ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Власти Назрани пытаются через суд выселить жильцов из барака на улице Фабричная и на его месте построить многоэтажный дом, пожаловались жильцы барака. Их адвокат Хадижа Гадаборшева пояснила, что в бараке проживают переселенцы, которые были вынуждены покинуть свои дома после осетино-ингушского конфликта в Пригородном районе Северной Осетии в 1992 году. Юрист Николай Дьяков указал, что без решения суда выселять людей незаконно.

Как сообщал "Кавказский узел", вынужденные переселенцы из Пригородного района Северной Осетии, проживающие в трех бараках в Назрани на улице Фабричная №№31, 35 и 37, еще 13 апреля 2019 года получили от чиновников мэрии требования выселиться. Жильцы бараков рассказали, что им некуда идти, так как альтернативное жилье им не предоставлено, а купить его на деньги, которые выделяются для беженцев, невозможно. 3 июня стало известно, что Магасский райсуд удовлетворил требование мэрии Назрани выселить из барака восемь семей вынужденных переселенцев. Их адвокат указала, что выселение в том числе инвалидов, у которых нет жилья, противоречит Жилищному кодексу.

Жильцы бараков в Назрани рассказали истории переселения из Северной Осетии

Руслан Ахильгов – единственный житель барака на улице Фабричной, 31 в Назрани, который имеет статус вынужденного переселенца. По его словам, 31 октября 1992 года стало началом череды трагических событий, которые преследуют его семью до сих пор.

По его словам, в поселке Южный в Северной Осетии соседями у них были осетины, и жили они с ними в дружбе и согласии. "Но защитить нас, спрятать у себя они не могли, потому что <...> с такими осетинами расправлялись также как и с ингушами. Все дороги были перекрыты, добраться до Ингушетии нам можно было только по горным тропам, через Джейрахское ущелье. Из поселка уходили ночью в спешке, задворками. Покидала свой родной дом вся семья: 90-летняя бабушка, отец и мать преклонного возраста, мой брат – инвалид второй группы, четырехлетняя племянница, которую сонную вытащили из постели, еще три моих брата и две сестры", – вспомнил Ахильгов.

Хотя дорога в Джейрах им была известна и Ахильгов не раз ходил по ней еще будучи школьником, ночью по ней было идти сложнее. "Мы заблудились, долго плутали в темноте, пока не нашли тропу, которая вела в Мужичи. Бабушку по очереди несли на закорках, привязав ее разорванной простыней к спине кого-то из нас, парней. На исходе первого дня услышали шум вертолета. Из Кабардино-Балкарии, пока была летная погода, вертолетчики забирали стариков, детей и эвакуировали их в ближайшие села, в Мужичи или в Алкун. На вертолете отправили в Алкун бабушку и больного брата Ибрагима. Все остальные продолжили путь пешком", – продолжил переселенец.

Через некоторое время погода резко испортилась, пошел дождь с мокрым снегом, и в такую погоду вертолетчикам летать стало опасно. "Было очень скользко, идти по горным дорожкам стало сложно, потому что дальше тропа горная становилась совсем узкой, местами шириной в одну ступню. Пробирались друг за другом по краю пропасти, стараясь не смотреть вниз, где бушевала горная река Асса. И я даже не представляю, как мы в таких условиях могли бы бабушку переносить, если бы ее не забрал вертолет. Было очень холодно. Мои сестренки выскочили из дома в домашних тапочках и в байковых халатиках. Они буквально закоченели, даже разговаривать не могли от холода. Наконец вышли к Алкуну, там горели костры, на многих были большие котлы, где варилось мясо. Мои сестры брали мясо и, прежде чем есть, они долго держали кусок мяса в руках, прижимали к груди, чтобы согреться. Нас встречали люди уже с одеялами, пледами, с теплыми носками и обувью. Накидывали все это на тех, кто вышел из ущелья, согревали нас и поили горячим бульоном", – рассказал Ахильгов.

У селения Алкун его семья долго не задержались, потому что вереница людей, которые также, как и его семья выходили из Пригородного района через Джейрахское ущелье, меньше не становилась. Нужно было для них освобождать место у костров. "На этом месте уже были припаркованы машины, на которых отвозили людей по тем адресам, где жили родственники беженцев. Нас отвезли в Али-Юрт. Там жила старшая сестра, которая была замужем. У них семья большая, а тут еще мы. Уставшие, валились с ног. Спали на полу, зато в тепле. Через два месяца нашли двухкомнатный домик в Слепцовской. Там жили полтора года. А тут началась первая чеченская война и оттуда пошел поток беженцев. Приехала из Грозного большая семья родственников хозяина дома, где мы жили. И тогда мы переехали в барак", – рассказал переселенец.

Он отметил, что ему тягостно делиться воспоминаниями о прожитых годах в бараке на улице Фабричной, потому что трое, самые близкие ему люди, умерли в нем. "Бабушка умерла в 2003 году. Ей было 103 года. Умирала с ясной головой, и завещала, чтобы те, кто останется жив, вернулись на свою землю, в свой дом на улице Гайдара, 17 в поселке Южный. Через три года в 2006 году умер папа, а моя мама ушла в мир иной полтора года назад и также, как и бабушка Базейха наказывала сделать все, чтобы вернуться на свою землю. В свой дом", – поделился Ахильгов.

Через неделю после ухода его семьи из дома в посёлке Южный его заняла жительница Южной Осетии, которая работала преподавателем философии в колледже при Северо-Осетинском университете. "Освобождать дом она категорически отказывалась, не позволяла даже забрать кое-какую мебель из нашего дома. Пользовалась и мебелью, и постельным бельем и посудой. И была уверена, что уже никогда она не покинет этот дом. Мне пришлось собрать все документы, которые свидетельствовали, что владельцем этого домовладения является мой отец. А после его смерти я все документы переоформил на себя. Эта женщина судилась два года, пытаясь доказать, что я не имею никакого права на этот дом. Когда я с судебными исполнителями приехал в Южный, чтобы выселить ее с сыном из моего дома, то эта женщина и ее сын устроили настоящий погром: переломали всю мебель, камнями перебили стекла во всех окнах, сорвали с петель и разрубили двери во всех комнатах, ставни, разрушили межкомнатные перегородки. Сын, забравшись на чердак, прыгал по перекрытиям так, что обвалился потолок во всех комнатах. Независимая экспертная комиссия, которую я вызвал после этого погрома, признала: этот дом восстановлению не подлежит. А теперь еще нас из бараков тоже выселять собираются, куда? Где нам жить?"– возмутился Руслан Ахильгов.

Одна из жительниц барака на улице Фабричной рассказала о выносливости, терпении и заботливости Руслана. "Сестры повыходили замуж, и Руслан все эти годы был и медбратом, и поваром, и санитаром. У него брат – инвалид, у которого случаются непредсказуемые приступы, были лежачие больные, которых нужно помыть, поменять простыни, убрать, приготовить еду и всех накормить. И все это он делал сам, никому не доверял. За этими заботами он так и не смог обзавестись семьей. Да и куда ему приводить жену? В барак, где больные родные, за которыми нужен уход?" – сказала она корреспонденту "Кавказского узла".

С другой жительницей барака на улице Фабричная в Назрани Марусей Мейриевой корреспонденту "Кавказского узла" пришлось созваниваться несколько раз на протяжении двух дней. Разговор неожиданно прерывался и она просила позвонить позже. Оказалось, что она попала в больницу с гипертоническим кризом и находится на лечении. "Меня то и дело вызывают на разные процедуры: то на капельницу, то в физиотерапию. Здесь не любят, когда больные на процедуры приходят с телефонами, поэтому мобильные мы оставляем в палатах", – пояснила Мейриева  корреспонденту "Кавказского узла". 

По ее словам, высокое давление у нее в этот раз поднялось после разговора с сотрудником администрации Назрани, который напомнил, что сегодня-завтра переселенцам придётся освободить бараки, а на их месте будет построен большой жилой дом. "У меня не только давление подскочило, так еще и ноги на нервной почве отказали – какое-то время я шага не могла сделать, так было больно", – пожаловалась Мейриева.

Она пояснила, что ноги у нее стали болеть спустя какое-то время после того, как она с девятью своими детьми выходила из Тарского через горы в Галашки. "У меня дети рождались один за другим. Старший тогда учился в шестом классе. А самой младшей 31 октября [1992 года], когда началось это безумие, еще не было и двух месяцев. Когда сказали нам, что пришла большая беда и нужно срочно уходить. Я в спешке одела детей старших, малышку укутала в попавшее под руку одеяльце, а сама в чем была, выскочила во двор. А там уже люди, много людей. И были мужчины, которые знали дорогу, знали куда идти", – вспомнила Маруся Мейриева.

Она также отметила, что была плохая погода. "Тучи закрыли небо, стало темно, как бывает темно в горах в ненастную погоду. Пошел дождь, мокрый снег и сразу стало холодно. Я шла следом за мужчиной, его звали Идрис. Время от времени оборачивалась, видела, что дети идут за мной, а за ними люди. Потом дождь усилился, я стала совсем мокрая и только следила, чтобы не промокла моя доченька. Стало совсем темно, наступила ночь. Я с трудом различала спину впереди идущего. Вдруг он остановился, повернулся ко мне, спрашивает: "спички есть". А я всегда, когда вижу, что коробок спичек лежит не на своем месте, прячу спички себе в карман, от детей подальше. И в это раз случайно нашла в кармане коробок со спичками. "Зачем они тебе?" – спрашиваю. А он кивает головой вперед: "Видишь, светятся точки? Это волки". А я думала, что это фонарики в руках людей, которые нам шли навстречу, чтобы помочь", – рассказала Мейриева.

Идрис соорудил факелы и таким образом люди отогнали волков. По ее словам, дождь не прекращался, тропы стали скользкими. "Я шла медленно, боялась оступиться и рухнуть в пропасть, моя крошка-дочка, как чувствовала, что нельзя плакать – молчала, а я боялась, что она от переохлаждения уже умерла. Загляну за пазуху, а она смотрит на меня, молча. Я делала глубокий вдох, а выдох направляла на лицо дочки, чтобы ей стало чуточку теплее… Сколько шли? Не знаю, двое суток растянулись в целую вечность. Было тяжело двигаться. Я под конец уже не могла идти, меня тащили волоком молодые ребята, что вышли нам навстречу", – вспомнила Мейриева.

По ее словам, в пути она несколько раз оборачивалась, звала детей. Шедшие за ней следом успокаивали: "Иди вперед, за детей не волнуйся, они с людьми". "Когда вышли к Галашкам, а там костры, вокруг люди сидят, остро пахнет мясом. Ко мне женщины подходят: "Иди, выпей бульон, поешь". А я хожу от костра к костру – ищу своих детей. Меня остановил какой-то мужчина. Снял со своих сапог галоши и отдал мне – надень, ты же босая. Смотрю и правда, ноги босые, а я их не чувствую, потому что они окоченевшие от холода. Галоши взяла, а тут подходит старик и протягивает мне носки вязаные и белые байковые куски ткани – портянки", – рассказала переселенка.

По ее словам, она искала своих детей почти неделю, а после того, как они были найдены, за семьей Мейриевой приехали ее родственники. "По маме я Хамхоева. Вот Хамхоевы нас и увезли в Слепцовскую, где мы жили у Сейнароевых, они нам дали домик. После этого в Майском получили вагончик и там жили какое-то время. Уже тогда пошел слух, что всех нас обеспечат жильем. Но вместо этого, когда поселок ликвидировали, нам предложили пока пожить в бараке . Мы поверили, согласились переехать в барак. Временно. Но оказалось, нет ничего более постоянного, чем временное. Вот и живем в этом бараке уже 28 лет. Да разве только я одна, инвалид второй группы, со своими детьми здесь живем?" – возмутилась Маруся Мейриева.

По ее словам, за эти годы многие переселенцы умерли, некоторые уехали заграницу. В бараках в Назрани остались в основном инвалиды и люди с хроническими заболеваниями.

Маруся Мейриева рассказала историю другой переселенки из Владикавказа – Хавы Цицкиевой. "Она с сыном и мужем жили в вагончике в Майском, с нами по соседству. Когда поселок расформировали, муж ее снял каморку, где ремонтировал часы. В этой же каморке они и жили, пока не освободилось место в бараке. Муж с сыном ночевали тогда у родственников, а Хава спала на полу в часовой мастерской. Сейчас Хава совсем ослепла. Раньше, она с подругой Лейлой Барахоевой, которая проживала в этом же бараке, выходили посидеть на скамеечке, подышать воздухом. Но Лейла умерла и Хаве приходится сидеть дома, целый день в одиночестве. Ведь она сама не может никуда выйти, потому что ничего не видит", – пояснила Мейриева.

"Вы знаете, какая мечта у тех, кто вот уже 28 лет проживает в бараках? Искупаться под душем в ванной комнате или же полежать в ванне, наполненной теплой душистой водой. Мечта людей, проживающих в 21 веке", – горько усмехнулась она.

Она поделилась, что у нее есть своя мечта: ей очень хочется, чтобы о том, как люди живут в бараках на улице Фабричной, узнали кремлевские чиновники. "Чтобы побывали у нас, увидели, как мы живем. Ну, если даже не московские чиновники, а наши, ингушские! Пусть совершат экскурсию в наши бараки, в те бараки, которые находятся в Яндаре, в Троицком. Нас, вынужденных переселенцев из Пригородного района осталось мало, от силы 100 семей. Так неужели в республике не могут изыскать возможности, найти инвесторов, чтобы эти семьи получили жилье с удобствами. Да, я понимаю, что у республики мал бюджет. Но ведь нашли власти 55 миллионов для того, чтобы провести два гала-концерта, в дни, когда не был снят карантин. Нашли и 158 миллионов для того, чтобы благоустроить городской пруд. А за эти деньги можно было бы обеспечить жильем всех, кого вы считаете вынужденными переселенцами", – считает Маруся Мейриева.

Еще один переселенец Исса Котиев рассказал, что когда в Пригородном районе Северной Осетии начался вооруженный конфликт, то времени на сборы не было. "Нужно было срочно уходить. К тому же мой дом находился на той стороне, где проживали в основном осетины. Туда до сих пор не переехала ни одна ингушская семья, никто не вернулся. Хотя с тех пор прошло без малого 30 лет", – сказал он корреспонденту "Кавказского узла".

Семья Котиевых тоже выходила через Джейрах. "Пятеро детей и мы с женой. Дети маленькие – самый младший двух лет, самый старший пошел в 1992 году в первый класс. Мы шли полтора суток", – вспомнил Котиев.

 По его словам, из близлежащих сел к выходящим из зоны конфликта людям выезжали навстречу парни на лошадях, забирали детей, отвозили их к выходу из ущелья. "Стариков таким же образом вывозили. Дети, особенно маленькие, плакали, не так боялись ехать на лошади, как того, что их незнакомые парни забирают от родителей. Это и понятно, дома все время они под присмотром мамы. Мы вышли к Мужичам сначала, чуть передохнули и уже пошли к Галашкам", – рассказал переселенец.

Первое время семья Котиевых обосновались в Троицком. В то время большую помощь их семье оказывали родственники жены. "А в бараки попали случайно. Родственник наш охранял эти бараки. Он-то нам и посоветовал переехать сюда, сказал, что лучше жить в бараке, придется платить только за свет и газ. Для нас это было существенно, ведь постоянной работы у меня не было. Вот и живет моя семья здесь уже 28 лет", – пояснил Котиев.

Он добавил, что намерен вернуться в село Тарское. "Я мечтаю вернуться на свою землю, туда, откуда родом мои предки. Когда получил первый взнос, то заложил фундамент. Но потом взносы прекратились, и строительство моего дома приостановилось. Пытался узнать, когда будет продлено финансирование вынужденных переселенцев, которые сами хотят построить свой дом. Но никто ничего не знает: ни в Северной Осетии, ни в Ингушетии", – рассказал Исса Котиев.

По его словам, чиновники удивляются, когда узнают, что спустя 28 лет есть еще вынужденные переселенцы, проживающие в бараках.

Адвокат раскритиковала власти за отсутствие помощи переселенцам

За время судебных тяжб по делу о выселении переселенцев из бараков на улице Фабричной в Назрани были попытки разрушить один из бараков работниками, которые не сказали, какие структуры они представляют, рассказала адвокат Хадижа Гадаборшева. "Невзирая на протесты жильцов, они стали сносить крышу одного из бараков. Несмотря на то, что в этом отсеке еще находились люди, в том числе парализованный человек. Тогда жильцам этих бараков удавалось при помощи правозащитников и представителей общественных организаций приостановить снос бараков и тем самым восстановить статус-кво", – сказала адвокат корреспонденту "Кавказского узла".

 Администрация города Назрань в очередной раз подала иск о выселении данных жителей без предоставления им другого жилья. В исковом заявлении чиновники "просят признать незаконным проживание ответчиков в жилых помещениях для временного поселения вынужденных переселенцев и обязать их освободить занимаемые жилые помещения. Также в этом документе говорится, что работники администрации провели обследование состояние казарм, в ходе которого установлено, что проживающим там лицам оказана государственная поддержка в виде компенсации за утраченное жилье и выданы жилищные сертификаты на приобретение жилья". ("Апелляционное определение №33-1271/2021". Копия имеется в распоряжении "Кавказского узла").

"Они действительно получили государственную поддержку. Но это настолько мизерные суммы, что на них даже ворота приличные не поставишь", – возмутилась адвокат.

Она напомнила, что в бараках на улице Фабричная, 31 на протяжении довольно длительного времени живут 20 семей вынужденных переселенцев из Пригородного района Северной Осетии и Владикавказа. Статус вынужденного переселенца имеется только у Руслана Ахильгова, который проживет здесь уже 28 лет. Также действующий статус вынужденного переселенца имеет еще одна семья Ахильговых, но статус ими не продлен из-за незнания закона.

"Мы сделали запросы в различные органы государственной власти, и выяснилось, что согласно ЕГРН [Единый государственный реестр недвижимости] на данные бараки и на эти земли собственность никем не установлена", – пояснила Гадаборшева.

Это позволило защите выйти с ходатайством в суд о том, чтобы исковое заявление администрации оставили без рассмотрения. "А суд удовлетворил требование и согласился с доводами защиты, основываясь на законе, на тех письменных доказательствах которые, мы предоставили. В процессе также участвовала прокуратура города Назрани. Она поддержала наши требования, что нужно оставить людей в покое, а требование оставить без рассмотрения", – рассказала адвокат.

После этого власти Назрани подали кассационную жалобу в Верховный суд Ингушетии, в которой сослалась на то, что если право собственности на землю которой не разграничено, иными словами, нет на него собственника, но поскольку бараки находятся на территории муниципального образования, то, соответственно собственником является администрация города Назрань.

По словам адвоката, решение Верховного суда Ингушетии было обжаловано в Конституционном суде, но там, особо не вникая в суть вопроса, просто переписали решение Верховного суда Ингушетии и отправили дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. "Нам сообщили, что заседание состоится 25 июля", – сказала Хадижа Гадаборшева.

Юрист исключил выселение из барака без решения суда

Согласно статье 92 Жилищного кодекса России, вынужденные переселенцы должны временно поселяться в помещениях, входящих в специализированный жилищный фонд, отметил юрист Николай Дьяков. "Чтобы человека выселить из ветхого жилья, его об этом нужно предупредить за год. Поскольку бараки признаны ветхими, то людям должно быть предоставлено равнозначное по общей площади жилье", – сказал он корреспонденту "Кавказского узла".

Он подчеркнул, что выселять людей из занимаемого ими помещения нельзя. "Аварийность барака и неуплата услуг ЖКХ могут служить лишь основанием для подачи иска о выселении, но никак не могут быть поводом. Согласно статье 40 Конституции РФ каждый имеет право на жилище, и никто не может быть произвольно лишен жилища. Малоимущим и иным гражданам, нуждающимся в жилище, оно предоставляется бесплатно или за доступную плату из государственных, муниципальных и других жилищных фондов в соответствии с установленными законом нормами. И именно республиканская власть должна решать вопросы с расселением людей, находить средства для их обустройства, подавать заявку в федеральный центр, если в местном бюджете таких средств нет", – пояснил Дьяков.

* 21 марта Тверской суд Москвы запретил в России деятельность компании Meta (владеет Facebook, Instagram и WhatsApp) в связи с экстремистской деятельностью.