ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.
В статье постоянного автора статей, комментариев в интерактивных сервисах "Кавказского узла" Валерия Дзуцева представлен анализ ситуации на Северном Кавказе и взгляд автора на кризис политики российских властей, а также на пути разрешения существующих в регионе конфликтов. Некоторая часть данных соображений была озвучена на одной из региональных конференций пять лет назад, но поразительным образом не потеряла актуальности по сей день. Долгие годы Валерий Дзуцев жил и работал в Северной Осетии, последнее время трудится в Вашингтоне, США.
Отличительной особенностью положения на Северном Кавказе на сегодняшний день является более или менее постоянный рост непредсказуемости. После нападения боевиков на Ингушетию летом 2004, захвата школы в Беслане осенью того же года, волны террора в Дагестане, Ингушетии и неожиданного обострения в Кабардино-Балкарии осенью 2005 г., одним из главных вопросов для населения региона становится – "где и что случится в следующий раз?" Чечня уже давно перестала являться единственным поставщиком чрезвычайных новостей и зона ожидания таковых расширилась за счет как минимум всего региона Северного Кавказа. Этот феномен тем более удивителен, потому что в последние несколько лет российские власти не раз заявляли об укреплении центральной власти и порядка.
Любопытно, что можно провести прямые параллели между некоторыми пропагандистскими тезисами сегодняшней российской власти и тезисами властей времен СССР. К примеру, коммунистическая догма о том, что по мере приближения к построению коммунизма, классовая борьба усиливается хорошо перекликается с парадоксальной по сути современной установкой Кремля о том, что по мере укрепления вертикали власти и повышения управляемости регионами, внешние угрозы увеличиваются.
Аналогом синдрома враждебного окружения во времена коммунизма в России сегодня является международный терроризм и часто неназванные враждебные силы на Западе. "Международный терроризм" с определенным успехом заменил в сегодняшней России силы "международного империализма", тем более, что под международным терроризмом российские СМИ, формирующие общественное мнение часто подразумевают не просто радикальных исламистов, но также и западные спецслужбы. Если в происки международного терроризма кто-то может и поверит в масштабах Российской Федерации, то на самом Северном Кавказе враги для местного населения гораздо конкретнее. Массовые беспорядки в Северной Осетии после теракта 9 сентября 2010 г. были направлены не на международных террористов, а на соседей-ингушей, с которыми в Осетии принято связывать все теракты в республике. Беда заключается в том, что когда власти в тех или иных негативных происшествиях на Северном Кавказе винят только некое таинственное недружественное зарубежье, с которым ничего нельзя сделать, то не остается места для осмысления ситуации в регионе и решения существующих проблем.
Таким образом, получается, что идеологи современного российского государства пока придумали немного нового по сравнению с недавним коммунистическим прошлым. На мой взгляд, это один из показателей кризиса государственного строительства в современной России.
По мере того, как центральная власть укрепляется и отнимает все больше полномочий у регионов, ситуация на Северном Кавказе почти синхронно дестабилизируется. И дело не в том, что какие-то ощутимые по численности силы в регионе настроены антироссийски или хотят войны, а скорее в том, что власть на местах лишается более или менее широкой поддержки и поэтому даже относительно небольшая группа радикалов может успешно осуществлять экстремистские действия. Граждане не чувствуют ответственности за состояние государства и не доверят ему, а зачастую перестают считать его своим.
На Северном Кавказе это проявляется наиболее ясно. Для кавказцев вообще очень часто было характерно отношение к государству как чему-то чужому, привнесенному извне. Тезис этот хорошо исследован и прочувствован на Южном Кавказе, так как он проявился при государственном строительстве в постсоветский период. Но этот же тезис, с некоторыми оговорками, применим и к северу Кавказа.
На сегодняшний день все республики Северного Кавказа относятся к глубоко дотационным регионам России, с уровнем дотационности от 60% до более чем 90%. Эта бюджетно-финансовая зависимость со временем только увеличивается. Федеральная налоговая политика такова (большая часть налогов уходит в Москву), что местные элиты просто не заинтересованы в том, чтобы наращивать экономический потенциал своего региона, - гораздо проще лоббировать выделение дополнительных бюджетных средств и организовать их распределение среди "нужных" людей. Хотя надо признать, что климат для негосударственных инвестиций в регионе также не является благоприятным.
Клановость и некая чуть ли не врожденная склонность к авторитаризму на Северном Кавказе уже стали расхожими клише в рассуждениях московских политологов. Однако, если внимательно изучить ситуацию, то становится понятно, что во многом эти явления в регионе вольно или невольно поддерживаются Москвой. Все существующие режимы на Северном Кавказе сегодня находятся у власти не столько благодаря волеизъявлению народов (наоборот, часто даже и вопреки ему), сколько благодаря прямой поддержке Москвы. Многие из них, если не все, были бы немедленно сменены, в случае проведения в республиках более или менее представительных выборов .
В условиях, когда официально народ фактически лишен права выбирать себе лидеров (выборы глав российских регионов были отменены по инициативе президента В.Путина в 2004 году под предлогом улучшения борьбы с тем же самым международным терроризмом) остается очень мало пространства для участия народа в своей собственной судьбе. Сегодня от рядового избирателя не только ничего не зависит при избрании главы республики, рядовой избиратель практически исчез с политической карты. То слабое подобие демократии, которое худо-бедно, но существовало, отнято у людей безо всякого спроса. Те ресурсы, которые раньше тратились на завоевание доверия избирателя, сегодня конкурируют между собой уже в тиши кабинетов, реальные граждане страны исключены из этого процесса. Это может привести и уже приводит к росту социального нигилизма и последующему расколу и распаду общества. Наглядно, это было продемонстрировано сразу после трагедии в Беслане в сентябре 2004 года. В то время как в далекой Италии, на демонстрации в поддержку бесланцев, тогда вышло 100 тысяч человек, в Северной Осетии таких набралось не более 2 тысяч.
После отмены выборов Москва определенно и явно стала тормозящим фактором политического развития регионов, в особенности большинства национальных республик в составе Российской Федерации. Но если Кремль и преуспел в том, чтобы подлинная политика ушла из жизни большинства регионов, то на Северном Кавказе она все еще остается реальностью. Более того, существуют некоторые признаки и объективные предпосылки для дальнейшей политизации обществ в северокавказском регионе. Одним из таких ярких примеров можно считать отношения между Северной Осетией и Ингушетией.
Северная Осетия имеет на сегодняшний день две крупные дилеммы с соседями: с Ингушетией, и с Грузией. Сегодняшнее состояние осетино-ингушских отношений не может не вызывать тревогу. Связи между двумя республиками в составе Российской Федерации после событий в Беслане резко сократились и отношения ухудшились, так как популярное народное мнение в Северной Осетии возложило это злодеяние на всех ингушей, а не, допустим, на чеченцев. Теракт 9 сентября 2010 года до предела обострил осетино-ингушские трения и показал, что мирное сосуществование между осетинами и ингушами до сих пор находится в очень хрупком состоянии.
Благо, что на данный момент федеральная власть чувствует себя относительно сильной и, во многом поэтому, c одной стороны, в состоянии контролировать обстановку в регионе, а, с другой, не заинтересована в том, чтобы разжигать эти противоречия. Но в случае, если только центральная власть пошатнется, регион в считанные недели или даже дни может вернуться к кровопролитию по типу 1992 года, когда сотни людей были убиты, тысячи домов сожжены и тысячи людей вынуждены были бежать. В случае, если будет реальная опасность дезинтеграции России, федеральные власти, безусловно, снова могут прибегнуть к принципу "разделяй и властвуй", подобно тому как они это сделали в 1992 г., с другой стороны местные экстремисты также могут воспользоваться новой вольницей. С пресловутой "проблемой 2012" (год выборов президента России) никакое развитие событий нельзя полностью исключать.
Тем не менее, в осетино-ингушских отношениях есть много положительных эпизодов, и их урегулирование продвинулось дальше, чем в других регионах Кавказа. В частности, многие беженцы-ингуши вернулись на прежние места жительства в Северной Осетии, до сентября 2004 г. относительно интенсивно развивались связи разного уровня между двумя республиками. Есть положительный опыт, который можно снова использовать. Конечно, все это смогло осуществиться во многом благодаря тому факту, что обе республики находятся в рамках Российской Федерации и Москва вложила значительные материальные средства в дело урегулирования осетино-ингушских отношений.
Но нематериальная составляющая в значительной степени отставала, недостаточно поработали в регионе и НПО. Собственно, в России и нет технологий ненасильственного разрешения конфликтов. И это тот регион, где Запад мог бы внести крупный положительный вклад. Мне представляется, что западным странам необходимо более настойчиво предлагать России программы, специально предназначенные для Северного Кавказа. В настоящее время регион практически изолирован от мира благодаря конфликтам, но также благодаря и определенным опасениям со стороны Москвы. Налицо определенная склонность федерального центра к изоляции Северного Кавказа, недопущению его связей с зарубежьем.
Между тем, регион сильно нуждается в этих связях, здесь нужно создавать площадки для политического диалога, развивать СМИ, другие институты гражданского общества. Северный Кавказ, вопреки расхожему мнению стремится к прогрессу и даже самые традиционные его части имеют ощутимое стремление к новому. Необходимо деполитизировать участие Запада в урегулировании ситуации на Северном Кавказе, вынести за скобки политику и сосредоточиться на решении многочисленных проблем местных сообществ, помочь им в модернизации, с тем, чтобы они перестали давать миру новых басаевых, но приносили больше гергиевых, хетагуровых и других выдающихся деятелей культуры, искусства, науки и т.д.
В свое время, за несколько лет до августа 2008 года, с очень странной ситуацией мне пришлось столкнуться в Южной Осетии. Если взять большинство других конфликтов на Кавказе, то можно видеть, что они часто сопровождаются резким неприятием друг друга враждующими сторонами. Но в данном конфликте - между грузинами и осетинами - такое встречалось очень редко. На бытовом уровне никаких серьезных претензий друг к другу у осетин и грузин не существовало. Поэтому в этом конкретном конфликте можно с уверенностью сказать, что противоречия во многом созданы политиками искусственно.
Ситуация в Южной Осетии непосредственно касается Северной Осетии. Помимо прямой этнической близости, нужно еще иметь ввиду большое влияние югоосетинского лобби в Северной Осетии. Беженцы из Южной Осетии бежали в Северную Осетию трижды: в 1920-е гг., в начале 1990-х гг. и в 2008 г. Осетины по обе стороны Большого Кавказского хребта так сильно связаны друг с другом, что, естественно, не хотят, чтобы между ними были какие-либо препятствия. С другой стороны, учитывая большую финансовую емкость поддержания основного пути связывающего обе Осетии - высокогорной Транскавказской магистрали, - очевидно, что на её содержание и развитие (а для нормального, безопасного функционирования магистрали, её, несомненно, нужно развивать), требуются огромные средства. Эта дорога сможет финансово оправдывать себя только при одном условии – если Цхинвал и Владикавказ не будут на ней конечными пунктами. Таким образом, получается, что обе части Осетии могут процветать как минимум при одном необходимом условии, если они буду связывать, а не разъединять север и юг Кавказа.
При существующих тенденциях эти планы очень непросто осуществить, но мне кажется, что новые инициативы Грузии по снятию визовых ограничений для жителей Северного Кавказа, стратегия по вовлечению кавказских народов в диалог, а также стремление к расширению международного присутствия в регионе могут дать существенный прогресс в процессе переговоров. Россия, конечно, может сохранять нынешнее довольно хрупкое состояние равновесия почти бесконечно долго, - что тоже имеет свою ценность, - но очевидно, на данный момент она не способна на то, чтобы предложить долговременное решение проблем на Кавказе. Достаточно посмотреть на ситуацию на Северном Кавказе, там, где Москва имеет ничем не ограниченную власть, и увидеть, что, даже при таких "тепличных" условиях, Москва не может осуществить необходимые реформы и испытывает трудности при постановки конкретных задач.
Я убежден, что свое слово должно сказать и гражданское общество. Прежде всего, следует максимально деполитизировать проблему и свести ее до конечного звена – реального человека. Что ему нужно, чтобы он себя чувствовал хорошо? Иногда представители неправительственных организаций производят такое впечатление, будто это отделения соответствующих правительств, - но, в таком случае, им никогда не удастся выполнить свою функцию: формулирование и артикуляция интересов реального человека.
Мне представляется, что несмотря на разные повестки дня в разных частях Кавказа, создание общекавказской площадки для обсуждения насущных проблем, - прежде всего - конфликтов, а еще лучше - развития связей, - было бы очень позитивным и востребованным шагом. Это могла бы быть экспертная площадка с участием разного рода участников, которая со временем имела бы шанс перерасти в Институт Кавказа с представительством всех его регионах. Возможно, следовало бы попытаться связать вместе государственные структуры стран и регионов, что было бы тоже очень полезно. Хотя современный тренд, по крайней мере, в Российской Федерации направлен на свертывание участия местных властей в политической жизни всей страны и ее регионов (даже в автономиях), необходимость диалога на Кавказе в последнее время не отпала, а скорее возросла. Об этом говорят и неслыханные теракты последних лет и сохраняющаяся напряженность и неопределенность во многих регионах Кавказа. Такая площадка могла бы стать местом, где бы обсуждались и, возможно, даже в какой-то степени вырабатывались "правила игры" в регионе. В такой площадке мог бы быть особенно заинтересован Северный Кавказ, так как на сегодняшний день он представляет собой наиболее изолированную часть Кавказа. Эту изоляцию нужно преодолеть, раздвинуть рамки региона, и помочь местному населению обрести право влиять на свою судьбу.
18 ноября 2010 года