Имперская власть на Кавказе варьировала между адатом, шариатом и российским законодательством. В Кабарде были учреждены родовые суды и расправы, куда были переданы дела по незначительным уголовным и гражданским преступлениям, ранее разбиравшиеся по адатам. Дела о кровомщении было запрещено разбирать по адату: Верхний пограничный суд, учрежденный в Моздоке, рассматривал их на основании российских законов.

Родовые суды и расправы были вскоре отменены и заменены мехкеме, (шариатскими судами), последние были распущены после завоевания Кабарды, и в 1822 году был создан Кабардинский временный суд, в ведение которого вошли и дела «о кровомщении».  Если по адатам существовала возможность выплатить «цену за кровь», то по новым правилам виновных отправляли на каторгу.

Изменения традиции кровной мести повлияли на положение аристократических сословий. Традиционно черкесские князья не входили в круг кровников и не подлежали отмщению, при Ермолове данное положение стало нарушаться - «проконсул Кавказа» предписывал «забыть глупое обыкновение не стрелять в князей, когда они стреляют».

Современный кавказовед Владимир Бобровников отмечает, что таким образом не только подрывался авторитет князей, но и был уничтожен принцип, сдерживающий кровомщение: « Из правоохранительного института кровная месть постепенно превращалась в противоправное, преступное деяние, дестабилизируя положение в горском обществе».

В Нагорном Дагестане и Чечне, как и в Кабарде, дела о кровомщении были изъяты из ведения сельских судов. После 1865 г. дела о кровомщении передавались только в военные суды и рассматривались по российским законам. Горцы, признанные судом виновными в кровомщении, высылались в отдаленные губернии России на длительные сроки – 5, 10, затем, с 1911года, на 20 лет.

В книге В. Бобровникова «Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие» приводится  статистика, согласно которой  искоренить кровную месть в пореформенный период так и не удалось, по официальной статистике «в Нагорном Дагестане и Чечено-Ингушетии около 80% тяжких уголовных преступлений совершалось на почве кровной мести».

Сами горцы не подавали заявление в суд в том случае, если адат требовал кровной мести и продолжали решать их по обычному праву, т.е. через смерть обидчика или его ближайшего родственника. Наконец, некоторые русские  чиновники и офицеры, служившие  в местных администрациях и судах, даже стали cчитать кровную месть справедливой, о чем не без доли романтики писали в своих мемуарах, и закрывали глаза на резонансные случаи  кровомщения.

В революцию и гражданскую войну кровная месть расцвела – отчеты УГРО сообщали о росте случаев самосуда.  

«И перед советской властью стала неотложная задача как можно скорее покончить с массой накопившихся случаев кровной мести и тогда повести решительную борьбу с вновь возникающими враждами. Однако никакими законами или распоряжениями этого сделать было нельзя, так как ингуши не привыкли подчиняться законам, в особенности в делах кровной мести. Прежняя русская власть пробовала бороться с нею судами и ссылкой на каторгу, однако из этого ничего, кроме взаимного ожесточения, не вышло. Единственным выходом из положения было воспользоваться тем способом прекращения кровной мести, который был выработан самим обычаем, т.е. устроить примирение всех кровников по Ингушетии, с соблюдением правил, установленных обычаями», - писал этнограф Яковлев в книге «Ингуши» в 1925 году.

В сельских районах Северного Кавказа создавались общества «Долой кровную месть!», комиссии по примирению кровников с участием стариков, а в 1928 году в Уголовный кодекс были внесены беспрецедентные изменения – была введена новая глава Х «О преступлениях, составляющих пережитки родового быта». Статья запрещала взымать за убийство «цену крови», а также совершать захват имущества родственников или односельчан ответчика, с тем чтобы заставить его выплатить долг. Законодательство революционного времени разрушало адатные нормы, приравнивая преступления по кровной мести к тяжким уголовным правонарушениям.

Интересно, что некоторые адаты в завуалированном виде присутствовали в новых правовых нормах. Так, в главе Х были прописаны такие виды наказаний, которые существовали еще в дореволюционных адатах – изгнание убийцы и его ближайших родственников из общины и денежные компенсации.

Революционный суд 1920-1930- хх имел свою специфику – советские суды выносили мягкие наказания убийцам «пролетарского происхождения», а их решения не имели «веса» в глазах местного населения.  Часто суд сокращал срок наполовину, учитывая первую судимость и социальное происхождение подсудимого.

«Ясно, что кровники возвратившегося домой убийцы не могут смириться  с этим, и вот происходит второе убийство, а там третье, четвертое…», - такой рассказ крестьянина приводится в книге дагестанского историка Г. Даниялова о строительстве социализма в Дагестане.  

В 30-50 гг. советское государство стало применять более жесткие меры. В 1931 году была принята поправка в УК РФ, по которой убийства на почве кровной мести считались «государственными преступлениями», за совершение которых предусматривался расстрел. В период сталинских репрессий кровники отправлялись в лагеря, часто по доносам и ложным обвинениям пострадавших фамилий. Новый УК РСФСР, однако, смягчает наказание – и расстрел заменяется сроком от 8 до 15 лет. Не исчезла кровная месть и в послевоенные годы, в 1960-е она появляется в городах и становится частью городской преступности Северного Кавказа - 47% преступлений совершались по мотивам кровной мести. Мстить стали и женщины. Ушел в прошлое ритуал примирения кровников.

В эти годы начинается деградация кровной мести – из традиции, имеющей внутреннюю логику и саморегуляцию, она превращается в самосуд.