Статья выражает взгляд демографа С.Максудова на масштабы человеческих потерь населения Чечни в результате боевых действий на территории республики в 1994-1996 и 1999-2004 гг. Ответом ему служит материал сотрудника Международного общества "Мемориал" Я.Рачинского "Полный Лаплас".

Перепись, проведенная в октябре 2002 г., к сожалению, учитывала лишь постоянное население, лишив демографов возможности проконтролировать повторный счет по месту нахождения и по месту постоянного проживания. Результатом явилось огромное преувеличение численности населения на территории Чечни и Ингушетии. В нем оказались заинтересованы сами жители, рассчитывавшие на получение компенсации за потерю имущества и считавшие, что она зависит от размеров семьи. Местные власти, бюджет которых прямо зависит от числа граждан находящихся под их опекой, очевидно, также приняли участие в искажении результатов переписи.

Обрабатывавшие перепись московские статистики не предприняли необходимых мер по устранению ошибок и опубликовали результаты, во многом противоречащие здравому смыслу. Так на территории Чечни и Ингушетии численность поколений 1943-1988 годов рождения увеличилась между переписями 1989-2002 годов, хотя она должна было заметно сократиться как из-за естественной смертности в течение 14 лет, так и из-за почти поголовного бегства русскоязычного населения и выезда некоторого количества чеченцев в другие регионы страны и за рубеж.

Нам представляется, что, несмотря на погрешность, перепись предоставляет хорошую возможность оценить потери населения Чечни. Здесь и дальше мы будем использовать без специальных оговорок данные переписи 1989 года о повозрастной численности и смертности в 1988-89 гг. населения Чечено-Ингушетии, любезно предоставленные известным демографом Е.М. Андреевым, а также официальное издание переписи 2002 года (1, 2, 3, 5 тома М. ИИЦ Статистика России, 2004). Оценка численности населения Чечни и Ингушетии по национальностям для 1989 года берутся из энциклопедии "Народы России" (М., 1994 год), а для 2004 года с сайта http://www.perepis2002.ru/ct/doc/natcsostav_00.xls, о котором нам любезно сообщил Я.З. Рачинский. Для сравнения переписей в некоторых случаях приходится проводить разукрупнение пятилетних возрастных интервалов, что осуществлялось нами с учетом общей тенденции изменения численности поколений.

Существует большое количество сильно преувеличенных оценок потерь чеченского населения в ходе боевых действий. Говорят о гибели 75-100 тысячах человек, о 40 тысячах убитых во время бомбежек при штурме Грозного в 1994-95 годах и т.п. Недостоверность подобных утверждений становится очевидной, как только мы примем во внимание, что на каждого убитого приходится при бомбардировках и артиллерийских обстрелах несколько человек раненных. Об этой печальной статистике мы слышим почти ежедневно в сообщениях о взрывах в Чечне, Москве, Ираке, Израиле. 100 тысяч убитых - это 400-500 тысяч раненных, то есть каждый второй житель Чечни, включая малолетних детей, должен был бы страдать от военных ран. Подобного рода статистику невозможно скрыть, она должна была бы бросаться в глаза в каждой деревне, на каждой улице, в каждом доме.

Встречаются и более серьезные экспертные оценки. Так Владимир Гривенко в статье "О численности населения Чечни в июле 1999 г. (к началу нового кавказского конфликта)", помещенной на сайте "Кавказский узел", говорит о 12 тысячах погибших в ходе первой Чеченской войны. В.А. Тишков в книге "Общество в вооруженном конфликте" (М., 2003) пишет о потерях в 20 тысяч человек. К сожалению, без указаний на методику расчета такие оценки остаются всего лишь интересными предположениями.

Единственной научной попыткой расчета потерь был опрос беженцев группой Ковалева в 1995 году. На его основе сделан вывод о гибели в Грозном 25-29 тысяч мирных жителей. Этот результат был принят многими общественными и даже российскими правительственными организациями. Однако мне он представляется малодостоверным в силу изложенных выше соображений: 100-150 тысяч раненных в городе, насчитывавшем в это время 250-300 тысяч человек, не могло бы остаться незамеченным. Использованная при расчете методика справедливо критикуется в статье Владимира Гривенко, упомянутой выше.

Естественным методом оценки военных, преимущественно мужских, потерь было бы использование изменения соотношения мужчин и женщин. Возрастание числа женщин, приходящихся на 1000 мужчин в активных возрастных группах, показывает убыль мужчин в ходе военных действий. Таким способом в свое время Б.Ц. Урланис оценивал военные потери Германии. Также после проведения переписи 1959 года было нетрудно оценить военные потери СССР. Во время локальных конфликтов, мужчины, опасающиеся властей, обычно стремятся уклониться от участия в переписи. Например, в 1920 году перепись на Дону недосчиталась трети мужчин, которые прятались в лесах и горах. Некоторые исследователи рассматривали эту нехватку как потери населения. Однако при переписи 1926 года пропавшие мужчины "обнаружились".

Ситуация в Чечне является противоположной и в некотором отношении уникальной. При переписи 2002 года соотношение мужчин и женщин во многих возрастных группах оказалось в Чечне лучше, чем в Ингушетии и Дагестане и даже лучше, чем было в Чечено-Ингушетии в 1989 году. Ошибка переписи не должна играть в данном случае значительной роли, поскольку повторный счет женщин, бежавших в Ингушетию, представляется даже более вероятным, чем двойной счет мужчин, остававшихся в Чечне. Возможно, часть убитых, умерших и ушедших в горы мужчин члены их семей вписали в листы переписи как присутствующих, но так же очевидно поступали и с отсутствующими и умершими женщинами. Парадокс с мужским перевесом можно объяснить тремя факторами. Во-первых, некоторое преобладание мужчин в молодых возрастах вообще традиционно для жителей Северного Кавказа и Средней Азии. В переписи 1989 года оно маскировалось присутствием многочисленного русского населения с иным соотношением полов. Изгнав русских из республики, чеченцы вернулись к традиционной национальной структуре населения. Во-вторых, часть чеченских женщин прошла перепись в Ингушетии, в то время как их мужья прошли перепись в Чечне. В-третьих, потери мужчин маскируются в переписи 2002 года численностью русской армии, проходившей перепись в республике. В силу изложенных причин метод женского перевеса оказался для оценки погибших чеченцев абсолютно непригодным.

Возможно, однако, подсчитать потери мужчин по повышенной доле вдов в переписи 2002 года. Сравним процент вдов среди женщин различных возрастов в Чечне и Ингушетии с соответствующими данными по соседним республикам Дагестану и Северной Осетии, близким к Чечне по демографическим параметрам и матримониальным и семейным традициям (таблица 1).

Повышенная убыль женатых мужчин в Чечне составляет по этому расчету 11541, а в Ингушетии 3121. Естественно считать, что все потери относятся к мужскому населению Чечни, так как очевидно, что повышенное число вдов в Ингушетии связано с пребыванием там чеченских беженцев. Мы не вносим поправку на повторные браки женщин, которые являются в Чечне не слишком частым явлением. По данным переписи большинство женщин вступает в брак до 29 лет, а затем рост числа женщин, заключающих первый брак, становится незначительным. При таком матримониальном поведении шансы на повторный брак у женщин старше 30 не велики.

Следует также учесть мужей, погибших вместе с женами. Вероятность одновременной гибели не слишком велика, так как мужья и жены нередко находились в различных местах, не все погибшие - жертвы бомбардировок и обстрелов, а при бомбардировках и артобстрелах совсем не все пострадавшие являются жертвами прямых попаданий. Так среди 103 поименно известных мирных граждан, погибших во время захвата деревни Самашки российской армией, нет ни одной супружеской пары.

Я располагаю выборкой из 200 больших российских семей, около 30 тысяч человек. В них более 300 мужчин и женщин погибли в годы второй мировой войны. Случаев смерти мужа и жены в том же году в этой выборке насчитывается 7: один - в железнодорожной аварии, один - обычная естественная смертность и пять - уничтожение немцами евреев на оккупированной территории.

Однако кроме случаев совместной гибели на наш взгляд довольно редких, возможна естественная смерть жены в период между смертью мужа и проведением переписи. Число таких случаев можно оценить, рассчитав смертность 14,7 тысяч (таблица 1) по таблицам смертности 1988-89 годов за 1995-2002 годы. Из расчета следует, что около 700 женщин из этой группы должны были умереть в рассматриваемый период. Учитывая повышенную убыль населения, увеличим полученную цифру на 50% и получим 1050 вдов, потерявших мужей в боях и умерших после этого до проведения переписи 2002 года.

Убыль мужчин, состоящих в браке, равняется по сделанному расчету 15750 - 8,9% от численности женатых мужчин в возрасте до 65 лет. Предположим, что потери 143 тысяч чеченских мужчин в возрасте 16-64 лет, не состоявших в браке в 2002 году, происходили в такой же пропорции, как и женатых. С одной стороны, это предположение преувеличивает потери неженатых, поскольку при расчете мы не принимали во внимание естественную смертность женатых мужчин, которая была заметно выше, чем у неженатых, поэтому коэффициент убыли для не вступавших в брак должен быть меньше. С другой стороны, неженатые мужчины несомненно более активно участвовали в боевых действиях и соответственно несли большие потери. Считая, что эти погрешности приблизительно уравновешивают друг друга, получаем потери неженатых мужчин 12,7 тысячи человек, а общую убыль мужчин Чечни 28,45 тысячи человек. Сюда входят боевые потери, жертвы расправ при арестах, исчезновение мужчин в результате облав при проверке документов, учитываемые в последние годы "Мемориалом".

Потери женщин Чечено-Ингушетии можно оценить тем же методом, по повышенной доле мужчин, ставших вдовцами (таблица 2). Из таблицы видно, что в возрастных группах 25-55 лет число вдовцов в Чечне и Ингушетии в два-три раза превышает число вдовцов в Дагестане и Северной Осетии. Это вполне значимое различие указывает на потери женщин в Чечне. Маленькое расхождение в возрастах до 20 объясняется небольшим числом женатых мужчин в этих группах и поэтому малой достоверностью полученных соотношений. В возрастных группах старше 55 лет большую роль играет обычная смертность, и поэтому относительно небольшие военные потери становятся незаметными на фоне высокой смертности от болезней. Интересно, что значения коэффициентов в Ингушетии в таблице 2 выше соответствующих коэффициентов в Чечне. Вероятно, это вызвано тем, что численность мужчин в Чечне преувеличена больше, чем в Ингушетии, а погрешность в оценке числа женатых мужчин, в том числе и вдовцов, меньше чем неженатых.

Всего в таблице 2 учтена повышенная убыль 2290 женщин. Необходимо сделать поправку на повторные браки овдовевших мужчин, поскольку они преуменьшают число вдовцов и снижают оценку потерь. Ориентировочно можно считать, что шанс на вступления во второй брак равен вероятности вступления в первый брак, которую оценим по разнице в долях женатых мужчин между соседними возрастными когортами. В этом случае в группе 2290 мужчин (таблица 2) с учетом их распределения по возрасту число повторно вступивших в брак составит 240 человек.

Также следует сделать поправку на гибель целых семей (мужа и жены вместе). Рассуждая, как и в случае расчета аналогичной поправки для мужчин, получаем потери - 150 женщин. А всего повышенная убыль замужних женщин от боевых действий будет равна 2680 человек. От общего числа замужних женщин в Чечне в возрасте 17-54 лет эти потери составят 1,5%. У незамужних женщин они должны составлять примерно такую же долю, что увеличивает оценку женских потерь на 2700 человек. А общее число погибших женщин составит 5380.

Потери людей пожилого и старого возраста от боевых действий, очевидно, происходили с той же вероятностью, что и рассмотренных выше поколений женщин 17-54 лет и составили в таком случае около 1000 человек.

Дети до 16 лет пострадали заметно меньше, чем взрослое население, как уже отмечалось, их спасали в первую очередь. Хорошей оценкой детских потерь может служить повышенная убыль замужних женщин 20-29 лет, которые в начале войны в Чечне сами были детьми 10-15 лет. Как видно из таблицы 2 повышенная убыль этих женщин составила 0.3% от их численности. Следовательно, 250 тысяч чеченских детей потеряли в ходе боев около 850 человек. Общие потери гражданского населения от военных действий составляют по этому расчету 7230 человек. А общие потери населения Чечни достигают 35680 человек.

В начале статьи мы отмечали, что численность населения Чечни и Ингушетии сильно преувеличена переписью. Естественно, что преувеличены и оценки потерь, полученные по этим данным. Попытаемся подсчитать размеры этого преувеличения. Рассмотрим возрастную когорту: девочек 1979-1983 годов рождения, численность которых составляла в 1989 году 66,484 тысячи человек. Убыль по таблицам смертности 1988-89 гг. составила 1,9 тысяч человек. Необходимо внести поправку на повышенную убыль населения из-за ухудшения условий жизни. Рост смертности в этот период происходил по всей России, но у детей в возрастах 1-9 лет отмечалось некоторое, хотя и довольно небольшое, снижение смертности ("Население России 2002", М., 2004 ее. 114-115). Дело в том, что в наше время эти возраста вообще являются самыми жизнестойкими и их уровень смертности меньше, чем в других возрастных когортах. Однако Чечня находилась в худшем положении, чем Россия, поэтому из осторожности будем считать, что смертность поколения девочек 1984-88 гг. рождения была на 50% выше уровня 1988-89 гг., то есть составила 2850 человек.

Кроме того, следует учесть выезд населения (таблица 3). Он составил около 299 тысяч человек, около 23% от числа жителей республики. Из них 42,5 тысячи составляли чеченцы, ингуши и другие народы Северного Кавказа и 250 тысяч русскоговорящие городские жители. Известно, что в 1989 году детей в русскоязычных семьях было намного меньше, чем в чеченских и ингушских. Эта же ситуация сохраняется в настоящее время. Поколение девочек 0-4 лет составляет от общей численности женщин в Чечне 10,4%, в Ингушетии 9,9%, в Дагестане 7,8%. (Меньшая цифра для Дагестана объясняется отчасти наличием в этой республике более малодетного русскоговорящего населения). В соседних русских регионах рассматриваемая пропорция в два с лишним раза меньше: в Краснодарском крае - 4%, в Ставропольском - 4,2%, в Ростовской области - 3,6%. Следует напомнить, что русские, проживавшие в Чечне, были в абсолютном большинстве горожанами - в 1989 году две трети из них жили в столице республики городе Грозном. Очевидно, доля русскоязычных детей среди девочек 5-9 лет, учтенных переписью 1989 года в Чечено-Ингушетии, была в два-три раза меньше, чем процент этих народов среди всего населения республики. Будем считать, что 8% рассматриваемой когорты были русскоговорящими девочками, а еще 5% девочек этого возраста составили чеченки и другие маленькие мусульманки, в дальнейшем покинувшие Чечню.

Общие потери поколения за счет миграции составили таким образом 8,55 тысяч человек. Таким образом, смертность и отъезд населения должны были сократить численность поколения до 55 тысяч, но фактически переписью 2002 было учтено 79 тысяч, на 24 тысячи (30%) больше расчетной оценки. Эту цифру можно рассматривать как преувеличение численности поколения переписью 2002 года.

Рассмотрим еще одну наиболее благополучную с точки зрения военных действий возрастную когорту - девочек 0-4 года в 1989 году (14-18 лет в 2002). Их численность в Чечено-Ингушетии в 1989 году составляла 72482 человека. Убыль за 14 лет по данным о смертности 1988-89 гг. должна была составить примерно 2,8%, то есть 2030 человек. Повышенная смертность увеличит эту оценку до 3000 человек, а убыль в результате эмиграции унесет еще 9 тысяч. Окончательная численность поколения девочек 14-18 лет с учетом эмиграции и повышенной смертности составляет в конце 2002 года 60,5 тысяч человек. Однако перепись 2002 года учла 88,7 тысяч девочек 1984-88 годов рождения, на 28,2 тысяч (32%) больше.

Аналогичные расчеты, проведенные для других поколений мужчин и женщин, дают достаточно близкие оценки ошибки от 20 до 30%. Но мы считаем их менее достоверными, поскольку смертность большинства этих поколений выше, а доля эмигрантов в их численности больше. Оба эти показателя заметно снижают достоверность расчета.

Сравнение структуры населения по полу и возрастным группам в Чечне и в соседних республиках показывает, что пропорции между соседними возрастными группами в Чечне и Дагестане довольно близки, за исключением детей в возрасте до 10 лет и мужчин 18-24 лет. В первом случае это очевидно связано с более высокой ошибкой переписи, чем у других возрастных групп, а во втором - сказывается участие в переписи в Чечне русских солдат. Из близости возрастных структур населения можно сделать вывод, что ошибка переписи в отдельных возрастных группах взрослого населения не сильно отличается между собой. Это позволяет использовать общий коэффициент для устранения погрешности переписи взрослого населения. Принимаем его в соответствии с найденной выше ошибкой в когортах девочек 14-18 лет в размере 30%. В соответствии с этой поправкой надо уменьшить на 30% оценку потерь населения от боевых действий. Она составит 25 тысяч человек, 20 тысяч мужчин и 5 тысячи женщин, стариков и детей.

Полученная оценка преувеличения численности населения переписью довольно приблизительна. Ошибка переписи может быть несколько выше и тогда оценка военных потерь снизится. Возможно, что мы наоборот преувеличили размер двойного счета населения в переписи и тогда оценка потерь возрастет. Но в любом случае потери не должны превышать величину 35,68 тысяч человек, найденную в предположении полной достоверности результатов переписи.

Военные потери были не единственной причиной повышенной убыли населения. Не меньшую роль играла смертность от ухудшения условий жизни, разрушение экономики, медицины и социальной и политической системы. Попытаемся оценить эти потери. Для этого необходимо составить представление об основных параметрах изменения численности населения республики между переписями 1989 и 2002 годов.

О положении детей, родившихся в Чечне и Ингушетии после 1988 года, можно судить по поколению девочек в возрасте 1984-88 годов рождения. Однако у младших поколений вероятность двойного счета была более высока, так как именно малышей спасали в первую очередь от угрожающей опасности, отправляя в Ингушетию или другие районы страны, что увеличивало возможность учесть их дважды при переписи. Поэтому примем для детей родившихся между переписями, несколько более высокую величину возможной ошибки, чем было рассчитано для девочек 0-4 лет - 40%. Это означает, что число детей в Чечне и Ингушетии в возрасте 0-14 лет, учтенное переписью 2002 года в размере 523 тысяч человек, в действительности равно 315 тысячам.

Поправка в 30% к численности поколений 1988 года рождения и старше в переписи 2002 года (1048 тысяч человек) позволяет оценить численность населения Чечни и Ингушетии старше 14 лет в 2002 году в 735 тысячи человек. Общая же численность населения республик составит 1050 тысяч человек. Эта цифра неплохо согласуется с данными о численности населения Чечни и Ингушетии, публиковавшимся в "Российском статистическом ежегоднике" за 1998 год (1110 тысяч человек в 1998 году). Национальный состав населения республик ориентировочно можно представить следующим образом: 970 тысяч чеченцев и ингушей, 48 тысяч русскоговорящих жителей (в том числе 20 тысяч солдат, прошедших перепись) и 32 тысячи представителей других национальностей (таблица 3). Я рассматриваю чеченцев и ингушей вместе, поскольку в 1989-2002 годах многие чеченцы, вероятно, изменили свою национальную самоидентификацию, назвав себя ингушами. Это видно из того, что в период между переписями численность ингушей практически удвоилась. Такой огромный прирост маловероятен, поскольку доля детей у ингушей не слишком существенно отличается от чеченцев и соседних кавказских народов с намного меньшим приростом населения.

По сравнения с 1989 годом общая численность населения Чечни и Ингушетии сократилась на 220 тысяч, что на 79 тысяч меньше эмиграции из страны (таблица 3). Заметные потери населения между переписями произошли лишь в одном месте - в городе Грозном. Число его жителей уменьшилось на 189 тысяч с 400 тысяч в 1989 году до 211 тысяч в 2002, а с учетом преувеличения численности населения переписью убыль достигла 240-250 тысяч человек.

Численность населения Чечено-Ингушетии в 1989 году равнялась 1270 тысячам. Как отмечалось, между переписями родилось и выжило к 2002 году еще 315 тысяч детей. Эмиграция составила 299 тысяч человек. Нормальная смертность населения в течение 14 лет по таблицам 1988-89 гг. с учетом эмиграции равняется 180 тысячам.

Численность чеченцев и ингушей в границах России без населения Чечни и Ингушетии составляла в 1989 году 216 тысяч, а в 2002 году 282 тысячи человек. Около 30 тысяч чеченцев и ингушей, судя по переписи в Казахстане в 1999 году, выехало из этой республики и из Украины в Россию. Естественный прирост чеченцев и ингушей вне их республик принимаем в размере 15%. Конечно, тенденции снижения рождаемости, распространенные среди городского населения России, действовали на этих преимущественно городских жителей, но также очевидно они продолжали сохранять до определенной степени национальные традиции высокой рождаемости. Не менее 20 тысяч чеченцев, судя по сообщениям печати о транзитных лагерях в Польше, выехали из России на Запад. В результате баланс миграции чеченцев и ингушей Чечни и Ингушетии равен минус 30 тысяч человек.

В русскоговорящее население включены русские, украинцы, белорусы, армяне и евреи. Все эти национальности жили преимущественно в городах и имели соответственно невысокую рождаемость, еще более сильно упавшую в 90-е годы. Мы принимаем естественную убыль численности этой группы за счет превышения смертности над рождаемостью в размере 15%. В результате получаем, что более 90% людей, входящих в эту группу, в рассматриваемый период бросили свои дома и бежали из страны. Кроме того, в республике попали в перепись призванные на службу солдаты российской армии. Согласно инструкции они должны были проходить перепись по месту дислокации частей. (Сюда не входит постоянный состав армии и части ОМОНа.) Их оценку можно получить сравнением численности поколений мужчин и женщин в Чечне по переписи 2002 года. В возрасте 15-17 лет насчитывалось мужчин 34508, а женщин 37349. В возрасте 18-19 лет 30497 мужчин и 22695 женщин. Среди 20-24-летних соответствующие цифры равны 56871 и 51961, а среди 25-29-летних - 37850 и 43207. Превышение численности мужчин, над числом женщин в возрастах 18-24 года составляет 12,7 тысяч, а поскольку, судя по соседним возрастным группам, число женщин должно было заметно превышать число мужчин, эту цифру следует увеличить до 20 тысяч. Очевидно, эта цифра может служить оценкой численности солдат, прошедших перепись. В таблицах переписи об источниках средств существования в графе иные (то есть не от трудовой деятельности, не пособия, пенсии, стипендии) стоит очень большая цифра -35 тысяч человек. В соседнем Дагестане с численностью населения в два с лишним раза более высокой в этой графе значится только 21 тысяча. Возможно мобилизованные в армию попадают именно в эту графу.

Общий баланс миграции для русскоговорящего населения составляет таким образом 250 тысяч человек. В эту цифру входят и потери этой части населения от боевых действий и повышенная смертность этих людей от ухудшения условий жизни. Изгнанные с родины они как бы "унесли" с собой своих покойников, по крайней мере, по переписи 2002 года в Чечне и Ингушетии не представляется возможным сделать каких-либо оценок их потерь.

В третьей группе объединены грузины, азербайджанцы, осетины и татары, народы со сравнительно небольшим естественным приростом населения, покинувшие страну не поголовно, а на 50-75%.

В четвертую группу входят народы Дагестана (аварцы, даргинцы, кумыки, лакцы, ногайцы) со значительным приростом населения (около 20%).

В группу прочие включены турки, арабы, башкиры, курды, народы Поволжья и другие малочисленные национальные группы, имеющие в среднем положительный прирост населения.

Таким образом, расчетная численность населения Чечено-Ингушетии составляет в 2002 году 1106 тысяч или на 56 тысяч выше фактически учтенного переписью населения. Эта цифра может рассматриваться как потери населения Чечено-Ингушетии за 14 лет. Она включает 25 тысяч человек погибших в результате боевых действий и 31 тысячу составляет повышенная убыль населения от ухудшения условий жизни в стране. Об этих потерях обычно не вспоминают. Эти люди умерли раньше своего часа из-за разрушения социальной и политической системы, исчезновения лекарств, врачей, привычной работы, нормальных жилищных условий, необходимых продуктов питания и других такого же рода причин. Точность полученной оценки не велика, цифра скорее всего преуменьшена, как из-за ошибки переписи, так и из-за некоторого преувеличения размера боевых потерь. Но можно утверждать, что потери из-за разрушения государства превышают число пострадавших от войны. Подобного рода потери характерны для всей России и, более того, почти для всей территории бывшего Советского Союза. Но Чечня оказалась в худшем положении, поскольку кроме общих для страны разрушающих экономику и нормальную жизнь тенденций, здесь действовали мощные силы национализма. Иными словами, ответственность за гибель десятков тысяч жителей Чечни падает как на Ельцина, так и на Дудаева, Масхадова, Басаева и всю их компанию. Трудно сказать от кого из них больше пострадало население республики.

Как уже отмечалось, потери Чечни обычно сильно преувеличивают. Их сравнивают с Холокостом, с ГУЛАГом, с Великой Отечественной войной. Например, Александр Черкасов в статье "Чеченский лабиринт: в поисках выхода" в сборнике "Чечня 2003: политический процесс в Зазеркалье", изданном Московской Хельсинкской группой в 2003 году, пишет:

"Если соотнести число погибших и исчезнувших с населением республики можно сказать, что за последнее десятилетие Чечня пережила половину Второй мировой войны и целый 'большой' сталинский террор".

Не буду спорить с сотрудником "Мемориала" о размерах сталинского террора, но утверждение о сопоставимости потерь второй мировой войны с войной в Чечне представляется кощунственным.

В ходе второй мировой войны население СССР без учета эмиграции сократилось на 23 миллиона человек (12%).

Население Чечено-Ингушетии без учета граждан, выехавших за пределы республики, выросло на 79 тысяч (8%).

Во второй мировой войне погибло 20 с лишним миллионов мужчин и в 1946 году на каждую тысячу мужчин приходилось 1300 женщин.

В Чечне сегодня соотношение мужчин и женщин одно из лучших в стране 1070 женщин на тысячу мужчин. Если снять преувеличение численности на 30%, вычесть численность русской армии и рассчитанные выше потери, то соотношение станет 1130 женщин на тысячу мужчин. Это заметно больше чем указано переписью, но не слишком сильно отличается от соседних народов: в Дагестане - 1074, в Северной Осетии, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии по 1130, в Ставропольском крае - 1140, в Краснодарском крае - 1150, в Адыгее - 1190.

Рождаемость в годы второй мировой войны сократилась в 2-3 раза.

В Чечне, судя по численности детей в республике, рождаемость или не сократилась вообще, или уменьшилась не больше чем на 10%. По числу рождений Чечня обгоняет сегодня большинство регионов страны.

В годы Великой Отечественной войны практически все граждане страны работали без выходных по 10-12 часов день, получая и то не всегда за свой труд 500-600 граммов хлеба по карточкам.

По переписи 2002 года источником средств существования 75% жителей Чечни назвали пособия, пенсии, стипендии и другие источники государственного обеспечения и лишь 25% (работающие и их иждивенцы) существовали за счет собственной трудовой деятельности (в том числе 37% из них были заняты только в личном подсобном хозяйстве). В Ингушетии, где находилось заметное число чеченских беженцев, трудовой деятельностью, опять же включая приусадебные участки, занято меньше 15% населения. (Для сравнения, по соседству, в Краснодарском крае на доход от трудовой деятельности живут 63% жителей, в том числе за счет личного подсобного хозяйства только 4%.)

Наконец, сам факт проведения переписи и стремление опрашиваемых лиц преувеличить сообщаемые данные, свидетельствует о невоенной обстановке. Сталин, как известно, отменил перепись в 1949 году, и она была проведена лишь через 14 лет после окончания войны.

Говоря об ответственности за повышенные потери мирного населения, следует признать, что немалая вина лежит и на самих чеченцах. Они приняли активное участие в вытеснении из республики русскоязычного населения, руками которого была создана большая часть инфраструктуры: города, поселки, заводы, железные и автомобильные дороги, открыты месторождения нефти и т. п. Выгнав русскоговорящих врачей, инженеров, строителей, экономистов, юристов, учителей рабочих и так далее, чеченцы сами разрушили хозяйственную основу существования страны и тем самым обрекли себя на нищету и повышенную смертность.

Александр Черкасов в упоминавшемся выше сборнике по этому поводу иронически замечает:

"Число восточных славян (русских и украинцев) в Чечено-Ингушетии стремительно сокращалось еще в 70-80-е годы. ... по данным переписи с 379,6 тысячи в 1970 г. до 306,4 тысячи в 1989. Тогда это разумеется не было связано с "криминальным режимом" Дудаева и Масхадова".

Убыль русского населения Чечни в 1970-89 годах объясняется не только эмиграцией, но и низкой рождаемостью городского населения. При этом автор совершенно прав. Не только Дудаев и Масхадов ответственны за изгнание русского населения в 70-80-е и в последующие годы. Это дело рук чеченских соседей русских семей. И если исход 3-4 тысяч в год (около одного процента от общей численности) представляется Черкасову "стремительным", то как же тогда назвать ежегодное бегство десятков тысяч людей (90% населения за 5-7 лет)? Очевидно катастрофическим?!

Многие чеченцы участвовали и участвуют в создании мафиозных группировок, похищении людей, террористических взрывах по всей стране. Они активно или пассивно поддерживают силы, дестабилизирующие обстановку, лишающую их шанса на мирное выживание. Чеченцы поверили примитивным историческим мифам, позволили им восторжествовать над политикой прагматизма и здравого смысла. Конечно, не все чеченцы, но достаточно значительная их часть.

Немалая ответственность лежит и на русском народе. Он позволил своим руководителям начать кровавую бессмысленную войну против маленького народа, именно против народа, а не против проходимцев, выступивших по воле случая на политическую сцену. Русская армия в Чечне во многих случаях демонстрирует жестокость, коррумпированность, неуважение к правам человека, отсутствие элементарных моральных норм. И как справедливо замечает Александр Черкасов, опыт дозволенного насилия, который приобретают в Чечне русские солдаты, чрезвычайно опасен для зачатков демократической системы, развивающейся в России.

При этом не следует забывать, что Россия оказывает большую экономическую помощь чеченскому населению. Выплата пенсий и пособий, бесплатное снабжение газом и электричеством, огромные деньги, затраченные на восстановление разрушенных зданий, выплата компенсаций пострадавшим - все это поступало и поступает в Чечню из нищей, имеющей немало других проблем России. При этом к сожалению, эти блага не распространяются на русских, изгнанных из Чечни. Я сужу по сообщению, промелькнувшему в печати, о переговорах представителей русских общин беженцев из Чечни с Кадыровым по поводу компенсаций.

При всех ошибках, которые, как известно, граничат с преступлениями и даже бывают много хуже их, правительство России хочет очень немногого - мирной и спокойной жизни для граждан страны. Напротив усилия "законных" правителей Чечни от Дудаева до Басаева и в годы их нахождения у власти и сегодня деструктивны. Они разрушали структуру жизни не только в своей стране, но пытаются самыми преступными, зверскими мерами дестабилизировать Россию.

Безусловно, и Россия и Чечня нуждаются в мире и разумных демократических системах управления. Безусловно, обе стороны пострадали от этого никому ненужного конфликта и не ясно какая больше, учитывая не только Беслан и Норд-Ост, но и трагедию практически поголовно изгнанного с родины русского населения Чечни.

Обоим народам необходимо осознать свою ответственность и постараться взять в свои руки контроль над происходящим.

Декабрь 2004 года