ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Матери военнослужащих, пропавших без вести в ходе чеченских кампаний, пытались найти своих сыновей или места их захоронений в Чечне. Истории четырех женщин, которые рассказывают о том, как им пришлось пережить жестокость войны, обман со стороны боевиков и федералов в попытках узнать правду, что стало с их исчезнувшими детьми, собраны в материале "Ленты.ру".

Истории женщин, которые так и не смогли узнать о судьбе своих сыновей и выяснить, где они похоронены, опубликованы сегодняшнем материале "Ленты.ру" "Верни то, что от него осталось".

Сына Любови Кандаковой отправили в Чечню в августе 1995 года. "В декабре узнаю, что он якобы сбежал. Поехала в военкомат, мне стали говорить, что он предатель (...) В военкомате говорили, мол, никуда не поедешь, но я все равно отправилась на поиски. В начале января 1995 года я уже приехала в Чечню. Война идет, все кругом разбитое. Приехала на вокзал, мне подсказали русские женщины, что надо обратиться в комендатуру, а оттуда искать воинскую часть", - приводятся ее слова в публикации.

Женщина рассказала, что когда она подошла к воинской части, ее "забрали" и командир части потребовал заплатить за автомат, так как сын "его с собой взял" "Я ответила, что заплачу тогда, когда мне вернут сына", - отметила Кандакова. После этого ее отвели к другим матерям, которые приехали искать своих детей из Нижнего Новгорода и Свердловской области, а на следующий день  выдали пропуск, разрешающий находиться на территории Чечни, вспоминает Кандакова. 

По ее словам, женщины показывали фотографии сыновей, ездили по селам. "Сарафанное радио работало: скажут, вот там и там появились боевики — мы туда. Мы еще встали на учет в Международный комитет Красного Креста. Нам говорили про новые трупы, мы ходили на опознание", - рассказала Кандакова. 

Затем они узнали, что их сыновья оказались "в плену, в рабстве" в Итум-Кале. "Приехали к старейшине, тот по-русски не говорит. Нам переводили. Говорит: «Да-да, тут Сергей, значит, Салман, Алексей — Ахмед, а Владимир — Ваха. Ваха вообще уже по-чеченски разговаривает». Там другой в итоге оказался, не мой", - сообщила Любовь Кандакова. В результате две матери нашли своих сыновей. Один из них потом сказал, что третий военнослужащий, который был в плену, отказался менять веру и сбежал в горы, говорится в публикации.

За пропуск для сыновей у матерей затребовали по миллиону рублей, "за мальчиков запросили еще пять миллионов", при этом она так и не знала, что ее сына среди пленных нет, и поехала собирать деньги, однако когда деньги пришли, приехала в Грозный, но боевиков уже не было. Вновь матери нашли группу боевиков, у которых были Сергей и Алексей, спустя две недели, перед 8 марта 1996 года. "Пришли те два боевика, сразу их узнала. Они пошли за хозяином, я подбежала к калитке. Там стоял «уазик», сидели Сережка с Алешкой, а моего нет. За них матери пять миллионов отдали, а про моего сказали, мол, позже его приведем. И с такой ухмылкой еще", - приводятся в публикации ее слова. 

Женщина продолжила поиски сына. "До августа по селам ездила, искала. Потом начались боевые действия, дали 48 часов жителям на то, чтобы выйти из города. Думала остаться, но мне не позволили. В сентябре приехала домой. Возле телевизора сидела, ждала, когда закончится война. В ноябре на первом поезде снова туда поехала. В декабре наши войска вывели, а боевики остались. К Масхадову ходила, но меня не приняли. Накормили в столовой, сказали, что родителям отдали уже сыновей. Но моего-то не было", - рассказала она. 

Поиски оказались безрезультатными. "После того как уехала домой, в военкомат обращалась, кругом писала, чтобы проверили то захоронение. Но результатов пока нет", - приводятся в публикации слова Кандаковой.

Сын Розы Халишховой был призван в  армию в декабре 1993 года, в декабре 1994 года его отправили в Чечню. Он служил в составе 131-й мотострелковой бригады, майкопской бригады, которая была разгромлена в ходе штурма Грозного, говорится в публикации

"В Грозном я была уже 3 января 1995 года. Там были наши ребята, разбитые, толком никого не найти. Так и начались скитания, которые продолжались до 2 февраля 2000 года. В Грозном мы сначала жили в разбитых домах, потом поселились в Ханкале. Жили на улице Вольного, а затем на Маяковской — с 1997 по 1999 год. Нас было 122 человека. Не все сразу вместе искали, но бывало, что жили по 18-20 человек. На месте не сидели, ходили по селам, городам, аулам — пытались узнать, что произошло с нашими детьми. Ходили с фотографиями своих и чужих детей. Каждая мамочка спрашивала о своих детях и о других", - рассказала Халишхова.

По ее словам, женщины ездили на встречу с боевиками, "переписывали имена тех, кто находится у них в плену, кто расстрелян". "В плену я своего ребенка не нашла, хотя мне предлагали обмен. Бывало, что кто-то из матерей с чеченской стороны ищет своего сына и говорит, что якобы знает, что твой находится в плену, поможет провести переговоры с боевиком. Обещает, что поможет найти мальчика, если ты найдешь их сына. Едешь в Москву, ищешь у ФСБ, а там никто ничего про него не знает, никакого следа. Всякое случалось. И за нос водили", - отметила она. 

При этом Роза Халишхова рассказала, что чеченские семьи зачастую помогали ей: "Я жила в Шали у одной семьи почти три месяца. У женщины было трое сыновей. Она им наказала, чтобы помогали мне и считали приемной дочерью. В Ведено жила еще у семьи: детям нечего есть почти, а они, видя, что я собираюсь уходить на поиски дальше, накормили меня раньше детей".

Однако сына она так и не нашла. "Судилась, 200 тысяч высудила. Иск мне написала и ездила в суд юрист из «Права матери». Она запрашивала за каждый год по миллиону рублей. Суд посчитал, что 200 тысяч хватит. Увы, такого закона нет, чтобы обязать найти сына. К сожалению, война все списывает, списали и наших ребят", - посетовала мать.

Она добавила, что, по ее сведениям, в 1995 году "некоторых погибших ребят отправили не по адресам". "У ребят, которые лежат на Богородском кладбище, взяты материалы ДНК. А это может говорить о чем — другие родители могли похоронить чужих детей. Им отправили закрытый гроб, они не имели права его открыть, так и похоронили. На каждой встрече с представителями министерства обороны требую разрешить эту проблему. Поменять бы тела ребят, вернуть сыновей. Если бы это сделали, не было бы у нас ни Богородского, ни родителей, которые не могут найти детей 27 лет", - сказала она.

Женщина, которая представилась Еленой, сообщила, что ее сына забрали в армию и почти сразу отправили в Чечню. "В апреле 1996 года он пропал без вести. Пришло письмо, что он находится под Шатоем. Я стала следить, когда полк оттуда выведут. Его вывели в июне. А письма от сына нет и нет, а он так любил писать письма, даже из Чечни всегда писал. Я месяц прождала и отправилась в штаб. Начальник сказал, что не знает, где мой сын. Командир не отчитался ни по людям, ни по оружию, бросил все и уехал в неизвестном направлении", - приводятся ее слова в публикации.

Елена отправилась в Чечню искать сына. По ее словам, там было очень много русских женщин, которые искали сыновей. "В общей сложности я провела в Чечне почти два года. Три раза возвращалась к себе за деньгами. Но денег много не было. И я очень благодарна [Дмитрию] Муратову из «Новой газеты», он действительно нам помог. И даже расписываться не попросил", - рассказала Елена.

Сын Валентины Зайцевой Владимир в 1994 году окончил Алма-Атинское высшее командное училище и отправился служить в российскую армию. По ее словам, в декабре перестал звонить домой. "В конце декабря, 29-го или 30-го числа, я заказала переговоры на воинскую часть, мне ответили, что абонент не явился. Когда стали по телевизору смотреть, увидели Чечню, я и подумала, что он поехал туда. В части это подтвердили", - приводятся в публикации ее слова. 

15 мая 1995 года Зайцева получила сообщение о гибели сына. "В военкомате спросили, поедем ли мы в Ростов-на-Дону за трупом или его прислать домой. Я попросила прислать, но ехать пришлось все-таки в ростовскую лабораторию на опознание. Тот мальчик, которого нам показали, оказался не наш. Он был взрослее, вовсю брился, щетина у него была. А наш только пушок еще сбривал. Когда открывали холодильник, я наглоталась уже таблеток. И мы уехали. В 1996 году нам пришлось вернуться снова на опознание. Сказали, что якобы опять похож на нашего. У второго крестик был, как у нашего. Мы потом в Ростове-на-Дону увидели, что там везде точно такие же крестики продаются. Начали совмещать фотографии частей тела через компьютер: что-то подходило, что-то нет. Но в итоге сказали, что это не наш сын", - вспоминает она.

По ее словам, она обращалась к властям. "Писала в Главное управление уголовного розыска, они ответили, что направили в комиссию при президенте и по без вести пропавшим. 24 июня 1997 года пришло письмо от комиссии, написали, что ищут в Чеченской Республике, но пока результатов нет. Как потом выяснилось, весь их экипаж пропал без вести — все пять человек, один был ранен. Его погрузили в машину и должны были отвезти в госпиталь. Больше их никто не видел, связь пропала", - отметила Валентина.

Она добавила, что до сих пор нет результата, хоть и прошли многие годы. "Кто сейчас этим будет заниматься? Мы ездили в Москву, нам сказали, что поиски до сих пор ведутся. На Богородском кладбище многие захоронения выкопали. И кто знает, сколько ждать, если в год они находят одного или двух человек? Может быть, он захоронен даже не на Богородском кладбище, а в Чечне. 28 лет прошло, а толку никакого", - отметила она. По ее словам, только в 2021 году фамилию сына нанесли на мемориал "Черный тюльпан" в Екатеринбурге и наградили посмертно орденом Мужества.

* 21 марта Тверской суд Москвы запретил в России деятельность компании Meta (владеет Facebook, Instagram и WhatsApp) в связи с экстремистской деятельностью.