07:55 / 06.07.2011Эмиль Паин (руководитель Центра этнополитических и региональных исследований): "Стратегию СКФО необходимо дополнить разделами о социальной политике и гражданском обществе"

ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Выступление руководителя Центра этнополитических и региональных исследований Эмиля Паина на встрече членов Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека с президентом России Дмитрием Медведевым в Нальчике 5 июля 2011 года.

*   *   *

Мои коллеги обратили внимание на очень важную причину роста нестабильности на Северном Кавказе, важную, но не единственную - они затронули проблемы, связанные с деятельностью властей. А я хочу затронуть проблемы, вытекающие из особенностей ситуации самого общества как северокавказского, так и общероссийского. Для краткости я сведу свое выступление к четырем тезисам. Первый тезис о необходимости дополнить программу социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа разделами, которые условно можно назвать «социальная» и «гражданская политика». Пока эта программа в значительной мере сосредоточена на решении экономических проблем, на расширении сфер приложения труда, что чрезвычайно важно в условиях растущей трудоизбыточности региона. Это важно, но недостаточно. Ныне Северный Кавказ вступил в фазу стадиальной модернизации, прежде всего, бурной урбанизации республик. Эта урбанизация подстегнута тем, что в 90-е годы десятки тысяч горожан, русских и представителей других национальностей, покинули города. Их место заняли представители сельской местности. Это чрезвычайно болезненный процесс, который в истории всегда поражал огромные социальные взрывы. Я напомню, что похожий процесс в 79-м году привел к исламской революции в Иране.

Сегодня общественная активность населения на Северном Кавказе выше средней, чем по России, выше, чем в большинстве других регионов. Она только выражается в специфических формах этнической и религиозной мобилизации. И такая мобилизация тоже не уникальна. Она характерна для тех исторических эпох и для тех стран мира, в которых крайне малы возможности для других форм гражданского развития, крайне низки возможности политической конкуренции и гражданской самореализации. В этом смысле задача предоставить, расширить каналы легального самовыражения гражданской активности на Северном Кавказе приобретает чрезвычайное значение.

Мы предлагаем (это предлагает и наша рабочая группа, и другие рабочие группы Совета) дополнить Стратегию социально-экономического развития до 2025 года, как я уже сказал, разделами, которые отражают: молодежную политику, политику интеграции женщин северокавказских народов в процесс развития региона, а также защиты и предотвращения насилия в их отношении, насилия, растущего на Северном Кавказе и в наше время и, наконец, развитие институтов гражданского общества.

Гражданское общество на Северном Кавказе никогда не будет таким, как в Швейцарской конфедерации и даже таким, как в Калужской или Рязанской областях. Оно всегда будет специфичным, в нем в ближайшие годы, безусловно, будут действовать традиционные институты. Роль их велика и это понимает экспертное сообщество, насколько я понимаю, и политическое руководство страны.

Вы будете сразу после нас встречаться с религиозными деятелями. В связи с этим мой второй тезис о двух подходах государства к внутрирелигиозному конфликту на Северном Кавказе.

Первый подход демонстрировало руководство Дагестана, когда президентом был Муху Алиев. Это был подход, при котором государство определяло, какое движение в исламе правильное и какое неправильное. Опираясь на правильное, боролось против неправильного. Такой подход катастрофичен. Он не то что контрпродуктивен, он ведет к огромному росту конфликтогенности в регионе.

Новый подход демонстрирует новое же руководство, которое организовало общенациональный диалог и диалог внутриконфессиональный. Это верное решение, которое требует поддержки политического руководства страны. Только я хотел бы предостеречь от иллюзий и моих коллег, и политическое руководство по поводу того, что не всякий раз, когда люди садятся за стол переговоров, они до чего-то договариваются. Не всякое явление, которое называется диалогом, таковым и является.

Если в Дагестане все сведется к спору о правильности религии, то этот спор может вестись веками, как он и велся алимами на протяжении многих лет. В том-то и дело, в том-то и задача, чтобы организовать этот диалог, свести основные темы диалога к явлениям и темам более общего характера, связанным с общими интересами социально-экономического развития.

Мой третий и самый главный тезис состоит в том, что пора переходить от разрозненных мер к целостной политике межкультурного взаимодействия, политике, которая имеет название «интеркультуролизм».

Экспертные группы, которые собирались перед нашей встречей нынешней и теми, которые были в прошлом году, перед встречей в мае прошлого года по этой же теме, они, в общем-то, определили круг направлений, которые приводят к дерадикализации ситуации на Северном Кавказе. И связаны они все с расширением, как я уже сказал, легальных форм гражданской активности. Это прежде всего гражданский контроль в сфере государственного управления, особенно в сферах, закрытых от общественности. Это общественный диалог в двух направлениях: диалог общество - власть и диалог горизонтальный между различными слоями общества. Это различные формы поощрения творчества, всех его направлений. Это общественно-просветительская деятельность. Это отдельная тема, о ней стоило бы отдельно поговорить. Пока можно сказать, что за год ситуация не улучшилась. В сфере общественно-просветительской деятельности, противодействующей радикализму, и власть, и гражданское общество пока что проигрывают спор с контрмодернизационными силами, и не только на Северном Кавказе.

Есть отдельная тема того, каким образом выйти из этого положения. Не буду сейчас занимать Ваше время, это требует специального разговора.

Почему не срабатывают разрозненные мероприятия? Во-первых, предлагаемые меры фрагментарны, а сопротивление - эшелонированное, глубоко мотивированное и очень прочное. У тех, кому не выгоден общественный контроль, кому не выгодно расширение гражданского участия, существует возможность, как говорил Михаил Александрович [Федотов], свести все к камуфляжу, имитировать активность и сделать так, что по форме - правильно, а по сути - издевательство. Это известная норма. И для того чтобы от нее уйти, нужна политическая защита более эффективная, чем периодические встречи с Президентом, и чем личное его участие в решении этой проблемы. Необходимо выходить на целостную системную политику, которая включает и заявленное Михаилом Александровичем законодательство, и комплекс других мер.

Во-вторых, все перечисленные меры, о которых говорят эксперты, направлены на реализацию только на Северном Кавказе. Между тем проблема Северного Кавказа и начинается за его пределами, и кончается также за пределами региона. В этом году впервые за все годы социологического наблюдения мы получили, я бы сказал, страшную картину: более половины опрошенных россиян (по некоторым оценкам - свыше 60 процентов) выступают с лозунгом «Долой Северный Кавказ!». Они говорят: ни пяди земли на Курилах, но долой Северный Кавказ. Потому что наболело, это больная проблема, которую общество не понимает, которую ощущает только как рану и которая не воспринимается, как хоть сколько-нибудь сдвинувшаяся с места. И это создает большие проблемы.

Понятное дело, что запретами на такого рода выражения проблему не решишь. Сегодня в идее «Долой Северный Кавказ!» сплотились и националисты, и державники, и либералы, и консерваторы, и Жириновский, и Пионтковский, и Навальный, и Белов, силы принципиально противоположные. И это и есть проблема, проблема, проблема общероссийская.

В-третьих. Пока большинство предлагаемых мер исходит из представления о том, что мы знаем, чего не хотим, против чего выступаем. Но у нас нет представления о том, что мы хотим, какие цели ставим в сфере межкультурного взаимодействия. И сегодня есть возможность перейти от этих разрозненных мер к целевой политике, дав ей имя. У политики, как и у человека, должно быть имя. Тогда она не теряется, тогда она запоминается и тогда она развивается.

Ныне в международном научном сообществе происходит переход от поддержки концепции мультикультурализма к поддержке концепции интеркультурализма. Обе они исходят из того, что и мир, и каждая отдельная страна являются многокультурными, и этот процесс неистребим и позитивен. Различия лишь в том, что мультикультурализм исходил из того, что власть должна защищать особенности. И это часто приводило к замкнутости. Именно против этой замкнутости выступали ваши коллеги в большинстве европейских стран. Интеркультурализм исходит из того, что разнообразные культуры должны взаимодействовать, необходимо создать условия для взаимодействия на гражданской основе, на основе понимания того, что мы - жители одного государства, одного города, одного поселка, дома, одного дела, и обладаем общей ответственностью.

Должен сказать, что интеркультурализм в истории имеет лишь один пример массового применения - это Советский Союз и его политика интернационализма. И есть доказательства эффективности этой политики. Самым главным индикатором готовности людей к сотрудничеству с представителями другой культуры является готовность вступить в брак. Так вот доля межэтнических браков в Советском Союзе была в 5 раз выше, чем в Российской империи. И с тех пор как эта концепция перестала действовать, она падает вот уже 20 лет ежегодно и в России, и в большинстве других государств постсоветского мира. Там еще, кстати, активнее, чем у нас в стране.

Знаменитые американские фильмы с «хорошими парнями», черными и белыми полицейскими, считаются сегодня эталоном толерантности. Но они вышли на полвека позже картины о любви дагестанского пастуха и русской свинарки - «Свинарка и пастух» 41-го года. Американцы в 20-х годах, когда приехали на строительство Сталинградского тракторного, были удивлены тем, что когда возник у них расовый конфликт, русские рабочие их пригласили на товарищеский суд. И думаю, что эта форма разрешения конфликта, может быть, и сегодня была бы позитивна. Они описывают это в своих книгах как некое феноменальное явление по тому времени.

Я хочу сказать, что в условиях тоталитарного режима, когда «вождь дал - вождь забрал», никакой интернационализм не спасал ситуацию. Он не спас многие народы Кавказа от депортации, он не защитил людей от различного рода дискриминации и так далее и тому подобное. Тем не менее когда сегодня интеркультуролизм рассматривается как мировая инновация, забывать о том, что истоки этой инноваций в России и здесь есть опыт и есть возможность ее развития, было бы неверно.

Я думаю, что на основе интеркультурализма можно было бы приступить к замене уже сильно устаревшей концепции национальной политики, введенной указом Президента 15 июня 1996 года. Можно было бы перейти к концепции межкультурного взаимодействия, которое включает не только межэтнические, но и межрелигиозные, и другие явления.

И последнее. Какой институт должен заниматься проведением этой политики? Министерства для такой роли не годятся. Мировой опыт показывает, что министерств по делам национальностей, гражданской политики, религии, как правило, не бывает, они не срабатывают. А вот общественно-государственный фонд для такой роли, может быть, и подошел бы. По крайней мере стоит подумать и о таком фонде, о его функциях и о задачах. Если понадобится помощь нашей рабочей группы, то мы с удовольствием окажем. Спасибо.

5 июля 2011 года

Автор:Эмиль Паин