НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО “МЕМО”, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО “МЕМО”.

Исторические исследования о депортации калмыков, начавшейся 79 лет назад, актуальны и востребованы, большой массив архивных документов еще не обработан, но память о жертвах депортации живет в народе, считает доктор исторических наук Уташ Очиров. Современная политика в памяти смещает акцент с ужасающей несправедливости этнических депортаций на общие тяготы военного времени, отметила историк Эльза-Баир Гучинова. 

Как писал "Кавказский узел", 28 декабря отмечается День памяти жертв депортации калмыцкого народа, в городах Калмыкии по этому случаю прошли памятные мероприятия. Важно хранить память о жертвах депортации, указали пользователи соцсети.

Для историков в Калмыкии тема депортации является одним из главных предметов научных изысканий, разработки этой темы и в республике, и за ее пределами не прекращаются, отметил ведущий научный сотрудник Калмыцкого научного центра РАН, доктор исторических наук Уташ Очиров. "Много работ пишет профессор Константин Максимов, ученый, который сам пережил депортацию. Он активно изучал документы по депортации в государственных архивах РФ", – сказал он корреспонденту "Кавказского узла".

Важной работой он назвал исследование архивов органов власти, ЗАГСов и других учреждений в местах, куда были депортированы калмыки, поскольку срок хранения документов репрессированных подходит к концу.

"Персональные дела в архивах хранятся 70 лет, после чего они могут быть рассмотрены и, если не представляют научной ценности, утилизированы. Дела калмыков, которые в годы депортации проживали в регионах Сибири, Дальнего Востока, а также в Казахстане и Киргизии, не всем историкам интересны в тех регионах, поэтому они могут исчезнуть. Огромный массив документов в региональных, муниципальных, сельских архивах, например, подомовые и похозяйственные книги, вообще не раскапывается, а это целый пласт документов, связанный с жизнью калмыков и других депортированных народов на спецпоселении. Возможно, изучение этих документов поможет найти людей, которые после высылки утратили связь со своими родственниками в Калмыкии. Важно зафиксировать эти контакты", – сказал историк.

Первая экспедиция для изучения местных архивов в регионах Сибири была отправлена только в этом году, сообщил Очиров. "Сотрудники Калмыцкого научного центра выезжали в Алтайский край, работали в девяти районах. Работы исследовательской, конечно, там намного больше, она не закончена, будем продолжать в следующем году. Помимо этого, налаживаются связи с учеными Казахстана и Киргизии: в Казахстане уже связались с Институтом истории и этнографии имени Чокана Валиханова. Они очень дружелюбно откликнулись на нашу просьбу, готовы предоставить документы, помочь организовать экспедицию и искать материалы по нашей тематике", – отметил он.

В Калмыкии исследователи постоянно занимаются записью интервью с людьми, пережившими депортацию, однако единой базы таких зафиксированных воспоминаний жертв репрессий пока нет. "Время от времени публикуются сборники воспоминаний. В нашем институте в последние годы начали формировать базу данных интервью, в том числе и депортированных, но эта работа только началась", – добавил Очиров.

Смерть в дороге и разрыв семейных связей

Процедура депортации была разработана НКВД и другими силовыми органами еще до войны, когда принудительной высылке подвергли корейцев, турок, греков, а затем немцев Поволжья. Поначалу инструкции более или менее соблюдались – депортируемым людям давали время на сборы, позволяя взять значительный объем личных вещей – до 500 кг груза на семью или до 100 кг на человека, – однако к 1943 году эти правила уже не соблюдались.

"Так, калмыков выселяли посреди зимы, не сообщив большинству высылаемых, куда их увезут, не дав собрать нужного количества вещей и еды. В личных интервью нет ни одного человека, кто сообщил, что у них на семью было 500 кг вещей. Из-за голода и холода 3-4% депортируемых погибли уже в дороге. Похожая ситуация была и на Северном Кавказе, но в Чечне это еще сопровождалось вооруженным сопротивлением, поэтому произошла трагедия Хайбаха – части НКВД не имели возможности депортировать людей и "решили" таким образом проблему, лишив их жизни", – пояснил Уташ Очиров.

Во время депортации женам депортируемых калмыков предлагали своеобразный "выбор", если женщины принадлежали к другой национальной группе. "Отречься и развестись с мужем или последовать с ним в ссылку. На эту тему в Элисте был поставлен спектакль: о русской женщине, которая не захотела отказаться от мужа и испытала все тяготы депортации с ним", – отметил Очиров.

Историк отмечает, что мероприятия в годовщину депортации близки сердцу калмыков, несмотря на то, что проводятся они официальными структурами. "В калмыцком народе нет семьи, где не помнили бы о жертвах депортации, потому что у каждого кто-то умер в годы высылки. И молодежь об этом помнит благодаря семейной памяти. Если другие официальные мероприятия и могут восприниматься формально, то о дне памяти жертв депортации такого сказать нельзя", – считает Очиров.

До сегодняшнего дня существует земельная проблема, ставшая результатом депортации калмыков - не все территории Калмыкии были ей возвращены после восстановления республики.

"Первая проблема в том, что большая часть Приволжского и Долбанского районов Калмыкии 1943 года при восстановлении республики остались в Астраханской области. Вторая проблема: на территории, переданной в состав Калмыкии, имеются огромные пастбища, которые использовались в качестве отгонных колхозами Ростовской и Астраханской областей, а также Дагестана. Находясь в Калмыкии, эти земли числились за колхозами других регионов. Позже Ростовская область вернула эти территории Калмыкии, в начале 2000-х годов и Дагестан передал земли, но Астраханская область продолжает пользоваться своими отгонными пастбищами, хотя тех колхозов уже давно нет, и скотоводством они не занимаются. Теперь возникают коллизии: территория официально на карте отнесена к Калмыкии, но все процессы на ней регулируют астраханские органы власти", – заключил Очиров.

Политические и экономические мотивы депортации калмыков

Российский историк и географ Павел Полян отметил в депортации калмыков некоторые особенности. "Она отличалась максимальной из всех удаленностью ареала выселения, вплоть до Якутии, что накладывалось на зимнее время. Это привело к сравнительно высокой на фоне остальных смертности и сверхпродолжительности восстановления численности населения народа", – сказал он корреспонденту "Кавказского узла".

Замужних женщин-калмычек от депортации освобождали, если муж не относился к депортируемому народу, однако это правило было универсальным для всех этнических депортаций, добавил он.

Главный научный сотрудник Калмыцкого научного центра РАН, доктор исторических наук Константин Максимов существенных различий в способах и практике сталинских депортаций разных народов не видит. Женщин, если они были замужем за представителем какого-либо из депортируемых народов, но сами принадлежали к другой национальности, ставили во всех случаях перед сложным выбором – отказаться от семьи или отправиться в ссылку.

"Все народы были депортированы без оснований или, вернее, по ложным основаниям. Работая в архивах, я убедился, что никаких оснований реальных не было. Например, обоснование для выселения калмыков было представлено в августе 1944 года, то есть много месяцев спустя после осуществленной депортации, в секретном докладе начальника отдела по борьбе с бандитизмом и дезертирством НКВД СССР Леонтьева. Как говорится, сначала выселили, потому что был приказ, а потом искали причину", – сказал он корреспонденту "Кавказского узла".

Причина депортации народов кроется, по мнению историка, в попытке снять вину за провалы в войне с политического руководства СССР. "Даниил Гранин (российский писатель, участник войн - прим. "Кавказского узла) отмечал, что в первые месяцы и годы войны сложилось катастрофическое положение: Красная армия отступала, покидая город за городом, но кому-то надо было ответить за то, что "мы драпали, оставляя горы трупов". На кого-то надо было свалить вину за военные неудачи, и одними из виновников сделали депортированные народы", – подчеркнул Максимов.

В депортациях были, как отмечает историк, и экономические мотивы. "Незадолго до депортаций нарком рыбной промышленности (Александр) Ишков и нарком земледелия (Иван) Бенедиктов писали докладные о сильной нехватке рабочих рук в Сибири и на Дальнем Востоке. А уже потом Ишков, например, благодарил (зампредседателя Совмина СССР) Анастаса Микояна за то, что прибыло 70 тысяч из числа репрессированных, в том числе 12 тысяч калмыков. "Мы справились с заданием благодаря этому", писал он", – процитировал Максимов.

Депортировать предполагалось всех представителей выселяемых народов, включая военнослужащих Советской армии на фронте, однако немалая часть фронтовиков завершила войну в составе действующей армии, указал историк. "Например среди калмыков более 2,5 тысячи человек закончили войну в частях. Некоторые историки полагали, что они скрыли свою национальность, но на самом деле не так. В документах штабов Красной армии в архиве Минобороны я видел собственноручную резолюцию (наркома Лаврентия) Берии, которая гласила, что право оставлять или отправлять из армии воинов из депортируемых народов передавалось на усмотрение командующих частей", – пояснил Максимов.

Различия в памяти о депортации стали предметом отдельных исследований

Историк Эльза-Баир Гучинова, живущая сейчас за границей, провела ряд исследований по истории депортации. Ее исследования, в частности, касались политики памяти в вопросе о депортации калмыков: от Поездов Памяти, которые снаряжались с 1993 по 2004 годы, до современных медиа-проектов о депортации калмыков, созданных в последние пять лет.

"В Калмыкии история депортации была легитимизирована в публичном пространстве в 1990-х годах, проявляя черты трагического нарратива. Акценты ставились на несправедливое обвинение, на высокие человеческие потери, на невозвратные культурные потери. В последнее десятилетие в связи с изменением исторической политики в стране депортации вписываются в историю Великой Отечественной войны как одна из тяжелых страниц того времени, в котором было много страданий у всех граждан, но которую все-таки смогли преодолеть. Теперь нарративы, исходящие сверху, фокусируются не столько на утратах и потерях, сколько на том хорошем, что сохранилось в памяти людей", – сказала она корреспонденту "Кавказского узла".

Одним из предметов исследований Гучиновой были взаимоотношения репрессированных калмыков и вайнахов в годы высылки, им посвящена работа "Репрессированные вайнахи в социальной памяти депортированных калмыков". Историк исследовала тезис о том, что калмыки и чеченцы приобрели разный опыт депортации: первые пытались мириться с бесправным статусом и "играть по правилам государства", вторые же воспринимали свою жизнь как непрерывную борьбу за свободу.

"Два разных народа, оказавшись в одинаковом правовом статусе, приобрели близкие, но различающиеся опыты, не всегда идентичные, не всегда противоположные. В большинстве своем калмыки и чеченцы были схожи не только в статусе, но и в стратегиях выживания, но помнятся и подчеркиваются сейчас разные нюансы. В годы военных действий в Чечне в 1990-е годы развивался подход, что депортированные вайнахи смогли навязать свою волю советской власти, несмотря на неравные силы, потому что были сплоченными, были едиными в своей уверенности, что вернутся на родину, что за ними правда и сила ислама", – полагает Гучинова.

* 21 марта Тверской суд Москвы запретил в России деятельность компании Meta (владеет Facebook, Instagram и WhatsApp) в связи с экстремистской деятельностью.