экономическая и политическая стабилизация на Северном Кавказе, равно как и во всей стране, также может привести к "возрождению" ваххабизма, но в специфической форме. Это будет ваххабизм, извлекший уроки из своего нынешнего поражения. В условиях кризиса общества политический радикализм ваххабитов остается привлекательным для бедных людей, маргинальной части мусульманской молодежи, оппозиционных местной или федеральной власти сил. Современные модернизационные процессы в России не снижают рост недовольства людей своей жизнью, а, наоборот, как нам представляется, заметно его увеличивают. Преследования сторонников ваххабизма, запретительные меры заведомо провальны и могут иметь негативные последствия. Свой внутренний мобилизационный ресурс ваххабизм не исчерпал, его демонтаж не состоялся, поэтому его активизация в несколько иной форме и иными методами вполне допустима. Кроме того, внутри российского мусульманства возможно возобновление дискуссии по фундаментальным проблемам ислама, которую могут навязать ''ваххабиты'', что усилит тенденцию к расколу среди мусульман.

Федеральной и региональным властям, а также официальному мусульманскому духовенству объективно нужно будет считаться с процессом ревивализма в исламе и сопровождающим его радикализмом, прилагать значительные усилия по нейтрализации экстремизма. Сегодня, как никогда, необходима программа включения молодых мусульманских сил в созидательный процесс. В противном случае молодые российские мусульмане легко могут пополнить ряды воюющих ваххабитов.

Без взаимной толерантности, постоянно действующего диалога как внутри мусульман, так и между разными конфессиями, между властью и верующими никак не обойтись. Выработка и осуществление соответствующей политики отношения к верующим, причем разных конфессий, различных внутриконфессиональных ориентаций, могли бы способствовать миру и стабильности в России.

ЛИТЕРАТУРА

1. См.: Hanlington S. The Clach of Civilizations and the Remaking of the Wolrd Order. N. Y., 1996. P. 20.

2.См.: Акаев В. Х. Исламский фундаментализм на Северном Кавказе: миф или реальность // Центральная Азия и Кавказ. Издается в Швеции. 2000. ? 3.

3. См.: Акаев В. Х. Чечня. Суфийские братства и ваххабиты // Азия и Африка сегодня. 1998. ? 6; Дзуцев Х. В., Першиц А. И. Ваххабиты на Северном Кавказе - религия, политика, социальная практика // Вестник Российской Академии наук. 1998. Т. 68. ? 12; Акаев В. Х. Суфизм и ваххабизм на Северном Кавказе. Конфронтация или компромисс? Издание института истории, археологии и этнографии ДНЦ РАН. Махачкала, 1999; Он же. Суфизм и ваххабизм на Северном Кавказе. Издание института этнологии и антропологии РАН. М., 1999; Он же. Религиозно-политический конфликт в Чеченской Республике Ичкерия // Центральная Азия и Кавказ. 1999. ? 4(5); Шихсаидов Амри. Ислам в Дагестане // Там же; Ярлыкапов А. Исламский фундаментализм на Северном Кавказе: к постановке проблемы // Бюллетень Центра социальных и гуманитарных исследований Владикавказского центра этнополитических исследований Института этнологии и антропологии РАН. 1999. ? 3; Кисриев Э. Ислам в Дагестане на политической сцене // Там же; Добаев И. П. Исламский радикализм в контексте проблемы военно-политической безопасности на Северном Кавказе // Научная мысль Кавказа. 1999. ? 1. С. 54-58; и др.

4.См.: Акаев В. Х., Магомадов С. С. Суфийские братства в Чечне, их взаимоотношения и участие в современной общественно-политической жизни // Научная мысль Кавказа. 1996. ? 3. С. 65.

5.Акаев В. Чечня. Суфийские братства и ваххабиты // Азия и Африка сегодня. 1998. ? 6. С. 54.

6.Известия. 1998. 22 июля.

7.Муфтий города Мекка Ас-Сайид Ахмед ибн Зейний Дахлян. Заблуждение ваххабистов. Киев, 1998. С. 7.

8.Бобровников В., Ярлыкапов А. "Ваххабиты" на Северном Кавказе // Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Вып. 2. М., 1999. С.21.

9. См.: Акаев В. Х. Суфизм и ваххабизм на Северном Кавказе. Конфронтация или компрмисс? Махачкала, 1999. С. 30-35.

10.См.: Коммерсантъ. 1999. 11 февраля.

28 июня 2000г.