На прошлой неделе во Владикавказе закончились слушания по делу Нурпаши Кулаева. Суд вышел на прения. Это решение судьи Агузарова было неожиданным для потерпевших. Накануне последнего судебного слушания они связались с Русланом Аушевым, который выразил твердое намерение выступить на процессе на следующей неделе. Судья возразил, что Аушев в суде выступать не собирается, поскольку повестки ему отправляли уже неоднократно и ни на одну из них он не откликнулся. По сути, Агузаров обвинил бывшего президента Ингушетии в том, что он намеренно бойкотирует процесс. Мы связались с Русланом Аушевым, чтобы узнать, как все было на самом деле.

"Я действительно получил одну повестку. Вернее, я видел эту повестку, но за нее не расписывался. По закону, как мне сказали, я должен расписаться за повестку. Но никто меня об этом не просил - мне просто бросили ее в почтовый ящик.

Незадолго до получения той, первой повестки я играл в футбол и получил травму. До сих пор осталась гематома на руке, на колене тоже была, но уже прошла. Я не мог ехать во Владикавказ, послал телеграмму в суд. Есть справка о том, что я был болен. Мою телеграмму зачитали на процессе, и с тех пор я ни одной повестки не видел. Где-то в газетах писали, что меня вызывают в суд. Я слышал, будто мне выслали тринадцать повесток. Это неправда. Лично я, кроме той самой первой, ничего не получал.

Может, неправильный адрес указывали - не буду с ними спорить, зачем мне с ними спорить. Если говорить откровенно, ни на сам суд, ни на комиссию по Беслану (доклад североосетинской комиссии Кесаева. - О.Б.) я ехать не хотел. После всего, что произошло... Я сделал то, что сделал, и не видел, чем еще я могу помочь. На суде могла возникнуть неприятная ситуация. Заслали бы какого-нибудь дурачка - не из числа матерей, а со стороны кого-нибудь - и опять стали бы кричать: вы родственников вывели, у вас там охранники были... Я прекрасно понимал, что такой риск существует. Вот почему меня стали упрекать после того, как я вывел тех 26? Потому что ситуация, для того чтобы поссорить ингушей с осетинами, была очень удобная. Кто-то заинтересован. Теперь пришел бы на суд президент Ингушетии - и опять всплыли бы эти ингушско-осетинские дела. "А, вы, ингуши, пришли, захватили...". Конечно, мне не хотелось ворошить эту ситуацию. Там и так все висит на волоске. Но когда матери ко мне обратились, я не мог уже отказать. Мать есть мать. Я их понимаю, я их уважаю, я разделяю их горе. Они имеют право знать, что произошло. Сразу, после того как я прочитал обращение Кесаевой, я позвонил ей и сказал, что приду в суд 16 числа, в четверг. Попросил только, чтобы повестку мне выслали, чтобы я ее хоть на входе показал. И тут я узнаю, что суд вышел на прения.

В этой истории меня не беспокоит, что подумает суд или прокуратура. Мне нужно только, чтобы матери поняли, почему так произошло. Меня волнует только это. Обратились бы они раньше - я бы приехал раньше. Для меня просьба матерей - закон. Это не обсуждается".

Ольга Боброва

Опубликовано 16 февраля 2006 года