Французский философ и публицист Андре Глюксман - борец против всех тоталитарных режимов в мире. В России он известен своим крайне негативным отношением к действиям федеральных властей на Северном Кавказе. Его предложения разрешения войны в Чечне иногда звучат крайне радикально, вплоть до поставок оружия в Чечню. Подобная антикремлевская позиция привела к тому, что французский защитник кавказских народов был объявлен в России персоной нон-грата. Например, в 2000-м году Андре Глюксману лишь нелегально удалось проникнуть на территорию Чечни. О своем видении ситуации в Чечне он рассказал в эксклюзивном интервью газете "Чеченское общество".

Беседовал Алан ЦХУРБАЕВ

- В Европе Вы, наверное, самый ярый защитник Чечни и чеченцев. Почему?

- Я пишу книги и выступаю в защиту диссидентов Советской империи с начала 70-х годов прошлого века, то есть в течение 35 лет. Вначале я написал книгу в защиту Солженицына и его "Архипелага "Гулаг", критикуя тот факт, что европейцы и в особенности левые партии Европы и Франции не протестовали против "Гулага", хотя и считали его ужасным лагерем, подобным нацистским.

Я говорил о том, что для заключенного или ссыльного нет никакой разницы какого цвета флаг, красный или черный. Его чувства одинаковы, страдает ли он от коммунистов или фашистов. Я говорил, что надо было представить себя на месте политзаключенного. Русские диссиденты в начале 90-х, сразу после падения Берлинской стены, говорили мне, что это еще вовсе не конец. Они объяснили, что существовала опасность, которую они ранее называли "красно-черной", опасность диктатуры не коммунистической, но которая могла вновь вернуться к практике репрессий коммунистического аппарата без коммунистической идеологии. Речь шла о полиции, армии, номенклатуре.

Впоследствии я очень быстро в этом удостоверился, когда в Югославии бывший коммунистический лидер Милошевич сохранил власть и организовал этническую чистку, по сути дела войну, которая унесла жизни как минимум 200 тысяч человек. Он терзал, мучил, создавал диктатуру, создавая союз между право-радикальными националистами, фашиствующими расистами и крайне левыми. Не идеология являлась сутью, а практика, которая была в сущности сталинской.

И когда я увидел, как развязывают войну в Чечне, я сказал себе, Милошевич породил себе подобных, пример Милошевича в Белграде продолжается в Москве. И естественно я сразу занял позицию против.

- Что представляет для Вас Чечня?

- Чечня для меня сегодня - это народ, подвергнутый худшему из худшего, самой кровавой и омерзительной войне, которая опустошает планету. Эта война не единственная, но самая кровавая, в том смысле, что нет другого народа, который бы в течение 10 лет потерял между одной пятой и одной четвертой своей популяции.

Я знаю, что чеченцы не такая уж многочисленная нация, но если сопоставить общее число чеченцев и число убитых, раненых, убитых детей, - это самая худшая вещь, которая происходит сегодня на нашей планете. И очень ужасно то, что это все происходит при молчаливом согласии всего мира.

- Какого Вы мнения о чеченском народе?

- Думаю, что это народ, который с безумной храбростью выдерживает свои худшие времена. С одной стороны, потому что он сопротивляется всеми возможными для этого способами, а они не всегда военные.

Каждый сопротивляется настолько, насколько он может. Но чеченский народ сопротивляется не только захватчикам, но и риску обезуметь от боли. Если вы сравните палестинцев и чеченцев, судьбы первых в тысячу раз менее ужасна, хотя она и мучительна, ведь там в тысячу раз больше терроризма против гражданского населения.

Я против захвата заложников подобно тому, как это было на Дубровке или в Беслане. Считаю это преступлениями против человечества, так как они покушались на жизни обычных граждан, но я положительно оцениваю тот факт, что событий подобного рода на данный момент очень немного.

Все чеченцы, которых я знаю, с которыми общаюсь, а ведь несмотря на все, мы имеем возможность общаться (через Интернет или прямое общение я знаю почти все, что происходит в Грозном), все они против.

Что я нахожу в чеченцах восхитительным, так это то, что, во-первых, они сопротивляются агрессии, худшему, что существует в сегодняшнем мире, во-вторых, что они сопротивляются соблазну обезуметь от боли и убивать не важно кого.

- Смерть Масхадова. Что она значит для Вас? Что она может означать для дальнейшего политического устройства Чечни?

- Последствия зависят от самих чеченцев и западных стран. Значение ее - это желание тех, кто его убил, вести войну до конца, уничтожив все возможности для мира и переговоров. Он был убит именно в тот момент, когда он собирался показать, что он способен дать команду о прекращении огня. Это было дикое истребительское желание со стороны Путина.

Два фактора подтверждают это. Первый, это то, что Путин не принес абсолютно никаких извинений за смерть Масхадова, то есть, он никогда не сказал, что предпочел бы взять его в плен, эта мысль никогда не приходила ему в голову. Это действительно был приказ убивать, который был распространен, потому и назначили цену за его голову. Если бы это был несчастный случай в условиях войны, то он мог бы об этом сказать во время разговора с главой ФСБ.

Второй фактор, это абсолютно гнусная манера выставлять напоказ фотографии его трупа и отказываться выдать его родственникам. Это и есть два доказательства того, что это было не случайностью, а намеренным желанием убить того, кто мог вести переговоры о мире. Я знаком с планом Масхадова относительно Чечни, относительно переговоров, он существует уже три года и я нахожу его абсолютно правильным, образцовым. Это настоящее анти-террористическое примирение и я нахожу абсолютно катастрофичным желание Путина, продемонстрированное этим убийством, не заключать мир с теми, с кем он воюет.

- Что Вы думаете о других планах урегулирования конфликта в Чечне, наподобие масхадовского?

- Я нахожу план, предложенный Масхадовым и опубликованный Ильясом Ахмадовым, абсолютно разумным. Он заключается в разоружении двух лагерей: выводом российской армии и разоружении всех чеченцев под международным контролем. Я полагаю, что это вполне подходящая форма для установления мира в этой войне, имеющей серьезное развитие в виде терроризма. В Косово это получилось, значит, есть прецедент. Это очень тонкая мысль и я думаю, что это тот образ мира, который надо будет искать в течение всего XXI века, в час международного терроризма. И я считаю западную дипломатию, которая не поддерживает этот  план, полностью криминальной.

- Как Вы представляете себе Шамиля Басаева, как террориста или жертву российской политики?

- У меня нет никаких симпатий к Басаеву. Я не думаю, что он жертва, он скорее марионетка русской политики. Он служил для ФСБ в Грузии, получал деньги от избирательного комитета в свое время от Ельцина, потом от Путина и в особенности от Березовского. Он послужил искрой, которая позволила Путину пустить в ход вторую чеченскую войну и сегодня он помогает ему чудовищным образом превращать лицо Чечни в мире в лицо кровожадного монстра.

Я думаю, что (добровольно или нет, этого я не знаю), но он работает на Путина. И если он работает не по своей воле, что вполне допустимо, то это доказывает его полную некомпетентность. Если же он работает добровольно, то это уже предел. Бесланский теракт послужил Путину поводом для того, чтобы заткнуть рот всем критикам на демократическом западе по поводу его политики в Чечне. Эта лучшая услуга, которую можно было оказать ему этим нечеловеческим захватом заложников. Я думаю, что если у Путина и есть союзник, то это Басаев.

Опубликовано 4 июля 2005 года

Андре Глюксман