ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Алихан Ахильгов начал свою трудовую деятельность в ссылке в 14-летнем возрасте в должности рабочего на каменоломне. Вернувшись из депортации, год проработал в совхозе механизатором, затем был избран секретарем Назрановского райкома комсомола. Через некоторое время его перевели в Чечено-Ингушский обком комсомола, где он проработал 10 лет. Был начальником отдела управления «Грозтрубопроводстроя». С 1993 г. по нынешнее время – президент Фонда помощи ранее депортированным народам, основная задача которого – оказание помощи в отдыхе и лечении детям-сиротам, пострадавшим во время этнических конфликтов и во время боевых действий в горячих точках России.  

Колодец находился в километре от села. И каждое утро, едва светало, Алихан и его родственник, десятилетний Заурбек, грузили пятиведерную кадушку на санки и отправлялись за водой. Февраль 1944 г. был особенно морозным, старожилы не могли припомнить, когда еще была такая стылая зима. Хава надевала на своего младшего, шестилетнего Алихана старый ватник, подпоясывала ремешком. На голову шапку-ушанку, а потом еще, к явному неудовольствию мальчика, старый платок, завязывая на спине крепким узлом. 

– Может, сядешь на санки, покатаю? – каждый раз предлагал Заурбек младшему брату. Тот отрицательно качал головой – он уже знал, если ехать на санках, очень быстро замерзнешь.

К колодцу добирались быстро. Пока Заурбек несколько раз поднимал вверх ведро и резко бросал вниз, чтобы разбить лед, покрывший за ночь воду в колодце, Алихан наблюдал, как поднимавшееся солнце окрашивает снег розовым цветом. И такой же розовой становилась стена расположенной недалеко кошары, и даже воробьи, которые прятались под стрехой, тоже были чуточку розовыми.

– Хватит глазеть, давай, санки подтаскивай поближе, – Заурбек уже поднял ведро с водой. Легко сказать «подтаскивай», если вокруг колодца панцирь ледяной и невозможно стоять, ноги так и расползаются в разные стороны. Вода из ведра расплескивалась на землю и на одежду мальчиков, которая тут же покрывалась ледяной коркой. Но о холоде уже не думалось: быстрее набрать кадушку и домой, домой. Чтобы не расплескать воду и не дай бог опрокинуть санки с кадушкой, что случалось, и не раз, мальчики осторожно спускали санки с ледяной горки, которая была вокруг колодца. Остановились передохнуть, и тут от кошары подлетело несколько воробьев – напиться воды. Один, самый маленький вдруг упал. Серый комочек откатился к ногам Алихана.

– Что это с ним? – спросил он у Заурбека.

– Замерз. Мороз видишь какой. Давай, бери веревку, а то мы тоже сейчас тут замерзнем.

Алихан взял в руки замерзшего воробья. Он не понимал, как это получилось –только что летал и сразу замерз. И сунул холодный комочек себе за пазуху.

В его обязанности входило, накинув на себя веревку, тащить санки, а сзади повозку подталкивал Заурбек. Алихан всегда вспоминал картинку в учебнике по литературе у старших братьев: трое детей тащат большую бочку с водой. «Им было легче, они втроем, а я тут один», – думал мальчик и еще удивлялся, что дорога домой кажется в несколько раз длиннее, когда тащишь санки с кадушкой. И вдруг он почувствовал под ватником какое-то шевеление. Воробей! Это же воробей отогрелся, ожил! Он хотел придержать ворот ватника, чтобы принести воробышка домой, но тот отчаянно рвался наружу и улетел.

Та зима была в Казахстане суровой. Алихан Ахмедович помнит, что военный, который пришел в их дом ранним утром 23 февраля, сказал, чтобы они собирались, потому что всех их увезут далеко. И добавил: «Теплых вещей побольше берите. Повезут вас в края, где сильные морозы». 

– Мы жили в Орджоникидзе (ныне г. Владикавказ). Большой дом у нас был напротив медицинского института. Накануне выселения всех мужчин собрали вроде как на собрание. Боялись, видимо, что могут быть беспорядки. А бабушка и мама стали будить всех детей и собираться в дорогу. Я сначала радовался, что поедем куда-то на поезде. Никто же не предполагал, что нас всех как скотину, в телячьих вагонах повезут, – вспоминает он то февральское утро.

Его мать Хава и бабушка Зали, помня, что сказал военный про холодные края, вытащили из чулана большой тулуп, завернули в него стеганые шерстяные одеяла, кое-что из еды. На детей, а их своих шестеро, да еще двое сирот Арсельговых, Яха и Ваха, надели все, что было в доме теплое.

– Собрались быстро, а у ворот уже стояла машина. Нас всех погрузили в кузов и привезли на вокзал. А там – праздник! Гармошка играет, танцы. Оказывается, были и такие, кто радовался нашей беде. Вот так было. Хотя жили вроде бы дружно, не ругались, а нашему горю они обрадовались, – вспоминает Алихан.

Никто не знал, куда везут

В вагоне, в который загнали семью Ахильговых, было еще 13 семей. С нами в вагоне были Гадаборшевы, Горбаковы. Мужчин было мало – инвалиды да совсем немощные. А в основном в вагоне были старики, женщины и было много детей. Когда всех разместили по вагонам, привезли мужчин и распределили их в те вагоны, где были их семьи. Никто не знал, куда везут. Но то, что путь будет неблизкий, догадывались. Бабушка Зали стала сразу оборудовать места, где будут спать дети. Мужчины прорубили в углу вагона дырку в полу и загородили это место одеялами – это был туалет.

– Мы были в пути 3 недели. Не знаю, почему, но когда приехали в Сталинград, то наш состав почти сутки стоял. Охрана, естественно, у каждого вагона. Я помню, что в нашем вагоне был один ингуш, который в боях за Сталинград был ранен, и ему ампутировали руку. Он долго стоял у окошка, взобравшись на какой-то ящик, все смотрел на разрушенный город. Такая вот судьба. Воевал за Родину, а Родина его за это в ссылку… – вздыхает Алихан.

Военный там, дома, сказал правду – в тот день, когда состав остановился на конечной станции и ингушам сообщили, что эта станция для них – конечная, стоял мороз 35 градусов. Алихан запомнил, что у казаха, который должен был их семью везти к месту нового проживания, на усах висели сосульки, и от мороза было трудно дышать.

– Нам 40 километров до колхоза ехать, дети замерзнут. Есть что-то теплое? – спросил он у Хавы. Та вытащила тулуп.

– Пойдет, – одобрительно кивнул он и всех детей уложил плотненько на сани и укрыл чуть ли не с головой тулупом.

Была ночь, когда они добрались до места. Занесенные снегом маленькие домики, ни в одном окне нет огонька. Поздно. Казах подвез их к одному саманному дому, постучал кнутом в окно. Зажегся свет, дверь отворилась, на пороге стояла женщина, на плечи накинута клетчатая шаль.

– Приехали, горемычные? Ну, проходите, – она помогла раздеть детей, уложила их, сонных и уставших, спать. Определила места, где будут спать взрослые. На печи посвистывал чайник, видно, ждала, знала, что люди приедут уставшие и замерзшие. Напоила чаем. – Отдыхайте, утром решим, как будем жить дальше.

– Вот так мы стали жить у тети Люды. Она жила одна. Муж и сын на фронте, дочка замужем, жила в Акмолинске. У нее небольшой домик – кухня да две комнатки. И мы все там помещались. Первое время мы, дети, старались ей на глаза не попадаться – родители приказали вести себя тихо. Да и она тоже присматривалась – какие мы. Ведь про нас разное говорили: предатели, разбойники. А когда она узнала, что наши дядья воюют, что дядя наш Башир окончил МГУ, то стала относиться к нам по-родственному. Да и по-русски все мы говорили хорошо. Жили мы у тети Люды до самых теплых дней. В этом селе много было ссыльных, больше всего немцев – их первыми сюда сослали. Были балкарцы, и русские сюда тоже не по собственной воле приехали. А с нашей первой хозяйкой мама моя и тетя Курейш подружились. И даже когда мы потом вернулись на родину, то они продолжали поддерживать отношения, переписывались постоянно. Во время войны всем жилось трудно. Но даже в ссылке люди оставались людьми. Не все, но многие, – считает Алихан.

Макинское детство

…Алихан был младше всех детей, и хотя все – и взрослые, и старшие из детей –старались, чтобы мальчику доставалось самое вкусное из нехитрого рациона, но ему все время хотелось есть. 

– Первые 2-3 месяца нашего пребывания в ссылке мы голодали. Полегче стало, когда наступили теплые дни и появилась растительность. Бабушка собирала какие-то травы, варила из них супы, делала лепешки. А через год нам разрешили из этого хутора Есельского района Акмолинской области, где началась наша ссылка, переехать в город Макинск. Он и сейчас так называется, этот город. Там мы построили дом из двух комнат, купили корову. Строительный материал для дома был дерн. Потолок и стены утеплили войлоком, а полы земляные. Но свой дом, своя крыша над головой. Отец умудрился сделать себе паспорт, где ему в графе «национальность» написали «грузин». И он уехал. Сначала в Москву, потом в Куйбышев. Там он работал и присылал нам деньги. На эти деньги мы и купили корову. А это большое дело для семьи, где 8 детей, кормилица она наша была. А потому мы, дети, по очереди пасли корову, заготавливали сено для нее на зиму, – вспоминает Алихан Ахмедович.

Там, в Макинске, Алихан пошел в школу. Учителя тоже были из числа ссыльных. Школа – это новые друзья, все из семей депортированных – балкарцев, крымских татар, немцев. Новые увлечения… Учеба давалась легко еще и потому, что ему, как самому младшему, помогали старшие братья и сестры. То, что они, депортированные, люди как бы второго сорта, дети особенно чувствовали летом, когда начинали работать пионерские лагеря, куда уезжали на отдых все, кроме детей ссыльных. И мальчишки устраивали себе сами что-то наподобие лагеря: собирались большой гурьбой и шли в поход, на речку, которая от города была в 12 километрах, рядом с сосновым лесом.

– Ее и речкой-то назвать было трудно. Так, большой ручей по пояс нам, мальчишкам. Но зато сколько радости было, по полдня пропадали там. Жгли костры, пекли картошку, купались, в лесу собирали ягоды. А пока до дому добирались по пыльной дороге, да еще когда жара стоит неимоверная – впору назад возвращаться, такие были грязные, пыльные, – смеется он.

Свой дом, свой двор. Для депортированных это была большая удача. Алихан, посмотрев, и не раз, фильм «Тарзан», приобрел себе овчарку и назвал ее Тарзаном. А потом его друг Юра Молдавский, уезжая, подарил ему пару глубей: голубка и голубку. Он вспоминает, что ему завидовали все окрестные пацаны. Семейство голубей все увеличивалось. Он сам построил им голубятню. Но дома взрослые сказали: деньги на корм для голубей мы тебе давать не будем. Выкручивайся сам или же отдай кому-нибудь. Желающих приобрести таких красавцев-голубей было много. Но Алихан не собирался с ними расставаться, тем более что это был подарок его друга. Пытался где-то подработать – не получилось, слишком он был еще мал. Потом стал собирать колоски на полях после уборки пшеницы. Но много не насобираешь. И он стал втихую брать зерно на токах, куда свозили урожай с полей. Таким образом он натаскал зерна полный мешок, который припрятал в чулане. Но тайное стало явным – зерно обнаружила тетя Курейш. Вечером, когда он пришел с очередной порцией зерна, его ждали взрослые.

– Такой разгон устроили, еще и наподдали как следует. Вообще-то, за дело мне утроили головомойку. Если бы меня поймали, то не посмотрели бы на возраст, отправили бы в колонию, да и кто-то из взрослых был бы наказан. Тогда строго было, за хищение народного добра можно было «десятку» получить, а тут хищением занимается депортированный, враг народа, – вспоминает он.

Он поверг родственников в состояние шока еще раз, когда написал письмо Сталину. Учитель географии Николай Гаврилович вел в школе кружок и настолько заинтересовал Алихана своим предметом, что он решил обязательно поступить в мореходку и плавать по всем морям-океанам. О чем он и написал в письме к Сталину, добавив, что его дядя погиб на фронте, а у него есть вот такое горячее желание стать моряком. Когда дома об этом узнали, то ждали прихода сотрудников НКВД. Но вместо чекистов и вызова в органы ему пришло письмо из Москвы.

 – Написано было, что из канцелярии. Не помню точно из какой канцелярии, но домашние, увидев этот конверт с множеством почтовых штемпелей, перепугались. Сначала я получил от старшего брата хороший подзатыльник, а уж потом открыли конверт, – улыбаясь, вспоминает Алихан.

А там сухим канцелярским языком говорилось, что Алихану Ахильгову разрешалось после окончания семилетки ехать поступать в Батумское мореходное училище. Но против отъезда самого любимого внука в далекий Батуми воспротивилась бабушка Зали. Она в семье считалась главной, и пришлось покориться.

– И пришлось мне после семилетки поступать в физкультурный техникум, потому что я к тому времени играл в футбол, хоккей. Я физически был крепкий, думал, что буду учиться, а вечером работать. Семья большая. Хоть молоком и сыром мы были обеспечены, но ведь одеться-обуться тоже нужно. Вот и пришлось мне и учиться, и работать одновременно. Но ничего из этого не получилось. Год проучился в техникуме и бросил, пошел работать в каменоломню, где и проработал до 1957 г., когда стало возможно вернуться на родину.

Домой!

– Мы со старшим братом Аюбом поехали первые. Но наши дома в Орджоникидзе и в Чермене были заняты, и те, кто там поселился, когда нас депортировали, освобождать наши дома не собирались. В Чермене нам прямо заявили – есть распоряжение правительства Северной Осетии ингушей сюда не пускать. Но возвращаться все равно на родину нужно! Приехали в село Кантышево, нам дали в двухэтажном доме однокомнатную квартиру с кухней. Вода в доме была, а все удобства – во дворе. Стали потихоньку обустраиваться. Трудно было, но здесь все радовало: земля, солнце, люди. Мы – дома!

Он потом считал, сколько раз членам его семьи, разным поколениям, приходилось строить дома, заново обустраиваться. Сбился со счета, махнул рукой: «Много». Последний дом, который разрушила война, был в Грозном. «У меня своего угла, своего дома нет. Живу у сына. Война в Чечне раскидала нашу семью по всем свету», – подводит он итог своей жизни.

Кто должен ехать в лагерь

На протяжении жизни где Алихан только ни работал, чем ни занимался. Начиная от слесаря в ремонтной бригаде в колхозе селения Кантышево и заканчивая руководителем транспортного управления Чечено-Ингушского треста «Грозтрубопроводстрой», который занимался сооружением газо- и нефтепроводов по всему Советскому Союзу. Но межэтнические конфликты 1992 г., чеченские войны внесли свои печальные коррективы в судьбы многих жителей бывшей Чечено-Ингушетии, не оставив в стороне и Алихана Ахильгова. Одни просто старались выжить, Алихан же 6 февраля 1993 г., через 3 месяца после осетино-ингушского конфликта, создал фонд «Помощь ранее депортированным народам».

Сначала в зону его деятельности подпадали все те, кто пострадал в результате репрессий и войн. Потом, когда все инвесторы, а их не так уж и много было, растворились, всю свою энергию, заботу Алихан стал отдавать детям.

 – После всех этих конфликтов и войн много детей стали сиротами, полусиротами. И я стал заниматься детьми, которые больше всех пострадали в чеченских войнах. Многое делать не мог – не было средств. Но вот сделать так, чтобы летом эти дети смогли отдохнуть в российских лагерях отдыха – в Подмосковье, в Кемеровской области, на Черном море, и за границей – это было в моих силах. Но здесь, естественно, помощь оказывали главы регионов – Лужков, Тулеев, которые не один год принимали наших детей в лагеря отдыха в свои регионы. Помогали международные организации. За годы существования фонда в российских лагерях отдыха летом отдохнули 7560 детишек, за границей – 1375 ребят.

Он как-то сказал, что каждый раз, организовывая поездку группы детей на летний отдых, он вспоминал свое школьное детство и ту обиду, которую испытывали они, дети из депортированных семей, когда в школе перед каникулами учителя составляли списки тех, кто поедет в пионерский лагерь. «У нас в классе были ребята, девочки – балкарцы, ингуши, которые учились на “отлично”. Но они никогда не попадали в список тех, кто должен был ехать в пионерский лагерь».

– Сколько лет прошло с тех пор, но обездоленных детей меньше не становится. Депортация, этнические конфликты, чеченские войны… Теперь вот эта война на Украине… Конца-края не видно. И, как всегда, больше других страдают дети, – говорит Алихан.

Примечание:

1. Депортация ингушей и чеченцев. Документальное досье. 1941 г. –1945 г.», 2014 г., Москва.