ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

В статье Томаса де Ваала - старшего научного сотрудника Фонда Карнеги за международный мир (Carnegie Endowment for International Peace), - высказана критика автором (недавно давшим подробное интервью "Кавказскому узлу") геополитического подхода к Южному Кавказу со стороны сверхдержав и развенчиваются основные стратегические заблуждения, связанные с ошибочной оценкой ситуации в закавказских республиках и перспектив из развития. В середине сентября 2010 года в издательстве Oxford University Press вышла новая книга Т. де Ваала -  "Знакомьтесь: Кавказ" (The Caucasus: An Introduction), - посвященная анализу основных проблем региона.

*   *   *

Хватит рассматривать Южный Кавказ как геополитическую "шахматную доску"

Сегодня, через 20 лет после распада СССР, ситуация на Южном Кавказе выглядит довольно мрачно. Две самые протяженные границы между странами региона - армяно-азербайджанская и российско-грузинская - по-прежнему закрыты, полностью или частично. Но даже там, где они номинально открыты, свободной торговле препятствует коррупция в госаппарате. "Тройка" небольших самопровозглашенных образований - Абхазия, Южная Осетия и Нагорный Карабах - существует как бы в "сумеречной зоне": отделившись от Грузии и Азербайджана, в чей состав они входили в советские времена, эти республики так и не обрели полномасштабного суверенитета. Сотни тысяч беженцев по-прежнему не могут вернуться в родные дома. В регионе царят нищета и безработица. Миллионы людей трудятся за рубежом - в основном в России - в качестве гастарбайтеров. Ответственность за это прискорбное положение дел несут как внутренние, так и внешние силы.

В чем же виноваты "внешние силы"? На мой взгляд, причина состоит в том, что наши неверные перцепции и истолкования усугубляют и без того негативные политические процессы в странах Южного Кавказа. В этой связи хотелось бы выделить три опасных "миража" - ошибочные подходы к ситуации в регионе, чье воздействие можно охарактеризовать как однозначно деструктивное.

Первый из этих "миражей" появился уже давно: Кавказ рассматривается как огромная "шахматная доска", на которой великие державы передвигают местные "фигуры", словно пешки, в собственных интересах и по своему усмотрению. На самом деле это не так. Напротив, как бы ни менялась геополитическая "погода", местные силы манипулируют великими державами как минимум не меньше, чем сами подвергаются манипуляциям.

Кавказ и в 21 веке остается Кавказом со всей своей сложностью и многообразием, а не ассимилированной "провинцией" России, Турции или Ирана. Возможно, у народов региона не хватает сил, чтобы добиться процветания, но они по-прежнему в состоянии не допустить, чтобы их "растворили" большие соседи. Можно назвать эту ситуацию "балансом незащищенности". За свою долгую историю азербайджанцам, армянам, грузинам и более малочисленным этническим группам, проживающим на Кавказе, много раз удавалось выстоять под пятой иноземных завоевателей и избежать ассимиляции. Конечно, ценой выживания становились "пакты с дьяволом" в лице великих держав: азербайджанцы создавали альянсы с турками и британцами, грузины - с немцами и британцами, а армяне, абхазы и осетины - с русскими.

В прошлом веке державой, определявшей судьбы региона в наибольшей степени, была Советская Россия: правда, в этот период она старалась не столько урегулировать противоречия на Кавказе, сколько "подавить" их. Начиная с 1920 года регион находился под удушающей авторитарной властью Советов. В конце горбачевской эпохи, когда коммунистический режим рухнул, маятник качнулся в другую сторону. 1991 год во многом был похож на 1919-й: абхазы и осетины искали у России помощи против грузинского национализма, в котором они усматривали угрозу своему существованию, а только что получившая независимость Грузия стремилась заручиться защитой новых союзников - западных держав - от России, чьи действия, по мнению Тбилиси, представляли опасность для республики. И вот наступил август 2008 года: давно копившаяся под спудом напряженность превратила Южную Осетию в арену самого серьезного столкновения между Москвой и Вашингтоном после окончания "холодной войны".

Когда речь идет о таком запутанном клубке взаимоотношений, более верным представляется сравнение не с шахматной доской, а с замком из костяшек домино - достаточно сдвинуть одну из них, и все сооружение рухнет.

Вторым "миражом" следует считать тезис о том, что над регионом и сегодня "нависает" русский медведь, готовый в любой момент обрушиться на беззащитные кавказские народы. На мой взгляд, эти опасения преувеличены. Конечно, Россия остается самым влиятельным внешним игроком в регионе. В девяностые ее вооруженные силы действительно вмешивались в конфликты на Южном Кавказе, - что вело к катастрофическим последствиям - да и сегодня российские войска дислоцированы в городке Ахалгори, всего в 30 милях от Тбилиси. Однако способность Москвы контролировать развитие событий куда меньше, чем кажется большинству наблюдателей.

Ограниченность роли России в регионе связана в первую очередь с географическими факторами. Наличие естественного барьера в виде Кавказского хребта и давних традиций независимой государственности на Южном Кавказе вынуждали как царскую Россию, так и СССР опираться на местные элиты. Количество этнических русских в регионе всегда было невелико. Даже сегодня у России там очень мало людей и прямых рычагов влияния.

Многие западные аналитики сочли Пятидневную войну 2008 года свидетельством наличия у Москвы неоимперских планов по установлению гегемонии на Южном Кавказе и в "ближнем зарубежье" в целом. На деле же в последние два года Россия потратила много времени и усилий на создание стимулов и раздачу "подарков" Армении и Азербайджану, а президент Дмитрий Медведев лично принимает участие в урегулировании Нагорно-карабахского конфликта. Недавнее продление военного союза между Россией и Арменией не меняет того факта, что в долгосрочном плане Москву на Кавказе ждет стратегическое "отступление", а местные игроки, включая Ереван, предпочитают многовекторную политику партнерству с какой-либо одной державой. Сегодня на Кавказе Россия - лишь один из нескольких внешних акторов, а экономические инструменты имеют в регионе больший вес, чем военные.

Даже в "отколовшихся" регионах, - Южной Осетии и Абхазии - согласившихся на фактический контроль России в качестве гарантии своей фактической сецессии, козыри Москвы не так сильны, как кажется на первый взгляд. Она вкладывает на этих территориях миллионы долларов - притом, что деньги ей нужны для других целей. Почти ни одно государство мира не последовало примеру России, признавшей независимость двух республик; более того, этот ее шаг усилил недовольство на неспокойном Северном Кавказе.

В долгосрочной перспективе компромисс по этим "замороженным" конфликтам возможен, поскольку тупиковая ситуация относительно статуса двух территорий ослабляет возможности Москвы в решении еще более актуальной проблемы в сфере безопасности - на собственном Северном Кавказе. Россия не в состоянии стабилизировать ситуацию в Чечне, Дагестане и Ингушетии в одиночку: в конечном итоге ей понадобится помощь Грузии, абхазов, осетин и Запада. В частности в следующем десятилетии вполне возможно соглашение относительно Южной Осетии, в экономическом плане всегда являвшейся частью Грузии и связанной с Россией через единственный горный тоннель.

Таким образом, всесилие русского медведя скорее иллюзорно: Москва несомненно остается задиристым и непредсказуемым игроком, но ее возможности отнюдь не беспредельны.

Третий "мираж" - представление о том, будто Южный Кавказ представляет для Запада большой стратегический интерес: на практике данный подход, как это ни парадоксально, приносит больше вреда, чем пользы. В основе тезиса о том, что регион имеет глобальное значение, лежит стремление Запада превратить его в новый важный энергетический коридор и еще одну зону расширения НАТО. 

В том, что касается энергоносителей, Южный Кавказ действительно является важным коридором для транспортировки каспийской нефти и газа; у Азербайджана были веские причины для прокладки трубопроводных маршрутов, не зависящих ни от России, ни от Ирана. Кроме того, поставки нефти по трубопроводу Баку-Тбилиси-Джейхан приносят Азербайджану миллиарды долларов крайне необходимых доходов - и Грузии тоже, пусть в куда меньшем объеме. Разработка каспийских газовых месторождений также ослабила зависимость обеих стран от российского "голубого топлива". Тем не менее многие западные политические лидеры неверно трактуют трубопроводную политику как "антагонистическую игру". В 1990-х некоторые энтузиасты каспийских энергоносителей дали себя увлечь чересчур оптимистичными оценками нефтяных ресурсов этого бассейна, согласно которым те якобы сравнимы с запасами "черного золота" в Кувейте и Саудовской Аравии. Позднее выяснилось, что эти оценки были чрезвычайно завышены. Ситуацию усугубили несколько неудачных метафор. Образ "нового Шелкового пути" от Центральной Азии до Черного моря, при всей своей привлекательности, заимствован из Средневековья - эпохи феодальных княжеств. А тезис о "большой игре", приравнивающий заинтересованность Запада в Южном Кавказе к борьбе за влияние в Центральной Азии и Афганистане между Британией и Россией в 19 веке, отводил населению региона роль пассивного объекта, а Москве - соперника, с которым необходимо бороться до победного конца. Эти метафоры породили у малых народов Южного Кавказа необоснованные надежды на собственную "незаменимость" для Запада, и "оттолкнули" Россию. Сегодня, задним числом, можно сказать, что стратегические амбиции, связанные с укреплением собственных позиций в регионе, заменили Западу трезвую оценку места Кавказа на энергетической карте Европы и его экономических потребностей.

Вторая грандиозная стратегическая концепция, навязанная Кавказу Западом, касалась присоединения Грузии к НАТО. При этом никто не оспаривает права страны вступить в альянс - за это грузинский народ в свое время проголосовал на референдуме. Вопрос заключался в том, целесообразно ли Грузии и НАТО добиваться этой цели в ускоренном порядке - как теперь стало очевидно, это был неверный путь. Усилия на этом направлении нисколько не укрепили безопасность Грузии, а НАТО оказалась не готова к приему страны с устаревшими вооруженными силами и слабыми государственными институтами, а также сразу двумя неразрешенными конфликтами на своей территории. В августе 2008 года стало очевидно: президент Грузии Михаил Саакашвили явно переоценивал готовность США поддержать его действия в Южной Осетии. В результате после завершения конфликта Тбилиси потерял Южную Осетию с Абхазией и не получил искомого Плана действий по подготовке к членству в НАТО.

Было бы куда лучше, если бы вместо подобного риторического и избирательного стратегического взаимодействия Запад сосредоточился на более "будничной" работе - помощи в институциональном строительстве. Это по крайней мере позволило бы местным элитам трезвее оценить собственные возможности и четче представлять себе, чего им следует реально добиваться от западных покровителей, пока внимание последних не отвлеклось на другие проблемы. В результате у меня возникла парадоксальная мысль: здоровая доза стратегического "забвения" пошла бы Южному Кавказу только на пользу. Если бы регион рассматривался через иную призму, это позволило бы и внутренним, и внешним силам заняться решением важнейших повседневных задач.

На мой взгляд, Южный Кавказ бы только выиграл, если бы нынешние великие державы заключили "перемирие", основанное на учете интересов друг друга - при условии, конечно, что намерения всех сторон не носят враждебного характера. "Посторонним" следует договориться об отказе от поставки в регион наступательных вооружений и совместных усилиях по предотвращению любой эскалации конфликтов. Но подобная схема может быть реализована только в том случае, если страны региона не входят ни в один военный блок - подобный статус превратит Южный Кавказ в своего рода "нейтральную территорию". Сегодня эта идея выглядит утопичной - в свете российского военного присутствия в Абхазии и Южной Осетии, а также "действующего вулкана" Карабахского конфликта. Тем не менее внешние игроки вправе думать об ином будущем для региона и соответственно выстраивать свою политическую линию.

Параллельно с этой задачей можно было бы реализовать и экономическую концепцию: представим себе Южный Кавказ в качестве зоны свободной торговли и транспортного узла, работающего сразу в пяти направлениях - российском, каспийском, иранском, турецком и черноморском. В тот день, когда будет открыто железнодорожное сообщение через Россию, Абхазию, Грузию, Армению, Нахичевань (азербайджанский анклав) и Иран с ответвлениями к Черному морю, Турции и Европе, Южный Кавказ снова превратится в регион с многообещающими перспективами.

Увы, мало кто из представителей местных элит и внешних игроков смотрит на ситуацию таким образом. Постоянной проблемой в политике на Кавказе остается "узкий билатерализм" - и она еще усугубляется многообразием политических задач, стоящих перед такими державами, как Россия и США. К примеру, политика США в отношении Армении определяется в основном Конгрессом и миллионной армянской диаспорой, имеющей сильные лоббистские позиции. В то же время в военных кругах и энергетическом бизнесе есть немало сторонников сближения с Азербайджаном, рассматривающих эту страну как важный источник нефтегазовых поставок и "промежуточный пункт" для отправки по воздуху войск и снаряжения в Афганистан. Наконец, политика Вашингтона по отношению к Грузии какое-то время считалась образцом воплощения бушевской программы "распространения демократии". К чему я все этого говорю? Дело в том, что почти никто в Вашингтоне не задумается о подходе к Южному Кавказу в целом, как к региону, чьи экономические нужды и проблемы в сфере безопасности носят взаимосвязанный характер. Поэтому и решать их целесообразнее всего в рамках единой региональной политики.

В то же время наиболее многообещающие силы, работающие на перемены в регионе, пользуются явно недостаточным вниманием. Речь идет о представителях малого бизнеса и торговцах, родившихся на Кавказе. Сегодня они зачастую занимаются предпринимательской деятельностью за его пределами, и сам регион от этого ничего не выигрывает. А ведь люди, занимающиеся малым бизнесом, без особого пиетета относятся к национальным границам, этническим различиям и мифической "вековечной вражде", которую порой обыгрывают политики, добиваясь поддержки для себя и нагнетая ненависть к "чужим". Международные организации за последние два десятилетия потратили миллионы на осуществление миротворческих проектов на Южном Кавказе, но наиболее мощными катализаторами трансграничного сотрудничества в регионе стали не они, а два спонтанно возникших оптовых рынка.

Один из них находился у села Эргнети на административной границе Южной Осетии с Грузией. Там осетины и грузины торговали буквально всем - от автомобилей до спичек, и доходы от этой коммерции целых десять лет поддерживали самопровозглашенную республику на плаву. Второй был расположен в грузинской деревне Садахло недалеко от границ с Арменией и Азербайджаном, и служил местом встречи для торговцев из обеих стран, находившихся фактически в состоянии войны. Сегодня оба эти рынка, увы, больше не действуют, но из их опыта можно извлечь важный вывод: на Южном Кавказе по-прежнему хватает не только межэтнических разногласий, но и динамичных людей.

Что же касается западных лидеров, то всякий раз, когда они задумывают очередное вмешательство в дела этого региона, им стоило бы задаться двумя вопросами: "Помогут ли мои действия открыть границы на Южном Кавказе и вывести его из изоляции?" и "Принесут ли они пользу не только правительствам, но и простым людям?".

13 сентября 2010 года