После гибели президента ЧРИ Аслана Масхадова в обиход противников войны в Чечне, вошел новый и, казалось бы, обоснованный штамп. У сторонников продолжения "войны до победного конца" давно зазубрен и растиражирован свой: "никаких переговоров с террористами!". У противников войны появился свой: "в Чечне не с кем вести переговоры". Аслан Масхадов, президент легитимный и избранный, погиб — и даже захоти Кремль с кем-нибудь по необъяснимым причинам переговориться, - достойного партнера для него в этой игре среди сепаратистов с 8 марта 2005 года не было. (Справедливости ради отметим, что и кандидатура Масхадова для этих самых желанных переговоров приводилась с оговоркой "он всё равно в Чечне ничего не контролирует", но при жизни Масхадова правозащитники не воспринимали этот контрдовод как что-то "своё" и "выстраданное").

"Последние из могикан", убежденные сторонники переговоров присматривались к преемнику Масхадова и подавали голоса: "А вот... может, всё-таки с ним?".

Эксперты и правозащитники выискивали на сетевых ресурсах сепаратистов скупые интервью Абдул-Халима Садулаева, но куда чаще натыкались на сводки военных действий в республиках Северного Кавказа (помимо Чечни) и спотыкались о бестселлер "Записки моджахеда", исполненный непримиримой риторики всекавказского исламского интернационала. Малоизвестный до этих пор знаток исламского права, телеведущий из Аргуна Садулаев, непонятно почему сменивший Масхадова на посту президента непризнанной ЧРИ, явно не подходил для мирных переговоров: разделяемые им, судя по этой риторике, идеи были чужды западной и российской правозащите и антивоенному движению.

И штамп "переговоры вести не с кем", к сожалению, заменил собой более верную, на мой взгляд, и отвечающую реалиям постановку вопроса: "переговоры вести не о чем". О чем их вести, когда "чеченизация конфликта" практически состоялась? Когда Рамзан Кадыров, рвущийся к абсолютной власти в республике, так или иначе восстанавливает жилье и промышленность, автобусами свозит молодежь на гигантские митинги имени себя, получает зашкаливающие за стопроцентный барьер проценты голосов в свою поддержку и с помпой проводит концерты и конкурсы красоты? Когда интенсивность вооруженного сопротивления на территории Чечни сокращается с каждым годом? Когда это самое Сопротивление "выдавлено" из Чечни в соседние республики и практически уже не может называться "чеченским"? Что могло бы стать предметом таких переговоров? Что могло предложить угасающее Сопротивление Кремлю взамен независимость Чечни?

Нам казалось: ничего. Нам казалось: Кремлю говорить не о чем и не с кем. И мы удивительным образом, пойдя на поводу у официозной пропаганды не заметили того, что стало очевидным лишь теперь, задним числом: всё это время в руководстве сепаратистов присутствовал человек, будто специально созданный для переговоров, а предмет для переговоров создавался практически на наших глазах.

Мы гадали — и чего это всё-таки Садулаева назначили президентом? Кто он, этот Садулаев? Упертый салафит саудитского толка, временщик-марионетка Удугова, религиозная "крыша" для амбициозных замыслов Басаева? Ничего-то о нем не знаем толком, да даже в контексте ни одного мало-мальски крупного теракта имя его не прозвучало. А ведь именно: не прозвучало. Этого препятствия для начала переговоров не было у Кремля.

Мы размышляли: а куда это делись все крупные теракты в "садулаевский период", если сравнивать его с периодом "масхадовским"? Где эти проклятые новые "Норд-Осты" и "Бесланы", которые казались когда-то неизбежными? Мы отвечали сами себе: иссякло финансирование, иссякло сопротивление. А ведь терактов действительно не было, и лишь одна мысль почему-то не приходила нам в голову: может быть, их нет, потому что проводить их Сопротивление не хочет?

Мы ломали себе голову, зачем понадобилась Басаеву практически проваленная нальчикская операция, то ли попытка захвата, то ли неудачное восстание, в результате которого погибли десятки молодых людей, еще десятки оказались схвачены и подвергнуты истязаниям? Какой пиар, какую славу это некрасивое и кровавое мероприятие могло Басаеву принести? Какую цель преследовало? В контексте последующих событий теперь можно попытаться ответить на эти вопросы: Басаев, неустанно объезжая Северный Кавказ, появляясь то там, то здесь, выступая с самоуверенными и радикальными заявлениями, - создавал для главы Сопротивления Абдул-Халима Садулаева тот самый предмет переговоров, которого мы, хоть и говоря постоянно "Кавказ пылает", - упорно не желали видеть. События в Нальчике должны были продемонстрировать это наглядно и безусловно.

"Независимость Чечни в обмен на стабильность на Северном Кавказе" - так могло звучать предложение сепаратистов в изменившейся ситуации. С этой позиции уже можно было начинать торговаться. Незапятнанный терактами политик Садулаев мог внести это предложение, и если не Россией, то Западом — оно могло быть услышано. Именно так складывается мозаика странностей "садулаевского" периода.

Мы не разглядели ее, предпочли за собственными ужасающими впечатлениями от прочтения удуговских агиток, адресованных вовсе не нам, не расслышать голос сына Масхадова, Анзора, который упорно повторял: Масхадов желал видеть Садулаева своим преемником, он называл Садулаева человеком, с которым у него нет идеологических расхождений. А сам Аслан Масхадов был сторонником переговоров.

Что ж, нельзя исключить, что нашлись умельцы разгадывать ребусы получше нас. Разгадка им не понравилась, и меры были приняты своевременно. С определенного момента события развивались стремительно. 29 мая был опубликованы указы Садулаева, одним из которых министром иностранных дел непризнанной Ичкерии был назначен Ахмед Закаев, политик "прозападного" и отнюдь не религиозного толка, что явилось изрядной неожиданностью для правозащитников и заставило вновь присмотреться к Садулаеву. Но времени у нас и у него, как выяснилось, уже не было.

В своих комментариях к этому назначению пониженный в должности Усман Ферзаули вдруг заговорил о переговорах. Он сказал: "У нас есть новые предложения, которые могут заинтересовать Москву". Сам Ахмед Закаев высказался еще более прямо: "Мне известно, что разговоры о мирном решении этого вопроса, ведутся среди официальных лиц российского правительства, не говоря уже об общественных организациях".

Теперь можно предположить, что это должно было явиться началом нового этапа "садулаевского периода" истории сопротивления. На этом этапе картам предстояло раскрыться, незапятнанный терактами политик Садулаев должен был продемонстрировать свою добрую волю к переговорам и тот их предмет, что мы уже обозначили выше: "безопасность в обмен на независимость", но наполненный теперь новым смыслом: независимость прежняя, безопасность — от уже не тлеющей, а разгорающейся по всем мусульманским республикам Северного Кавказа войны. Басаев выполнил свою часть плана "переговоры", слово передавалось куда более симпатичному правозащитникам "политику и западнику" Закаеву.

Когда это самое слово вылетело, Абдул-Халиму Садулаеву осталось жить чуть более двух недель. Ему предстояло повторить судьбу Аслана Масхадова, убитого, как неоднократно замечали журналисты и аналитики, в тот момент, когда переговоры с федеральным центром были ему обещаны, и именно о них всё говорил он и говорил со своими соратниками, из Толстой-Юрта по мобильному телефону, что, возможно, стоило ему жизни. Неизвестно, говорил ли с кем-то о чем-то по телефону Садулаев, однако 17 июля по телевизору нам показали его по традиции обнаженный для камер телеоператоров труп, валяющийся в грязи у солдатских ботинок.

"Садулаев до сих пор находился за пределами Чеченской республики, - сказал Рамзан Кадыров. - Но неделю назад он прибыл в Чечню для того, чтобы организовать крупный теракт в Аргуне".

К этим словам имеет смысл прислушаться в некоторой части. Вряд ли Садулаев, прежде лично в организации никаких терактов не замеченный, прибыл в Аргун именно с этой целью. При нем не нашли, вопреки обыкновению, даже мало-мальски убедительной схемы подходов к Аргунской средней школы. А вот то, что он оказался в нужное время в нужном месте для того, чтоб вместо сформулированной наконец идеи возможных переговоров газеты запестрели фотографиями его мертвого тела — факт непреложный.

В МВД Чечни заявили, что "спецоперация по уничтожению лидера так называемой Ичкерии в Аргуне" была тщательно спланирована и продумана до мелочей. Любопытно, как долго планировалась и продумывалась спецоперация. Быть может, те самые остававшиеся Абдул-Халиму с момента приоткрытия карт две недели?

Так в очередной раз закончилась провалом и гибелью своего идеолога очередная серия плана ичкерийских президентов-сепаратистов под условным названием "переговоры", на этот раз — без гула или шепота сожалений, практически незамеченная теми, кому этот самый план в новой редакции буквально тыкали в глаза, но глаза и уши правозащитников и представителей антивоенного движения на этот раз оказались широко закрыты. Слишком уж увлекательным, убедительным и таким родным стало для нас печально-философское "переговоры в Чечне вести не с кем". Слишком поверили мы в то, что нас достаточно различает с блюстителями Кремлевской антипереговорной доктрины недословное совпадение этого "не с кем" с "никаких переговоров с террористами!" А так ли отличает? Ведь смысл — один: политическое урегулирование представляется невозможным.

Когда Садулаева уже не было в живых, интернет-ресурсы сепаратистов, не успевая за событиями, как раз размещали на своих страницах интервью, данное им болгарскому независимому еженедельнику "Политика". Это, вне сомнения, самое подробное и человеческое из посланий Садулаева, обращенных к миру. В нем практически отсутствует риторика всекавказского исламского интернационала, в нем понятным для нас языком разумный и образованный человек последовательно и стройно апеллирует к международному праву, гуманизму, логике и справедливости. Это интервью должно было заставить нас, отбросив стереотипы, задуматься о перспективах отношений российского и чеченского народов, перспективах долговременного мирного урегулирования в Чечне. Оно было обращено именно к нам и на нашем языке. Горько думать о том, что и эти слова нас, возможно, заставила услышать лишь гибель произнесшего их.

Впрочем, жизнь продолжается, чеченское Сопротивление в том или ином виде существует, преемником Абдул-Халима Садулаева стал Докку Умаров, известный полевой командир, не религиозный деятель, а военный, не сторонник Халифата, а поборник, по его собственным словам чеченской независимой государственности, не злоупотребляющий исламской риторикой, но обвиняемый Кремлем в организации крупных терактов, иными словами — мало в чем напоминающий Садулаева, разве что, как и его предшественник, - потерявший на этой войне близких людей. Что скажем мы теперь? Снова о тщете и невозможности диалога? Услышим ли тихие слова, полунамеки на то, что переговоры — возможны, к нам и миру обращенные, если когда-нибудь нам будет дана третья попытка? А громко быть сказаны эти слова быть не могут даже не потому, что мы давно вслед за Кремлем такие призывы воспринимаем как признак слабости Сопротивления, а потому, что произнесшего их вслух, как вновь выясняется, ожидает немедленная и неотвратимая гибель. Не будем задаваться вопросом, почему это именно так, а не иначе. Но, быть может, научимся слушать и, анализируя ворох слов, выбирать из него то, что именно к нам обращено? И действовать, действовать вовремя, если у нас будет такая возможность. Этого времени нам никогда не дадут много.

18 июня 2006 года