Пост, который я сейчас ставлю - итог беседы с моим другом, прекрасным журналистом Марком Григоряном о том, что происходит в Ереване сегодня. Ситуация, в которой мы сегодня живем - это условия чрезвычайного положения. И действительно, почему бы не писать о том, как живется в эти дни?

Фото armtimes.com

Итак, в понедельник 16 марта  объявили чрезвычайное положение. Все происходило в прямом эфире. Сначала правительство приняло постановление, а потом, вечером, парламент на своем заседании, продлившемся почти до полуночи, принял закон, который и утвердил, что теперь все мы в Армении будем жить в условиях чрезвычайного положения до 14 апреля.

Фото kavkaz-uzel.eu

Заседание парламента длилось около шести часов, но не потому, что законодатели спорили о тех или иных мерах. На самом деле, несколько часов продлилась сессия вопросов премьеру на самые разные темы: начиная с судьбы служащих государственных предприятий, частных предпринимателей и заканчивая пустыми прилавками магазинов. Хотя прилавки, вроде, и не пустые вовсе.

Премьер отвечал на все вопросы, по ходу дела излагал свои взгляды на здравоохранение, жизнь общества, экономику, говорил о том, что эпидемия коронавируса может стать импульсом для будущего развития страны… Ну, примерно, так.

Сегодня я весь день пытался соблюдать режим самоизоляции. Не вышло, потому что не выходить из дома, особенно когда ты один, сродни заключению в одиночной камере.

Жизнь в Ереване кипит. Улица Абовяна полна народу, все куда-то спешат, причем мужчины, как обычно, курят, а женщины говорят по мобильным телефонам. Абрикосовые деревья цветут, а нищие, как ни в чем не бывало просят милостыню. Некоторые прохожие в масках.

Это не первое чрезвычайное положение, которое мне довелось пережить. Правда, это я переживу, если не заражусь, а я в группе риска – мне, представьте, за 60 плюс проблемы с сердцем. Но я оптимист. Пока еще. В советское время, когда в 1988 году в Ереван ввели войска, было намного хуже: на перекрестках стояли танки и бронетранспортеры, комендантский час начинался в 10 вечера и загреметь в кутузку на 30 дней было проще простого.

В 1996 году режим ЧП был введен после выборов, результаты которых внушали сомнения, и люди штурмом взяли здание Национального Собрания. В 2008 году режим ЧП был также введен после выборов.

Во всех этих случаях на меня очень тяжело воздействовало ограничение свободы слова. Во всех этих случаях запрещалась публикация информации не из официальных источников. И всегда говорилось, что это делается во избежание слухов и сплетен. Однако слухи и сплетни почему-то во всех этих случаях не хотели слушать правительство и упорно расходились.

Не хотят и сейчас, хотя им противостоят не только ежедневные выходы в живой фейсбучный эфир премьер-министра, но и пресс-конференции разных должностных лиц.

Полагал ли я, что правительство, которое возглавляет бывший журналист и редактор, проявит более разумное отношение к свободе слова? Наверно, да. Но я спокоен, потому что не сообщаю никаких данных о коронавирусе, не называю цифр и не даю ровным счетом никаких данных.

Хотя одну цифру я все-таки назову. Из официального источника. Она о том, что некий человек купил в супермаркете 108 рулонов туалетной бумаги.

На этом уже можно поставить точку, но скажу напоследок, что температуры у меня нет, голова не болит, чего и вам желаю.