ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Охрана "Города мертвых" усилена, лазы во все склепы решено закрыть, отчитался директор Национального музея Северной Осетии Батраз Цогоев. Художник Урузмаг Плиев уже начал изготавливать деревянные двери по старинной технологии, но куратор социокультурных проектов Антон Вальковский предложил сделать заслонки прозрачными, чтобы туристы могли разглядывать интерьеры склепов.

"Кавказский узел" сообщал, что в начале августа широкий общественный резонанс вызвало видео, снятое в "Городе мертвых" туристкой. Девушка заподозрена в надругательстве над человеческими останками. Она надеется, что будет наказана только штрафом. Подозреваемая пожаловалась на угрозы в соцсетях и объяснила свой поступок незнанием и уверенностью в том, что кости были муляжом. Близ "Города мертвых" нет никакой таблички, которая объясняла бы туристу, куда он попал, указала подозреваемая. Пользователи Instagram призвали власти обезопасить Даргавский некрополь от вандалов.

Даргавский некрополь – одна из главных достопримечательностей Северной Осетии, туда ежедневно приезжают автобусы с туристами. Вход на территорию платный – сто рублей. Склепы в Даргавсе двух видов: полуподземные сооружения и наземные башни.

Сложенные из камня и оштукатуренные домики имеют лаз, заглянув в который, можно увидеть черепа и кости. Одни туристы просто оставляют на удачу монетки в окошке склепа, другие забираются в могильники, демонстрируют потом фото в соцсетях. Такие публикации регулярно отслеживаются активистами по геолокациям и хештегам. Фото с человеческими останками всякий раз провоцируют требования закрыть некрополь для посещения. По словам директора Национального музея Северной Осетии Батраза Цогоева, закрытие некрополя осложняется хотя бы тем, что это памятник федерального значения.

После скандала 2019 года, когда комплекс закрывался, там появилась охрана и видеонаблюдение, указал Цогоев корреспонденту "Кавказского узла". Теперь, после аналогичного инцидента, решено принять дополнительные меры для охраны памятника, сообщил Батраз Цогоев. "Там увеличена охрана и получено разрешение на закрытие полностью всех проемов, куда залезают и заглядывают. Мы их полностью закроем", — сказал директор музея.

Сделать двери для склепов вызвался художник-прикладник Урузмаг Плиев. Он готов изготовить их за свой счет. Первая дверь уже готова. Она полностью деревянная, без каких-либо металлических креплений — считается, что именно такими и были аутентичные двери в лазы некрополя. "Стараемся приблизительно делать по той технологии, как делали раньше", — говорит Плиев на видео, опубликованном 3 августа Telegram-каналом Mash.

В кадре художник демонстрирует одностворчатую дверь в квадратной дверной коробке. Урузмаг Плиев отмечает, что дверцы будут снабжены деревянными засовами, для которых при входе в склепы сохранились пазы.

Входы в склепы прикрывались как деревянными, так и каменными дверями, указал корреспонденту "Кавказского узла" куратор социокультурных проектов, кандидат философских наук Антон Вальковский. Он процитировал археолога Л.П. Семенова, который обследовал Даргавский некрополь в 1920-х годах: "Лазы в склепы обычно снабжаются деревянным щитом или каменной плитой, прикрывающейся поперечным болтом; болт вделывался в стену и мог передвигаться по каналу в обе стороны".

Однако Вальковский считает, что лучше не восстанавливать аутентичные двери, а смонтировать прозрачные экраны. "Что делать с закрытием лазов — это вопрос к тому, какое решение примет осетинское общество касательно статуса этого комплекса. Если выбор останется за музеефикацией, то идеальными будут прозрачные защитные экраны. Ведь функция музея — не только сохранение наследия, но и его представление. Это не та же функция, что и у кладбища", — сказал Антон Вальковский.

Сакральный статус объекта противоречит идее его музеефикации

Вальковский пояснил, что у людей, которые воспринимают некрополь как святыню, и у людей, которые воспринимают его как музей, разная логика. "Давайте представим себе современного египтянина, который в музее Каира залезает в музейную витрину и достает оттуда руку древнеегипетской мумии. А теперь представим себе кладбище, где приехавший туда турист достает из могилы/некрополя руку вашей прабабушки. В первом случае — это порча объекта материального культурного наследия. Во втором — осквернение захоронения. Это разница между музеем с его изъятыми из повседневной обрядности артефактами и действующим кладбищем", — указал Вальковский.

То, что происходит в Даргавсе — не новая проблема, и связана она не с наплывом туристов, подчеркнул он. "Многие живущие в Осетии рассказывали, как будучи детьми и подростками доставали кости из некрополей и игрались с ними. Социальные сети лишь сделали этот процесс более видимым: менее интимным и более публичным.
На мой взгляд, основная зона напряженности здесь — между музеефицированным статусом некрополя и процессами ре-сакрализации", — сказал Антон Вальковский.

Музеефикация, по его словам, была важной частью советской культурной политики по борьбе с "религиозными предрассудками". "В советской Осетии наиболее почитаемые святыни были объявлены памятниками культуры и/или природы. Таким образом государство получило право контролировать действия людей, находящихся на территории охраняемых законом объектов (включая моления, забой скота в качестве жертвоприношения, употребление араки). Музеефикация совершает очень важную процедуру: деконтекстуализирует объект или явление, вычленяя его из его привычной среды обитания. Подобная деконтекстуализация неумолимо приводит к утрате сакрального содержания: музей призывает нас воспринимать, скорее, эстетические характеристики объекта (например, икон Рублева в музее), их культурную и историческую ценность", — пояснил Вальковский.

Сакральное значение не всегда было таким же объективным и очевидным, как культурная и историческая ценность, отметил он. "Например, в 1924 году археологи Л.П. Семенов и И.П. Щеблыкин доставили в Государственный научный музей Владикавказа мумифицированные тела девочки из селения Верхняя Саниба (в бархатной шапочке, в цветных халатиках, с тремя куклами) и мужчины из Даргавского могильника, положенного в ладьеобразную колоду. При этом Семенов делает очень интересную пометку в подстрочном комментарии: в дореволюционные годы жители селения Даргавс не разрешили профессору Зоммеру взять черепа из надземных склепов, а в 1924 году "уже сами содействовали нам доставить мумифицированное тело из того же могильника в музей", — рассказал Антон Вальковский.

Сакральный статус объекта противоречит идее его музеефикации, заключил он. "Очень важный момент ре-сакрализации — это не только идентификация себя как носителя наследия (мумии для современных египтян, например, не имеют сакрального статуса). Самый парадоксальный момент ре-сакрализации — это требование де-музеефикации — то есть возвращения наследия в контекст его первоначального бытования. Точно так же сакральный объект не может быть музеефицирован (только если он не изъят принудительно: не похищен, например, или не национализирован государством). Именно поэтому мы полностью утратим через примерно 30 лет работы из камня Сосланбека Едзиева: потребность в музеефикации его цыртов (из-за признания их исключительного исторического и культурного значения для осетинской культуры) вступает в конфликт с их сакральным статусом (это надгробия на действующем кладбище)", — сказал Вальковский.

Глава историко-этнографического общества раскритиковал надзор за некрополем

Надзор за памятником организован плохо, заявил председатель правления Национального историко-этнографического общества Алании "Уасамонга", кандидат политических наук Марат Цагараев.

"Именно из-за продолжительного бездействия государственных структур памятник федерального значения до сих пор надлежащим образом не оформлен. Его формальную эксплуатацию осуществляет Минкульт, который, по сути, не имеет права что-либо изменять в его нынешнем состоянии, так как фактически памятник ему не принадлежит. Охраной памятника занимается Комитет по охране культурного наследия, чьи действия сводятся лишь к философскому созерцанию, а земля, на которой расположен памятник, до сих пор принадлежит администрации местного самоуправления Пригородного района. Получается правовая коллизия: зарабатывать на памятнике они могут, а тратить бюджетные деньги на этот объект не имеют права. Что до прокурорского надзора — всё просто: написали заявление о конкретном нарушении — работают, не написали — не работают", — указал Цагараев корреспонденту "Кавказского узла".

По мнению Цагараева, те, кто глумится над останками, должны строго наказываться. "Всё, что находится под землей, принадлежит государству. Деятельность черных археологов уголовно наказуема. Также уголовно наказуемо и глумление над человеческими останками. Нужно добиться того, чтобы эти уголовно-процессуальные механизмы заработали. Вандалы и мародеры должны получить реальные сроки", — заявил Цагараев.

Для осетин надругательство над останками — самое большое святотатство, подчеркнул он. "Именем усопших родичей присягали, верили, что они покровительствовали своим потомкам. За поругание или осквернение могил цена была одна — смерть", — рассказал он.

Туристкой, опубликовавшей видео с останками из Даргавского некрополя, оказалась 23-летняя уроженка Кемеровской области, проживающая в Москве, отчиталось МВД. Процессуальное решение относительно того, возбуждать ли против нее дело о надругательстве над телами умерших, еще не принято, говорится в публикации от 3 августа на сайте МВД Северной Осетии.