В российском информационном просторе российско-турецкие исторические отношения красят в цвет постоянной победы русских. С вытекающими отсюда преувеличениями в сторону севера и уничижительными оттенками для юга. А есть еще научная история, которую пишут специалисты, цитирующие документальные источники. Когда обращаешься к профессионалам, картина вырисовывается шокирующе другая. 

Также неграмотны массы, обсуждая Севрский договор, о котором я писал здесь

Правда о Севрском договоре для незнающих и молчащих

Смотрю российский академический журнал "Вопросы истории", 10-й месяц 2020. статья Г. А. Гребенщиковой "Россия и Турция при императоре Павле: военно-политическая аномалия". В названии также заметно удивление автора, столкнувшегося с шокирующими фактами: аномалия?

Оказывается, русские не всегда дрались с турками. При преемнике Екатерины II императоре Павле, начался принципиально новый этап в истории России и Турции, связанный с совместными операциями морских сил против французов по освобождению группы островов в Ионическом море.

Интересно посмотреть дары, то есть взятки, которыми обменивались послы двух стран. Кто больше дарил? 

В 1794 г. в Константинополь прибыл Чрезвычайный и Полномочный
посланник Екатерины II Виктор Павлович Кочубей, а 10 (21) февраля состоялась его аудиенция у султана Селима III с вручением верительных
грамот Екатерины II. О той аудиенции и о встрече с турецкими верхами В. П. Кочубей обстоятельно и подробно доложил императрице, после
чего отчитался за розданные туркам подарки. Так, Виктор Павлович докладывал, что на приеме у султана турецкий церемониймейстер чинно
и торжественно надел на него соболью шубу, покрытую желтым дорогим
сукном, а в ответ Кочубей одарил «Его Султаново Величество» и высших
сановников щедрыми подарками. В числе таких подношений значились
золотые и серебряные часы с цепочками, золотые табакерки с финифтью
и вензелями Екатерины II, густо усыпанные бриллиантами, ценные меха,
золотые и серебряные сервизы. Российский дипломат никого не обошел
вниманием — начиная от султана, великого визиря Рейс Эфенди (министра иностранных дел), капудана-паши (главнокомандующего флотом)
и до взвода сопровождения из корпуса янычар, простых гонцов-чаушей
и гребцов на посольских лодках.

султан Селим Третий, Википедия:

Однажды после очередной встречи
с турецкими сановниками посол Кочубей составил перечень подарков, которых
насчитал на сумму 3799 золотых пиастров. Из подаренных вещей и предметов особо ценными значились золотые часы и цепочки с бриллиантами
в количестве 25 штук, их стоимость составила 1350 пиастров 7

Во времена царствования Екатерины оба государства  усиленно вооружались на Черном море, стараясь обогнать друг-друга в количестве боевых кораблей и пушек. Порта, то есть Османская Турция активно использовала французских и английских специалистов, а греческие купцы шпионили в российских портах, сообщая о новых русских кораблях когда прибывали с грузами в Порту. 

Еще об интересных греческо-турецких отношениях, очень не совпадающих с сегодняшней картиной:

Весной 1798 г., на фоне общеевропейского смятения, черноморское
начальство получило важное известие, с которым поспешило отправить
курьера в Петербург. Как оказалось, население греческого полуострова
Пелопоннес, входившего в состав Османской империи, обратилось к константинопольскому патриарху с письмом, в котором предупреждало о на-
мерении французов совершить нападение на южную часть Пелопоннеса
Морею. Патриарх незамедлительно поставил в известность султана, «который за усердность патриарха обещал сделать особые и весьма выгодные ему привилегии. Позволил также сооружать в Константинополе по
прежнему греческие церкви, для обороны же жителей полуострова Мореи от французов отправлено к ним войско в немалом количестве».
Таким образом, в отношении безопасности османских владений прозвучало первое предупреждение, но в Зимнем дворце на поступок патриарха взглянули еще и под другим углом: глава греческой православной
церкви обратился за помощью не к единоверному российскому императору, а к турецкому султану. 

На морях окреп молодой Бонапарт, направившийся с эскадрой в Египет, который турки считали своей колонией. Император Павел предложил Порте военных союз для совместной обороны и наступления на французов. Турки предложение с трудом, но приняли.  разрешили русским кораблям ходить по турецким проливам

25 августа 1798 г. Россия и Блистательная Порта заключили декларацию, которую от имени своих держав и государей подписали В. С. Томара
и министр иностранных дел Ахмет Атиф. Основные пункты этого документа гласили: Российский императорский флот в любое время может
вернуться в свои порты. На весь период боевых действий российским
транспортным и военным судам предоставляется право свободного прохода через Босфор и Дарданеллы в Средиземное море и обратно в Чёрное. Особо оговаривался вопрос о выдаче беглых матросов: если таковые
с русской эскадры «убежав скроются в местах турецкого владения, то будут выданы, и ни под каким видом укрываемы не будут». И наоборот,
если подданные султана найдут убежище на русских судах, то они также
подлежали выдаче. В декларации значился пункт об оказании российской
эскадре «пособия и вспомоществования» со стороны начальников турецких областей и владений в Греческом Архипелаге
Посещая российские суда, турки удивлялись строгому порядку и дисциплине нижних чинов. В. С. Томара докладывал императору: «Юсуф Ага
на собрании у Визиря говорил, что двенадцать кораблей российских менее шуму делают, чем одна турецкая лодка» 24. По поводу шума интересен такой эпизод. В уважение турецких законов о соблюдении тишины
Ушаков запретил матросам петь песни по вечерам, пока корабли стояли на рейде Буюкдере. Узнав об этом, турецкое начальство сняло запрет
и выразило понимание, насколько важно для русского человека занятие
песнопением. Местные жители даже специально приходили послушать
красивые, мелодичные песни на незнакомом им языке

В статье есть интересные бытовые подробности того времени:

Подготовленная к походу турецкая эскадра состояла из 86-пушечного
корабля «Капитания» (флаг командующего Кедыр Бея начальника эскадры),
80-пушечного «Патрона» под вице-адмиральским флагом, 76-пушечного
«Реала» под контр-адмиральским флагом и одного 74-пушечного; всего
четыре линейных корабля, шесть фрегатов, один корвет и 14 канонерских
лодок. По наблюдениям Ф. Ф. Ушакова, все четыре корабля были старой
постройки, но прошедшие капитальный ремонт и переделанные по образцу европейских, поэтому внешним видом и силуэтами не отличались друг
от друга. «Сии суда, — отмечал он, — отделаны весьма прочно и чисто,
обшиты медью и отлично легки в ходу. Артиллерия на них почти вся медная. На кораблях чистота и порядок». Осмотрев турецкую эскадру, русские
офицеры нашли ее «в хорошем состоянии», все суда «сделаны чистою работою, отакелажены порядочно, внутри отменная чистота, все обшиты ме-
дью и служители в хорошем виде» . К большому удовольствию турецкого
начальства, Ушаков выразил искреннюю похвалу за образцовую эскадру.
Во время посещения константинопольского Адмиралтейства российские офицеры убедились в том, что турецкие морские силы развиваются
быстрыми темпами, прогрессивно и успешно 28. Особенно впечатлил стоявший на стапелях 120-пушечный корабль, построенный упоминавшимся французским мастером Ле Брюном Сент-Катариной. В конце XVIII в.
корабли 120-пушечного ранга только начинали входить в состав флотов
ведущих морских держав и считались передовыми в судостроении и са-
мыми мощными по артиллерийскому вооружению. По сути, корабли этого ранга представляли собой автономные плавучие крепости, способные в одиночку противостоять даже превосходящим силам противника. В указанный период в состав флота Селима III входило 15 линейных кораблей,
число которых готовился пополнить 120-пушечный корабль (в составе
русского Черноморского флота еще не было кораблей этого ранга) и 20
фрегатов, имевших от 24 до 50 пушек.
Ф. Ф. Ушаков докладывал императору: «Осматривал я во всех подробностях 120 пушечный корабль, который построен на манер французских кораблей в совершенстве», и с помощью французских специалистов
турки достигли значительных успехов не только в кораблестроении, но
и в создании инфраструктуры верфей, портов и адмиралтейств, в укреплении береговых крепостей, в артиллерийском и литейном деле. Большинство турецких кораблей в техническом отношении превосходили российские; обшитые медью, они были отличными ходоками, качественно
и хорошо отакелажены, вооружены дорогой медной артиллерией, внутри
чистота, матросы опрятно и хорошо одеты. С помощью иностранных же
офицеров турки заботились о боевой подготовке личного состава флота,
в чем Ушаков убедился после проведенных ими показательных стрельб.
Единственным недостатком турецкого флота адмирал назвал скудный провиант: основной рацион питания нижних чинов состоял из сухарей и маслин с луком, а по пятницам им давали пшенную кашу и чеxевицу с оливковым или сливочным маслом. Жалование распределялось
в таком порядке: турецким матросам на все время похода выдавали по 40
пиастров (примерно 28 российских рублей), а греческим — от 50 до 100
пиастров в месяц. Показательная статистика: русский офицер отмечал,
что в турецком флоте греки «пользуются большими преимуществами
и им отведена особливая кухня. На кубрике позволено им содержать питейный дом, и греческие священники во всякое время могут беспрепятственно приезжать на корабли для исповеди православных и для совершения прочих обрядов Богослужения, коему турки оказывают большое
уважение. Турки в праздные часы забавляются музыкой и сказками; на
каждом корабле есть по одному певцу и рассказчику. Танцы и пляску не
любят, а любят играть в шахматы. Курят беспрестанно табак и пьют кофе.
За буйство, побег, пьянство и непослушание виновных наказывают по пятам, а воров вовсе почти у турок не бывает".

адмирал Ф.Ушаков

После Кочубея место посла России в Османах занял Томара, докладывавший Павлу о притеснениях чинимых турками французам, заключении в тюрьму французских купцов и оружейников.

Гонения обрушились не только на консулов, инженеров и военных
лиц, но и на купечество. В городе и в предместьях константинопольские
власти арестовали всех французских купцов и свезли их в босфорские
замки, бросив там на произвол судьбы. Эти купцы терпели лишения,
страдали от голода и холода, и только благодаря вмешательству В. С. Томары их перевезли в адмиралтейскую тюрьму — Байну, которая после
сырых и холодных крепостных казематов показалась несчастным чуть ли
не настоящим раем. А Томара отсылал императору Павлу новые известия
о французах: «В Родосе, Кандии и в других местах купечество и консулы
заперты в гнилые тюрьмы, прочие скованы, биты и терпят недостаток
в насущном худом хлебе и воде» 38. Гонец-чауш доставил новость из Белграда: турецкий посол в Вене настоял на том, чтобы «известному греку
Риге с семью его сотоварищами головы отрубили». Жестокое наказание
греки понесли за то, что перевели на греческий язык французскую конституцию, да еще и снабдили текст своими хвалебными комментариями

С конца сентября
1798 г. союзная русско-турецкая эскадра начала вести боевые действия
против французов в Ионическом море, в результате которых последовало
взятие островов Зант и Цериго. На стороне союзников выступали албанцы и англичане.

Отношения в союзе были интересные. 

"Не отставали от англичан и турки, поднимая вопрос о салютации: кто
должен салютовать первыми — русские корабли турецким, или наоборот.
Докладывал Ушаков и о таких поступках союзников: «Как турки ни в каких
работах нам не помогали, все батареи, сколько их было в самое жестокое,
худое, дождливое и знойное время, все работы производили наши одни
служители беспрерывно, починивали станки, леса доставляли, рубили
и переносили, а турки только зрителями были. Ни один из них ни за топор,
ни за пилу не принялся. Служители мои все были ободраны, обувь и платье
все так сказать на них исчезло. Не низкость ли: начальник турецкий злословит таковыми неприличностями, кто взял Корфу, кроме меня. Я честь им
только делал для сохранения дружбы». Поведение турок и присвоение
ими себе полного права взятия Корфу угнетало Фёдора Фёдоровича, но он
ничего не мог предпринять для прекращения подобных разговоров.

27 декабря 1798 г. в турецкой столице состоялся торжественный
обмен государственными ратификационными текстами союзного наступательного и оборонительного договора между Россией и Турцией.

Удивляет отношение Петербурга к продовольственному снабжению черноморского флота. 

донесением
от 10 ноября 1798 г. Ушаков уведомлял посланника в Константинополе В. С. Томару: везде страшная дороговизна, «чего ожидать было не можно. Офицеры крайнюю бедность и голод терпят, по кредитивам ничего
еще получить я не успел». В декабре Ушаков вновь пишет Томаре о нуждах личного состава, о том, что находится «со служителями в крайнем
бедственном состоянии — настолько, что от беспокойных тревожных
мыслей совершенно больным» сделался. Чтобы как-то ускорить доставку продовольствия, особенно сухарей, Селим III приказал губернатору полуострова Морея (Пелопоннес) бесперебойно снабжать союзных
адмиралов вином и сухарями, но губернатор откровенно своевольничал,
ничего не подвозил вовремя, а впоследствии, когда отношения с Турцией
ухудшились, и вовсе стал саботировать поставки.
Состояние Фёдора Фёдоровича действительно вызывало у его подчиненных опасение: он не случайно упомянул о болезни, одолевавший
его от беспокойных мыслей. Бывали дни, когда он просто не знал, чем накормить людей, и тратил собственное жалование на покупку продовольствия, которое стоило на Корфу очень дорого. Позже Ушаков напишет
Главному начальнику Черноморских флотов адмиралу В. П. Фондезину,
что на свои деньги покупал лес для ремонта судов, а семь тысяч рублей
заплатил в госпиталь на Корфу за лечение больных и тем самым спас
их «от бедствия голодной смерти». Причем суммы фигурировали немалые — десятки тысяч пиастров, но и их не хватало. Однажды, по рапорту
корабельного мастера Ивана Юхарина «о неимении в наличии для исправления починкою инструментов в Адмиралтействе при работе и рубке
лесов стали», Ушаков приказал закупить у местного грека «лучшую немецкую сталь» в количестве 11 пудов 10 фунтов. Также у греков покупали
«для литья свеч сало говяжье, хлопчатую бумагу, красное вино, пшеницу,
кожи белые и черные».
В конце января 1799 г. российский командующий вновь обратился
к паше Мореи Шукри Эфенди. Письмо адмирала наполнено горечью от
своего бессилия, от того, что он вынужден униженно просить своих недавних противников, которых громил в сражениях на Чёрном море в войне 1787—1791 гг., не дать русским матросам и офицерам умереть с голоду

Фёдор Фёдорович Ушаков 
оказался в полном изнеможении моральных сил, о чем он прямо оповестил посла России Томару: у него нет надежных кораблей, людей нечем кормить, нет ни
мяса, ни хорошей крупы, ни гороха, команды слабеют и болеют, пищу им
варят из шелухи, которую они выплевывают, так как проглотить ее невозможно....

Когда султан Селим Третий узнал о голоде русских моряков в турецких портах, он разгневался и кричал на подчиненных, обвиняя их в сокрытии от него этих сведений, позорящих Оттоманскую Империю.

«стоя на якоре пред окошками султана близ Топханы»: с (корабля) «Григо-
рия» на турецкий транспорт перегружали мешки с сухарями, и за этим
из окна своего дворца в подзорную трубу наблюдал Селим III. Он знал
только о снарядах, отправляемых на Корфу, поэтому увидев «перекладку
больших мешков, послал осведомиться, что в них находится». Султану
доложили, что это сухари, «и что разные суда прошли уже с провизиями
для эскадры, а другие еще ожидаются». Услышав такой ответ, Селим III
разгневался: «Неужели в Империи Оттоманской нет сухарей и крупы? —
кричал он. — Сие делается для посрамления меня пред светом!». «Надежный канал» Томары рассказал ему об этом случае, и дипломату стало
ясно, что все его письменные ходатайства не доходили до султана, который действительно ничего не знал «о крайности, до которой обе эскадры
доведены, и о представлениях обоих адмиралов"

Завершая отрывков из исторического исследования  хочу сказать, что нередко наши ожесточенные споры, в которых экспертами выступают местные, то есть форумные "знатоки", также смешны специалистам, как мы сейчас смеемся читая о спорах пикейных жилетов в романе Ильфа и Петрова.