ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Выходцы с Северного Кавказа сталкиваются в российских колониях с предвзятым отношением сотрудников и других заключенных, там нередко нарушаются их права на свободу вероисповедания и на условно-досрочное освобождение, следует из обнародованного 29 апреля доклада Центра анализа и предотвращения конфликтов. Почти всех уроженцев Северного Кавказа отправляют отбывать наказание как можно дальше от родных мест, обратил внимание правозащитник Оюб Титиев.

Центр анализа и предотвращения конфликтов 29 апреля в онлайн-режиме представил доклад "Северокавказские мусульмане в тюрьмах России: права человека, стратегии адаптации, риски радикализации и реинтеграция после освобождения". Глава центра Екатерина Сокирянская полагает, что доклад о мусульманах Северного Кавказа в тюрьмах России будет полезен как кругу практиков, которые работают с заключенными или с людьми, освобожденными из мест лишения свободы, так и тем, кому интересна эта тема, передал корреспондент "Кавказского узла".

По мнению Екатерины Сокирянской, мусульмане Северного Кавказа – это особая группа, у которой свои особые вызовы и свои потребности. "Во-первых, это достаточно большая группа людей, в пенитенциарных учреждениях России содержатся тысячи мусульман – выходцев с Северного Кавказа, точное их число неизвестно, но речь может идти о нескольких десятках тысяч человек. Во-вторых, это самая уязвимая и дискриминируемая группа в российских колониях, которая испытывает на себе предвзятое отношение, они чаще других могут быть подвергнуты насилию, в том числе пыткам, обращению, унижающему достоинство, немотивированным наказаниям, взысканиям. В отношении них достаточно часто нарушается право на свободу вероисповедания, и им гораздо сложнее получить условно-досрочное освобождение", – сказала Сокирянская в ходе онлайн-обсуждения.

Она объяснила предвзятое отношение к выходцам из Северного Кавказа в том числе с влиянием и последствиями чеченских войн. "Безусловно, эти военные кампании оставили негативный отпечаток в сознании силовиков, работающих в системе ФСИН. Правозащитники, которые профессионально занимаются этой темой, говорят о том, что отношение к чеченцам, а вместе с ними к другим кавказским мусульманам, резко ухудшилось после начала первой войны, что было связано с активной в общем откровенной античеченской пропагандой федеральных СМИ того времени и также с тем, что в системе ФСИН стали работать люди, которые вернулись из зоны конфликта", – пояснила Сокирянская.

На сегодняшний день значительная часть сотрудников ФСИН прошла через боевые командировки на Северном Кавказе, подчеркнула Екатерина Сокирянская со ссылкой на данные правозащитников. "Во-вторых, на фоне активной борьбы с терроризмом и установки на выявление экстремизма в тюрьмах, силовики в большей степени, чем других осужденных, выходцев из Северного Кавказа, северокавказских мусульман воспринимают как потенциальную угрозу. Мы знаем что ИГИЛ*, эта организация, запрещенная в России, мобилизовала более 3000 российских граждан разного этнического происхождения. Но поскольку в России традиционно большинство осужденных по статьям, связанным с вооруженной деятельностью и с терроризмом, являются выходцами с Северного Кавказа, то система ФСИН еще больше усилила внимание к этой категории заключенных", – отметила она.

По её словам, сложилась ситуация, что сотрудники ФСИН, далеко не всегда способные отличить радикальные формы ислама от простой религиозности, видят опасность во всех мусульманах. "С другой стороны, при этом власть в целом дает тюремной системе карт-бланш для нарушения прав заключенных, всех, далеко не только кавказцев. Эти нарушения в подавляющем большинстве остаются без реакции, безнаказанными, и в результате на выходе всех этих факторов мы получаем особую группу заключённых, которых с одной стороны не любят, с другой стороны боятся", – отметила автор доклада.

Автор доклада связала радикализацию в тюрьмах с отсутствием религиозного просвещения

Опрос правозащитников проводился в условиях пандемии, поэтому в основном использовались онлайн-каналы связи, что негативно сказывалось на степени откровенности респондентов, пояснила Сокирянская. "Было сложно найти людей, которые согласились. Женщин было вообще крайне сложно найти, женщин, которые были готовы говорить. Но и мужчины только говорили по рекомендации тех людей, которым они доверяли", – сказала автор доклада.

На сегодня общее число заключенных в расчете на 100 тысяч [жителей] в России – одно из самых высоких в мире, отметила Сокирянская. "По состоянию на март этого года в российских колониях, тюрьмах и СИЗО содержалось почти полмиллиона человек, число заключенных в России снижается неуклонно последние годы в рамках гуманизации системы исполнения наказаний, но всё-таки снижается медленнее, чем снижается преступность", – заявила она.

На Северном Кавказе на предварительном следствии к заключённым гораздо чаще применяют пытки, насилие и разного рода нарушения, чем к заключенным, которых арестовали за пределами северо-кавказского региона, отметила Сокирянская.

По ее словам, эмпирические данные доклада свидетельствуют о том, что реальный режим содержания заключенных зависит не столько от самой системы, сколько от личностных установок руководства учреждения. "Большинство рассказало, что их вера в бога в заключении очень укрепилась, они стали гораздо более верующими. <…> Возможность наших респондентов молиться в исправительных учреждениях очень сильно отличалась, она могла варьироваться от тотального неприятия администрации тюрьмы <…> до такого вполне комфортного пребывания, когда и за пределами Северного Кавказа были предоставлены молельные комнаты", – рассказала Сокирянская.

Всем респондентам приходилось в какой-то степени принимать участие в неформальной иерархии и соблюдать нормы поведения в тюрьме, "воровские законы", отметила она.

При этом, она уточнила, что хотя эксперты ФСИН часто называют наличие так называемых тюремных джамаатов фактором радикализации, подтверждений этому нет. "О наличии джамаатов в тюрьме рассказали многие бывшие наши заключенные, часть из них сами были в джамаатах, часть не были. Однако все говорили, что джамаат – это объединение мусульман в тюрьме, участники которого соблюдают нормы ислама, а не радикальные ячейки", – добавила аналитик.

По ее словам один из заключенных подробно рассказал, что было 15 правил для члена джамаата: обязательно посещение молитвы, недопустимость оскорбления других и нецензурных выражений, клеветы и курения. А также участия в азартных играх, кроме того, запрещено употреблять алкоголь и наркотики, обязательно изучение Корана, арабской вязи и так далее, рассказала она.

Но джамааты есть не во всех тюрьмах, подчеркнула автор доклада. "Например, Зейтун из Кабардино-Балкарии сказал, что никаких джамаатов в лагере у него не было, потому что была атмосфера недоверия, люди делились по кастам <…>. Одна из целей создания джамаатов, по мнению опрошенных, это желание как раз держаться вместе, получить защиту, именно по этой причине к ним примыкают заключённые неофиты, которые принимают ислам в тюрьме", – привела мнение респондентов Сокирянская.

Таким образом, получается, что тюремные джамааты – с этим согласны все эксперты – это не что иное, как  попытка вырваться из рамок тюремных сословий и  защититься от необходимости выполнять приказы криминальных авторитетов, содержать их финансово, заключила аналитик.

Если говорить о факторах радикализации в тюрьме, то опрошенные заключённые говорили, что они такие же, как на воле, отметила Сокирянская. "Очень мало специфически тюремных факторов, и при этом они говорят, что заключенные мусульмане редко меняют в неволе свои взгляды. Вот если он зашёл радикалом в тюрьму, то он им и остался, а остальные не радикализируются. Радикализуются чаще неофиты – люди, которые не были в исламе. У самих мусульман больших изменений не происходит. И, говоря о факторах, они называли несправедливость, насилие, называли фактор неразрешенного конфликта в Чечне и в целом на Северном Кавказе, религиозное невежество и отчаяние", – пояснила она.

Докладчики указали на проблему реинтеграции осужденных после освобождения

Женщинам адаптироваться в заключении гораздо сложнее, поскольку они теряют семьи, чаще всего теряют детей, практически все социальные связи, теряют имущество, добавила автор доклада. "Женщины редко на самом деле попадают за решетку на Северном Кавказе, это в силу как бы такого традиционного восприятия, это большая проблема для женщины, которая попала в заключение. Приведу слова Мадины – все имена, конечно, изменены в докладе – о том, что она испытывала в этот период: "Страх, что дети одни остались – у нее остались трое детей – и позор, который не смыть". Если для женщин самым трудным было это ощущение позора, который они навлекли на себя и семью и потеря социальных связей, то мужчины, которые попали в колонию, особенно общего и строгого режима, говорили, что самая сложная была адаптация к бытовым условиям, к полному отсутствию личного пространства, к агрессивной тюремной среде" – уточнила Сокирянская.

Женщинам, вышедшим из заключения, также особенно тяжело реинтегрироваться на Северном Кавказе. "Исследования показывают, что они впадают в депрессию, которая в отдельных случаях может приводить к [самоповреждению] и к попыткам суицида", – подчеркнула аналитик.

Для всех бывших заключенных при  реинтеграции на первом месте стоит проблема трудоустройства, отметила она. "На Северном Кавказе большая проблема с поиском работы. А с судимостью её найти ещё труднее. Проблема усугубляется также тем, что заключенным, осужденным за тяжкие преступления, суд назначает административный надзор, при котором предполагается ограничение места проживания. Выехать за его пределы можно только с разрешения сотрудников полиции при исключительных обстоятельствах", – пояснила Сокирянская.

Помимо этого у тех, кто был осужден по экстремистским и террористическим статьям, непросто складываются отношения с силовиками, добавила она. "За ними продолжают следить, и они не чувствуют себя в безопасности, особенно если в первый раз пережили пытки", – сказала глава Центра анализа и предотвращения конфликтов.

Отбывшие наказание заявили об утрате веры в справедливость системы исправления

Даже у тех опрошенных, у кого была какая-то надежда на справедливость государственной системы, она была напрочь разрушена, отметила Джанет Ахильгова, которая проводила интервью с женщинами для эмпирической части доклада. "Люди как один заявляли, что у них нет веры в справедливость государства", – сказала она.

Она указала на фактор "полного отчаяния", особенно у женщин. "Это когда "им нечего терять". У таких женщин не осталось семьи. Нет работы, нет социальных связей. Именно они, находясь в местах лишения свободы, более радикализируются. Выходя из мест лишения свободы, потеряв всё, эти женщины более склонны к [самоповреждению], суициду", – пояснила Ахильгова.

Существует проблема того, что осужденные по "экстремистским" и "террористическим" статьям заключенные с Северного Кавказа отправляются отсиживать сроки порой за тысячи километров от родных мест, отметил правозащитник Оюб Титиев. "Это [необоснованная] практика. Почти всех выходцев с Северного Кавказа отправляют как можно дальше от семей и родственников. Это фактически дополнительное наказание", – сказал он.

Соавтор доклада, докторант Университета Огайо Виктория Гуревич указала на важность программы дерадикализации. Дополнение "Кавказского узла" от 15:05 30.04.2121: Виктория Гуревич также является исследователем Центра анализа и предотвращения конфликтов. "Самое важное в любой программе ответить на вопрос: почему человек примкнул к такой группе, почему он заинтересовался экстремистской деятельностью. <…> Критерии успешности программ дерадикализации зависят от того, на что они направлены – на изменение идеологии или на изменение поведения человека " – сказала Гуревич. 

Даже самые продуманные программы могут не оказать помощь ввиду сложной ситуации в местах лишения свободы, отметила она. "Важна религиозная, духовная поддержка. Замечено, что те, кто вроде радикализировался на почве религии, из-за веры, на самом деле не очень хорошо разбирались в их основах. Поэтому ряд программ, особенно в  мусульманских странах, направлены на религиозное просвещение, на то, чтобы по-другому разъяснить основы религии", – рассказала Гуревич.

Международный опыт показывает, что реинтеграция бывших заключенных должна начинаться ещё когда они пребывают в тюрьме, добавила она. "Например, в Дании в рамках программы дерадикализации бывшим заключенным назначают наставников, которые не только оказывают духовную и психологическую помощь, но и помогают в решении практических жизненных вопросов", – отметила исследовательница.

*  –  "Исламское государство" (ИГ, ранее – ИГИЛ) признано террористической организацией и запрещено в России судом.