По поводу обсуждаемого Государственной Думой акта амнистии в Чеченской Республике сказано и написано уже много. Проект амнистии подвергался справедливой критике как со стороны некоторых политиков, так и со стороны правоведов и правозащитников.

Независимые наблюдатели единодушно отмечают, что амнистия не может способствовать возвращению воюющих чеченцев к мирной жизни, так как под амнистию, например, не подпадает состав преступления, предусмотренный статьей 105 УК РФ (убийство), вне зависимости от того, убийство ли это вооруженного противника на поле боя, или убийство мирного жителя либо военнопленного. Участие в боевых действиях человека, который стрелял в противника - представителя федеральных сил, однозначно квалифицируется российскими судами как убийство.

Таким образом, действия лиц, нападавших на военный объект противника, и действия лиц, расстреливавших, например, заложников, по сути, уравниваются. Говорилось и об отсутствии механизма обеспечения безопасности амнистированных. Как известно, многие бойцы чеченских вооруженных формирований, подпадавшие под акт амнистии 13 декабря 1999 года, и в связи с этим складывавшие оружие, затем расстреливались военнослужащими федеральных сил. Массовые расстрелы сдавшихся имели, например, место в марте 2000 года у села Комсомольское Урус-Мартановского района, о чем правозащитными организациями собраны многочисленные свидетельства. Но даже те, кто получили справки и пытались жить мирной жизнью, с 2001 года начали активно похищаться представителями российских силовых структур. Волна похищений и внесудебных казней заставила еще оставшихся в живых снова вернуться в партизанские отряды, чтобы спасти свою жизнь. Эти обстоятельства также отмечались критиками нынешней амнистии.

Однако представляется удивительным, что никто из экспертов не взглянул на готовящийся акт амнистии с точки зрения международного права в целом, и международного гуманитарного права в частности. А именно в переводе проблемы амнистии в данный контекст, по нашему мнению, и может лежать выход из того правового тупика, в котором оказались законодатели, пытающиеся на словах вернуть людей к мирной жизни, но на практике толкающие воюющие стороны к продолжению насилия.

Исходя из презумпции порядочности Законодателя, а также Президента РФ, внесшего проект акта амнистии на рассмотрение Государственной Думы, можно допустить, что главной задачей этих субъектов законотворческого процесса действительно является установление мира в Чеченской Республике путем возвращения бойцов чеченского Сопротивления к мирной жизни. В этом случае приходится констатировать, что при всем горячем желании достичь поставленной цели, в рамках одного только национального законодательства сделать это практически невозможно. При его самом добросовестном применении российские военнослужащие (и представители иных российских правительственных силовых структур) и бойцы противостоящих им вооруженных формирований оказываются в заведомо неравных условиях. Боевые действия первых, в ходе которых представителям российских силовых структур приходилось убивать вооруженного противника, квалифицируются как совершенно законные, так как военнослужащие, милиционеры и т.п. приняли присягу и выполняли приказ. В то же время аналогичные действия их вооруженных противников априори рассматриваются российским законодательством как преступные. Представитель федеральных сил теоретически может быть осужден лишь за явное превышение своих полномочий, выразившееся, например, в преступлениях против мирных жителей, внесудебных казнях, грабежах и т.п. Для чеченского же бойца, который неизменно квалифицируется как "участник незаконного вооруженного формирования", участие в боевых действиях против российской армии само по себе уже является преступлением, влекущим строгое наказание.

Между тем, использование юридических механизмов международного гуманитарного права позволяет создать базу для реализации действительно справедливой и эффективной амнистии как для участников сил чеченского Сопротивления, которые пожелали бы сложить оружие, так и для российских военнослужащих.

Российское законодательство в лице своего Основного Закона-Конституции Российской Федерации позволяет осуществить такой шаг. Пункт 4 статьи 15 Основного Закона гласит: "Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора". Иными словами, общепризнанные нормы международного права и международные договорные обязательства, участниками которых является Россия, имеют высшую юридическую силу, по отношению, скажем, к Уголовному Кодексу.

Международное право в ряде основополагающих документов, участником которых является Россия, четко формулирует составы преступлений, которые определяются как военные преступления и преступления против человечности, включая преступление геноцида. Упоминание в акте амнистии состава этих преступлений, как не подлежащих амнистии, позволило бы четко "отделить овец от козлищ", т.е. бойцов, воевавших с противником в рамках соблюдения общепризнанных методов и обычаев ведения войны, от лиц, совершивших такие преступления, которые ни при каких условиях не могут быть прощены.

Так, преступлениями, к лицам, совершившим которые, в соответствии с международными нормами, неприменимы никакие сроки давности и акты амнистии, являются нарушения законов и обычаев ведения войны-в частности убийства, истязания или увод в рабство или для других целей гражданского населения оккупированной территории; убийство или истязания военнопленных или заложников, ограбление общественной или частной собственности; бессмысленное уничтожение городов и деревень и др. (военные преступления); убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения, преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам (преступления против человечности). Важно отметить, что ответственность за эти преступления предусмотрена и российским Уголовном Кодексом (хотя на практике эти статьи никогда не применялись), что существенно облегчает применение этих формулировок в акте амнистии.

Эти формулировки предельно четко позволяют персонифицировать вину каждого "убийцы" и "террориста", амнистировав человека, совершившего убийство вооруженного противника в ходе боевого столкновения, и лишив права амнистии того, кто отрубал беспомощным пленным головы; простить того, кто подорвал танк противника, и наказать того, кто подорвал автобус с женщинами и детьми; помиловать того, кто вел огонь по позициям врага, и оставить без помилования тех, кто отдал приказ стрелять по мирным жителям и их домам, или прикрывался пленными, женщинами и детьми в качестве живого щита.

Однако для реализации данных предложений российской юстиции необходимо выполнить требование, без которого сказанное выше не может быть реализовано - на признание чеченских вооруженных сепаратистов стороной вооруженного конфликта. Выполнение этого условия позволит уравнять в правах на амнистию российских военнослужащих и противостоящих им вооруженных сторонников независимости, признав за последними статус комбатанта со всеми соответствующими правовыми последствиями.

Данное требование вытекает из Дополнительного протокола I к Женевским конвенциям 1949 года, согласно которому комбатанты и гражданские лица "остаются под защитой и действием принципов международного права", включая случаи борьбы "против колониального господства в осуществление своего права на самоопределение" (ст.1). В соответствии с этим протоколом, вооруженные силы воюющих сторон "состоят из всех организованных вооруженных сил, групп и подразделений, находящихся под командованием лица, ответственного перед этой стороной за поведение своих подчиненных, даже если эта сторона представлена правительством или властью, не признанными противной стороной (выделено авторами)"; "лица, находящиеся в конфликте, являются комбатантами, т. е. они имеют право принимать непосредственное участие в военных действиях" (ст. 43, п.п. 1-2). Комбатант, в соответствии с международным правом, имеет право участвовать в боевых действиях, уничтожая вооруженного противника, и эти его действия не являются преступлением. Сходным образом, подрывы военной техники противника, нападения на воинские колонны и другие военные объекты, если они совершаются комбатантами, не могут быть квалифицированны как терроризм (что сплошь и рядом делают российские суды в нарушение Первого Дополнительного протокола к Женевским Конвенциям), в отличие от атак против гражданских объектов и мирных граждан, которые действительно должны преследоваться в уголовном порядке как акты терроризма. Попадая в плен, комбатант пользуется защитой международного права как военнопленный.

Поскольку партизанская война квалифицируется современным международным правом как правомерная форма борьбы против агрессора, колониальной зависимости и иностранной оккупации, за партизанами, согласно Женевским конвенциям 1949 года, признается статус комбатанта, если они имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных, имеют отличительный знак, открыто носят оружие, соблюдают в ходе боевых действий законы и обычаи войны. Дополнительный протокол I конкретизирует некоторые из этих положений.

Так, в целях усиления защиты гражданского населения уточняется положение об открытом ношении оружия. Согласно ст. 44 Дополнительного протокола I, комбатант, с тем, чтобы отличаться от гражданского населения, должен открыто носить оружие: а) во время каждого военного столкновения; б) в то время, когда он находится на виду у противника в ходе развертывания в боевые порядки, предшествующего началу нападения, в котором он должен принять участие. В свете современного международного права статусом комбатанта обладают и бойцы национально-освободительных движений.

Для признания за чеченской стороной статуса воюющей стороны имеются основания, закрепленные в договорных обязательствах Российской Федерации и Чеченской Республики Ичкерия, в частности на "Договоре о мире и принципах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой Ичкерия", подписанным президентом РФ Б.Н. Ельциным и Президентом ЧРИ А.А. Масхадовым 12 мая 1997 г., в котором, в частности, "Высокие договаривающиеся стороны стремясь установить прочные, равноправные, взаимовыгодные отношения договорились строить свои отношения в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права".

Не смотря на то, что этот документ теперь очень не любят упоминать представители российской власти, он был официально подписан действующим Президентом РФ и Президентом ЧРИ, легитимность выборов которого была признана международными наблюдателями. Конституционность данного документа не была оспорена в Конституционном Суде РФ, он не был денонсирован, и по сему на настоящий момент в полном объеме сохраняет свою юридическую силу.

И хотя можно обсуждать статус этого соглашения (международный или внутренний это документ), обязательство сторон строить отношения в соответствии с нормами международного права дает все основания признать подразделения чеченских вооруженных сторонников независимости в качестве воюющей стороны вооруженного конфликта.

Признать чеченский конфликт, как минимум, военным конфликтом немеждународного характера прямо обязывает ст.1 Второго дополнительного протокола к Женевским конвенциям, который непосредственно направлен на защиту жертв таких конфликтов. Он определяет, что военным конфликтом немеждународного характера следует считать конфликт, происходящий на территории "какой-либо Высокой Договаривающейся стороны между ее вооруженными силами и антиправительственными вооруженными силами или другими организованными вооруженными группами, которые, находясь под ответственным командованием, осуществляют такой контроль над частью ее территории, который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные военные действия и применять настоящий Протокол". Несмотря на то, что к лету 2000 года вооруженные силы ЧРИ были вытеснены из абсолютного большинства населенных пунктов, часть территории Чечни они продолжают контролировать, силы сопротивления далеко не разгромлены, и продолжают согласованные военные действия, включая систематические захваты населенных пунктов, ежедневные партизанские вылазки и диверсии. Единое командование ими осуществляется Государственным Комитетом Обороны во главе с Верховным Главнокомандующим, Президентом ЧРИ А. Масхадовым. Таким образом, есть все основания для применения к данной правовой ситуации, как минимум, упоминаемого протокола.

Важно отметить, что проведение амнистии в Чеченской Республике на основе приоритета принципов международного гуманитарного права не только позволило бы миновать все те уже упомянутые "подводные камни", пробивающие брешь в днище судна российской амнистии в Чечне, но и создать эффективный механизм защиты амнистируемых от дальнейшего военно-полицейского произвола, об отсутствии которого с таким пафосом говорил, например, депутат Государственной Думы Асламбек Аслаханов. Такой контроль мог бы взять на себя, например, Международный Комитет Красного Креста. Участие столь авторитетной международной организации действительно способно было бы вызвать широкое доверие к акту амнистии со стороны населения Чеченской Республики; доверие, которое давно уже утеряно правоохранительными органами России в связи с массовыми расстрелами и похищениями в Чечне амнистированных.

Наконец, нелишне отметить, что признание правительством России противостоящих ей сторонников независимости Чечни в качестве стороны вооруженного конфликта могло бы оказать самое плодотворное влияние на дальнейшее политическое урегулирование этого конфликта.

Представляется, однако, что руководство РФ сознательно избегает любых форм интернационализации конфликта, принося в угоду собственным великодержавным амбициям реальную возможность сделать шаг к налаживанию в Чечне мирного диалога и мирной жизни. Представляется также, что обсуждаемый проект амнистии носит чисто пропагандистский характер и направлен исключительно на создание у международного сообщества видимости неких политических шагов при их фактическом отсутствии.

Тем более, что приходится констатировать-российский проект амнистии в Чечне не просто игнорирует общепризнанные нормы международного гуманитарного права и международного права в области прав человека, но и грубо их нарушает.

Так, Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, ратифицированная более чем 130 странами, в том числе и Россией, налагает на государства-участников обязательство подвергать уголовному преследованию лиц, находящихся на его территории, обвиняемых в совершении пыток и применении других видов жестокого обращения. При этом государства-участники также берут на себя обязательство предпринимать "эффективные законодательные, административные, судебные и другие меры для предупреждения актов пыток на любой территории под его юрисдикцией". Тем не менее, Государственная Дума Российской Федерации принимает постановление, в соответствии с которым под амнистию подпадают лица, совершившие преступления, предусмотренные статьей 117 (истязание) и частью 2 статьи 302 (принуждение к даче показаний с применением насилия, издевательств или пытки) Уголовного Кодекса РФ, поскольку данные статьи не попали в список преступлений, на которые амнистия не распространяется. Таким образом, федеральные военнослужащие, сотрудники МВД и ФСБ, виновные в применение пыток в ходе Чеченского вооруженного конфликта, начиная с 1993 года, освобождаются от уголовной ответственности, в нарушение международных обязательств, принятых на себя Россией. Принимая такой законодательный акт, Россия встает в один ряд с такими странами как Аргентина, Чили, Перу, Гватемала, Сьерра Леон, Уругвай, которые, в нарушение общепризнанных норм международного права, приняли законы об амнистии виновных в применении пыток, тем самым предоставив им возможность избежать правосудия.

Подобным же образом, в соответствии с принятым законом, освобождаются от уголовной ответственности и лица, против которых могут быть выдвинуты или уже были выдвинуты обвинения в геноциде, поскольку соответствующая статья Уголовного Кодекса также не включена в список преступлений, не попадающих под амнистию. И это не смотря на то, что Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, ратифицированная Россией, налагает на страны-участницы обязательство "принимать меры предупреждения и карать за его совершение", наряду с обязательством "провести необходимое законодательство, и, в частности, предусмотреть эффективные меры наказания лиц, виновных в совершении геноцида".

Кроме того, Женевские Конвенции устанавливают требование для государств-участников о розыске лиц, совершивших серьезные нарушения Женевских Конвенций - то есть совершивших военные преступления и преступления против человечности-, и предания их правосудию. Однако, в соответствии с принятым Государственной Думой постановлением, под амнистию попадают военнослужащие, совершившие такие преступления, предусмотренные Уголовным Кодексом РФ, как разбой (ст. 162), вымогательство (ст.163), умышленное уничтожение или повреждение имущества (ст.167), в отношении мирных жителей, что прямо противоречит обязательствам, взятым на себя Россией в соответствии с Женевскими Конвенциями. Справедливости ради нужно отметить, что данное нарушение Россией своих международных обязательств в равной степени относиться и к другим лицам, не являющимися военнослужащими федеральных сил.

Важным обстоятельством является то, что в соответствии со статьями 86 и 87 Дополнительного Протокола I к Женевским Конвенциям, а также в соответствии с Конвенцией об Ответственности Командиров, начальники и командиры несут ответственность за военные преступления и преступления против человечности, в том числе и за преступление геноцида, совершенные их подчиненными, если они знали о совершающемся преступлении, планировали, либо отдавали приказ о его исполнении. Напомним, что, в соответствии со статьей 87 Конституцией РФ, принятой в 1993 году, президент является Верховным Главнокомандующим Вооруженных Сил России, а потому, в соответствии с принципами международного права, несет персональную уголовную ответственность за военные преступления, совершенные и совершаемые в Чечне. Таким образом, принятый закон амнистирует не только рядовых военнослужащих федеральных сил, работников милиции и секретных служб, но и высший командный состав, включая президентов Российской Федерации Б. Ельцина и В.Путина, в случае выдвижения против них впоследствии обвинений в военных преступлениях, преступлениях против человечности, либо в геноциде.

Наряду с международными договорами и конвенциями, подписанными Россией, обязательство о привлечении к ответственности за военные преступления, преступления против человечности и преступления геноцида содержится в числе общепризнанных норм международного права, которые обязательны к применению государствами не зависимо от того, присоединились ли они к соответствующим конвенциям. Как уже указывалось выше, Российская Конституция отдает приоритет международным нормам, если нормы внутреннего законодательства им противоречат. В соответствии с этим принципом, у жертв преступлений, совершенных в Чечне, потенциально существует право требовать в российских судах отмены закона об амнистии военных преступников на основе норм международного права. Однако, зная особенности российской фемиды, маловероятно, что подобные требования имеют шанс на успех. Перечисленные выше нарушения общепризнанных норм международного права и международных договорных обязательств России позволяют также обратиться Конституционный Суд Российской Федерации с требованием об отмене данного постановления об амнистии как противоречащего Конституции Российской Федерации. Однако мы выражаем сомнение, что кто-либо из субъектов, имеющих по закону право обратиться в этот орган (в числе прочих-Президент, депутаты ГД и ФС, Генеральный прокурор РФ), проявит политическую волю.

Таким образом, единственным способом привлечь амнистированных "преступников в погонах" к ответственности после принятия данного законодательного акта остается уголовное преследование в других, цивилизованных государствах, таких как Бельгия, Испания, Франция, Голландия, Дания, принявших законы об уголовном преследовании военных преступников независимо от их гражданства, либо Международный Трибунал по Чечне, который до сих пор не учрежден.

Станислав Дмитриевский, сопредседатель Общества Российско-Чеченской дружбы

Станислав Самченко, специалист по международному праву

6 июня 2003 года