ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.
История с преследованием геев на Северном Кавказе стала обсуждаемой благодаря расследованиям Елены Милашиной в "Новой газете". Однако преследованию подвергаются геи не только в Чечне, но и по всему Северному Кавказу, где тема таких репрессий была табуирована на протяжении десятка лет. В некоторых регионах вымогательства и шантаж геев со стороны сотрудников силовых структур были поставлены на конвейер. Респондент "Кавказского узла" рассказал, что многие были вынуждены работать на силовиков подвергаясь угрозам, проходя через насилие и унижение.
История преследования героя интервью является достаточно редкой. Молодой парень-салафит, практикующий мусульманин из Дагестана по имени Руслан, стал жертвой шантажа. Его друг подвергся давлению со стороны силовиков и предоставил им запись скрытой камеры. Сотрудники ФСБ предъявили Руслану собранный на него компромат, a в обмен на молчание предложили ему работать в Сирии.
Пережив отравление, попытку фабрикации уголовного дела, угрозу раскрытия его гомосексуальности родным и близким, а также не желая ехать на войну в Сирию и работать на ФСБ, Руслан был вынужден бежать. Корреспондент "Кавказского узла" встретился с ним в Турции.
"Кавказский узел" (К.У.): Расскажите о себе, кто Вы, сколько Вам сейчас лет, где живете, чем занимаетесь?
Руслан: Меня зовут Руслан, родом я из Дагестана, мне 26 лет, сейчас я нахожусь в Турции.
К.У.: Расскажите, пожалуйста, как Вас задержали сотрудники ФСБ.
Руслан: Это было, как я помню, в конце 2013 года в Дербенте. Меня просто забрали, когда я шел по улице. Было около 15.00 дня. Я договорился с одним братом (с братом по вере, – прим. "Кавказского узла") встретиться после молитвы. Я шел к месту, где мы назначили встречу, но он позвонил и сказал, что едет, и попросил подойти к другому месту, к перекрестку. Пока я его ждал, подъехала машина, они назвали мое имя, отчество. Я ответил, что это я. Они предложили сесть, сказали, что им нужно со мной пообщаться. Я спросил, кто они такие, на что они говорят: "Ты сам знаешь, кто мы такие". По тону общения я понял, что они из спецслужб. Думаю, из ФСБ. Они были в гражданском. Перегородили мне машиной проход, чтобы я не мог перейти на другую сторону. Поскольку меня уже несколько раз до этого вызывали в ОВД, я им сказал: "Я уже общался и не один раз, сейчас мне некогда, меня ждет человек".
Они сказали позвонить человеку, с которым у меня встреча, и сказать, что я задержусь. Я не дозвонился до него, но мне пришлось сесть в машину. Думал, это ненадолго. Я хотел сесть на переднее сиденье, они говорят: "Нет, садись назад". Там, сзади, уже был один человек. По маршруту я понял, что едем мы не в ОВД. Я спросил, куда они меня везут, они ответили: "Не беспокойся, всё нормально. Приехал человек из Москвы, который хочет с тобой поговорить". Мы остановились в центре у гостиницы.
Мне показали видео и мне сказали, что в моих же интересах сотрудничать с ними, если я не хочу, чтобы все узнали о том, кто я такой
Тот, кто разговаривал со мной, сидел в машине на переднем сиденье, и когда мы подъехали, пошел впереди, а тот, кто сидел рядом, шел за мной. Я оказался между ними. Тот, который шел впереди, перекинулся с девушкой на ресепшене парой слов, и мы поднялись на второй этаж, нам открыли дверь. Там сидел неместный человек, приезжий. Он сказал, что хочет со мной пообщаться и что это очень важно и для меня, и для него. Они спрашивали разные вещи про моих знакомых, он открыл планшет и показывал разных людей. Бывало, что через пару фотографий он вновь показывал одних и тех же. Каких-то я знал, каких-то никогда не видел прежде. Общая связь между ними - то, что они были салафитами, в основном из нашего региона. Я сказал о том, кого я знаю. Кто-то был моим соседом, кто-то моим братом, кто-то учился со мной в школе, а кого-то я вообще не знал.
Я думаю, все это снималось, хотя камеры не видел. Приезжий человек сидел напротив меня, а тот, который шел сзади меня от машины, сел на кровать. Человек, который со мной разговаривал в машине, время от времени что-то писал. Когда мы общались, я ощущал, что на меня давление идет. Вопросы задавал приезжий. Тот, который записывал, периодически вносил тоже какие-то правки, третий, видимо, был телохранителем, он просто молча сидел и смотрел на то, что происходит.
К.У.: Вы пытались отказаться от общения?
Руслан: Когда я им сказал, что мне говорили, что разговор будет недолгим, они сказали: "Встанешь только тогда, когда мы тебе разрешим". Я сказал, что не буду отвечать на их вопросы, так как меня привели туда обманом. Затем он в своем планшете нашел видео, на котором присутствовали я и один человек, которого я хорошо знаю. Это было видео личного характера, оно было снято дома у моего знакомого, с которым я был на этом видео. Я о существовании этого видео не знал. После того как мне показали это видео, мне сказали, что в моих же интересах сотрудничать с ними, если я не хочу, чтобы все люди, чьи номера у меня есть в телефоне, и все друзья в "ВКонтакте" узнали о том, кто я такой. Они взломали мою страницу в "ВКонтакте", там в друзьях были люди, с кем я общался из нашего региона. Не знаю, были ли у них у всех фейковые страницы или нет. Моя была фейковой, с вымышленным именем. Личных фотографий там не было, кроме как в переписке, в которой я некоторым людям отправлял личные фото.
К.У.: Как вы познакомились с тем человеком, с которым были на видео? Вы знали, что он тоже гей?
Руслан: Это я знал. Мы переписывались в соцсетях, но познакомились еще до этого, не в Интернете. Это мой очень давний знакомый. Я его считал порядочным человеком и сейчас так считаю. Когда через полгода я с ним говорил в скайпе, он начал плакать и сказал, что ничего этого не хотел, что его заставили. Он сказал: "Им нужен был ты". Я спросил его потом, как его семья, он сказал, что им пришлось переехать в другой регион России. Возможно, на его месте другой бы повел себя так же: он потом рассказывал, что его вообще хотели убить. Когда я уехал, на него было оказано такое психологическое давление, что ему пришлось всё оставить и уехать в Москву. Я на связь вышел с ним только через полгода, после того как сам уехал. Они долго ему не давали покоя, заставляли его позвонить мне и узнать, где я, что со мной. После этого его пару раз тоже забирали в ОВД, проверяли его телефон, хотели узнать, где я могу находиться, общих знакомых. На тот момент он думал, что меня убили, и считал себя виноватым в этом. Когда я с ним вышел на связь, он обрадовался. Он нормальный парень, добрый. Сейчас он вообще уехал за границу.
Я перестал себя контролировать, мне казалось, что моя голова сейчас треснет от боли
К.У.: О чем еще Вас спрашивали в гостинице?
Руслан: Вопросов было много. Основные - про круг моих знакомств из салафитов. Они хотели узнать информацию про этих людей, кто из них "в теме" (кто является геем, — прим. "Кавказского узла"). Насколько я знал, среди них не было таких, и я сказал, что все они нормальные люди, а их личная жизнь меня не интересует. После этого тот, который местный, разозлился и начал говорить: "Тебя послушай, так все тут святые ангелы". Я сказал, что если человек со мной не делится, то я не лезу к нему и не знаю о них то, что сейчас от меня хотят услышать. Я не думаю, что такое кто-то рассказывал бы всем в мечети.
К.У.: Вам задавали вопросы о Вашей ориентации?
Руслан: Они говорили: "Ты человек, практикующий ислам, и занимаешься таким. Как ты считаешь, это вообще нормально?" Я ответил, что это моя личная жизнь и что нет статьи, запрещающей это, и спросил, на каких основаниях они спрашивают у меня именно это. Если мой родной брат что-то натворит — это не значит, что я за это должен отвечать. И, может, из этих ребят кто-то что-то натворил — причем здесь я? Я на самом деле думал, что что-то случилось, и потому они всех вытягивают. Они отвечали вопросом на вопрос или возвращались к одному и тому же вопросу, говорили, что я на него не ответил, и постоянно показывали видео с этим парнем. Потом я увидел, что он начинает писать что-то из моего аккаунта во "ВКонтакте", то есть он был взломан. Не знаю, кому они писали. С тех пор у меня нет доступа к этой странице. Они ее не удалили, но в аккаунт никто давно не заходил.
К.У.: Что они Вам предлагали?
Руслан: Я спросил, что они хотят от меня. Они ответили, что хотят блага для народа, и что многие, кого я знаю, являются потенциальными террористами, и про них нужна информация. Я сказал, что вся информация, которая им нужна, — у них. Они знают, кто эти люди, где живут, в какой мечети намаз читают.
Когда я услышал про Сирию, мне стало плохо. Я сказал, что никуда не хочу ехать и что мне от них ничего не надо. Они предлагали, что если я выполню это задание, то у меня вообще никогда не будет проблем
В ходе беседы выяснилось, что они меня хотят отправить в Сирию. Когда я начал отказываться, они сказали, чтобы я не переживал, что они все это понимают, что в Турции и затем в Сирии меня встретят их люди и проводят. Они не сказали, это люди из России или местные, но сказали, что меня всему научат. Как я понял, я буду звеном в цепочке людей, которые иногда кого-то будут встречать, провожать. Насчет сроков исполнения задания они ничего не сказали. Сказали, что будут периодически связываться со мной.
К.У.: Что Вы должны были делать по этому заданию?
Руслан: Я должен был встречать определенных людей. Не сказали, кого именно. И еще сказали, что там им нужны люди, которых надо вернуть, и я должен был помочь в этом. Мне показалось, речь идет о людях с Кавказа, которые туда уехали. Не сказали, зачем им это. Думаю, меня хотели внедрить в существующую систему переброски людей в Сирию и Ирак (в рядах боевиков запрещенного в России судом "Исламского государства" воюют порядка 1200 выходцев из Дагестана, - прим. "Кавказского узла").
К.У.: Они сообщали Вам, в какую именно группу хотели Вас внедрить?
Руслан: Нет, об этом ничего не говорили...
К.У.: Гарантии безопасности, что Вас там не убьют как агента, шпиона, они давали?
Руслан: Насчет этого я и спрашивал у них, они сказали, что все там под контролем, чтобы я не переживал. У них там свои люди, и это целая организация. Потом они предложили другой вариант, что если я так боюсь, то можно сделать иначе. Я займусь бизнесом, буду отправлять товар из Турции в Россию и, когда они будут говорить, буду ездить в Сирию. Открытие бизнеса должно было стать легальной основой моего нахождения в Турции. Я понял, что надолго должен буду оставаться в Турции, чтобы заезжать и выезжать в Сирию. Они говорили, что даже можно открыть фирму, которая будет заниматься в Турции грузоперевозками, а я буду руководить этим. Я понял, что это все прикрытие, и что не обязательно всё будет так, как они описывают. Я понимал, что они могут сказать, что планы поменялись, и отправить меня в Сирию. Им главное нужно было, чтобы я согласился, а планы у них могли меняться каждый день.
Когда я услышал про Сирию, мне стало плохо. Я сказал, что никуда не хочу ехать и что мне от них ничего не надо. Они предлагали, что если я выполню это задание, то у меня вообще никогда не будет проблем и что я даже смогу открыто преподавать где-нибудь, например, учить арабскому языку.
К.У.: Почему они решили, что Вам это нужно?
Я чувствовал в этот момент, что этот пистолет нельзя брать в руки, но сил у меня не было, я был, как будто, парализован
Руслан: Еще дней за 10 до того, как меня забрали эти люди, меня вызывали в Духовное управление мусульман (ДУМ) Дагестана. Там со мной провели беседу, спрашивали мое религиозное понимание определенных вопросов, спрашивали про Всевышнего Аллаха, насчет джихада, Сирии, как я отношусь к салафизму, как совершаю молитву. Спрашивали, слушаю я или нет тех или иных проповедников. Я ответил, что, так как владею арабским языком, я не слушаю русскоговорящих проповедников. Они записали все мои ответы. Один из них был суфист, в шапочке. А тот, который записывал наш разговор, был явно сотрудник спецслужб. Мне еще тогда казалось, что они что-то про меня знают.
Один из них спросил, хочу ли я с ними работать, с муфтиятом. Я спросил: "Что я могу делать у вас?" Они ответили, что я могу преподавать грамматику арабского языка, так как хорошо ее знаю, сказали, что могу на их курсах преподавать. Я сказал, что пришел не искать работу, а лишь потому, что мне позвонили и просили прийти.
К.У.: А интерес к Вам со стороны ДУМ был связан именно со знанием арабского?
Руслан: Скорее всего, да.
К.У.: Вы сказали, что сотрудники ФСБ тоже говорили о возможности преподавания. Они говорили о работе в ДУМ?
Я — государство, я предлагаю тебе сотрудничать
Руслан: Они не говорили, что именно в ДУМ мне предлагают работу. Просто они сказали, что я могу преподавать арабский язык, грамматику и мне никто ничего не скажет. Я ответил, что не собираюсь преподавать и что учил для себя. Они сказали, что я наверняка преподаю где-то по интернету. Я ответил, что нет. Они начали рассказывать, что те, кто сотрудничает с государством, никогда об этом не жалеют и могут решить любую проблему. Тот, который со мной беседовал, так и сказал: "Я — государство, я предлагаю тебе сотрудничать". Достал бумагу и сказал, чтобы я подписал. Я сказал, что не буду ничего подписывать, что никуда ехать я не собираюсь. Тогда тот, который рядом сидел, сказал, что они мне дадут 20 лет, и что я буду сидеть в России, а не в Дагестане. На вопрос, за что дают такой большой срок, он ответил, что они найдут, за что. Говорят, пойдешь как спонсор террористов. Я говорю: "Какой я спонсор? Меня бы самого кто спонсировал, у меня у самого финансовое положение не очень". Тот, который напротив сидел, говорит: "Да он нормальный парень. Чего ты на него наезжаешь?" Но, говорит, если государство предлагает - надо соглашаться по-хорошему. Говорил, что это делается для народа, для страны. Сказал, что в республике происходят "разные вещи", взрывы и что они не успевают контролировать, а в итоге страдают мусульмане. Я сказал, что среди моих знакомых не было никого, кто бы устроил какой-то взрыв, и даже если бы это сделал мой родной брат — это не означает, что я связан с ним.
К.У.: Чем закончилась Ваша беседа?
Руслан: Тот, кто меня привез, вышел из номера. Потом в дверь постучали, зашла девушка с ресепшен и занесла воду с прозрачными стаканами, поставила. Спросила, будем ли мы еще что-то. Они попросили кофе с молоком и чай. Я ответил, что ничего не буду. Она ушла. Я посмотрел — они стали сами пить воду, поэтому подумал, что вода нормальная, и тоже выпил. В комнате было жарко. И после этого, помню, беседуя с ними, я перестал себя контролировать, мне казалось, что моя голова сейчас треснет от боли. Был такой момент, когда мне совсем было плохо, эти люди сидели вокруг меня. Я увидел, что тот, который сидел на кровати все время молча, достал пистолет и сует мне в руку. Я чувствовал в этот момент, что его нельзя брать в руки, но сил у меня не было, я был, как будто, парализован. Но мне кажется, я смог его оттолкнуть. Не знаю, сколько такое состояние у меня продлилось.
К.У.: Вы дотронулись в итоге до пистолета?
Руслан: Я его отбросил. Я понимал, что тот человек сзади будет мне сжимать руки, я старался оттолкнуть. Не знаю, получилось это у меня или нет, но я услышал, как ствол упал, и он выругался.
К.У.: Вы думаете, что эти отпечатки нужны были для того, чтобы Вы были более сговорчивым? Что этот пистолет с Вашими отпечатками могли бы потом подбросить?
Руслан: Я думаю, да.
Мне было уже все равно, у меня было такое плохое состояние, что я был готов подписать, лишь бы меня отпустили
К.У.: Как долго Вы были в помутненном состоянии?
Руслан: Я не помню, сколько это продолжалось, но когда я начал приходить в себя, было видно, что на улице уже темно. Они общались между собой, что-то обсуждали. Один из них посмотрел на меня, сказал мне: "Ты что-то совсем бледный. Переволновался, может". Говорит другому: "Что будем делать?" Тот предложил меня отпустить, чтоб я в следующий раз пришел. Сказали, что дают мне пять дней, после чего я должен буду прийти и подписать эту бумагу о том, что я буду сотрудничать. Мне было уже все равно, у меня было такое плохое состояние, что я был готов подписать, лишь бы меня отпустили.
К.У.: В итоге Вы что-то подписали?
Руслан: В здравом рассудке я ничего не подписывал. Поэтому они добавили что-то в стакан с водой, чтобы я не контролировал свои действия. Я не всё помню.
К.У.: Из гостиницы Вы ушли сами?
Руслан: Нет. Тот, который сидел на кровати, взял меня за руку, мы спустились по лестнице, сели в машину. Это была уже другая машина. Меня посадили сзади, сам он сел спереди. Мне в голову пришла мысль, что меня куда-то увезут за город и убьют. Когда я сел в машину, мне стало очень легко, может, из-за того, что вышли на свежий воздух. Я отключился.
Думал, он мне сейчас в спину выстрелит
Меня разбудили уже возле дома. Я не хотел выходить, но увидел, что меня привезли к дому. Я не верил еще. Думал, он мне сейчас в спину выстрелит. Я прошел во двор. Не знаю, как поднялся в свою комнату, упал на диван. Мне казалось, что я очень долго спал. Проснулся от того, что мне не хватало воздуха, и сердце очень сильно билось. Я понимал, что, может, сейчас умру. Я интуитивно знал, что в соседней комнате спал мой брат. Я не знаю, как я дополз туда, включил свет, попросил вызвать мне скорую и опять отключился. Потом я уже пришел в себя от того, что меня щупают. Лежал я на диване, там были мои родные. Они позвали соседа-врача, который сказал, что у меня давление в почках подскочило и поэтому мне не хватает воздуха. Я сказал, что у меня никогда не было проблем с почками.
Я хотел очень сильно спать, глаза были уставшие, но из-за того, что задыхался, я не мог спать. Врач мне дал успокоительное, мне стало чуть легче, я уснул. На следующий день я еще чувствовал сильную слабость, не мог идти без помощи и даже стоять. Но не мог надолго уснуть, часто просыпался.
К.У.: Как Вы приняли решение, что нужно уехать?
Руслан: Несколько дней возле нашего дома стояла машина с затемненными окнами. Это была дорогая машина. Ни у кого из соседей такой машины нет. Я понимал, что за мной следят. Я даже пару раз выходил, прогуливался, старался посмотреть, кто был в той машине, но мне не было их видно. Мне кажется, люди там были.
Я поговорил со своими родными. Таких проблем со здоровьем у меня никогда не было. Я сказал, что меня хотели завербовать. Отец меня спросил, проверил ли я нижнее белье, нет ли там ничего. Потому что человека могут вот так напоить, потом сфотографировать на какой-нибудь девушке, и завтра она напишет заявление, что была изнасилована. Таких случаев очень много. Но ничего такого я не помню, и у меня все было чисто. И я отцу сказал, что я не думаю, что такое со мной было.
Быть геем на Кавказе - это двойная трагедия, и человек это будет всегда скрывать, даже от самых близких ему людей, от семьи, от друзей
Я не рассказал родным обо всех подробностях нашего разговора, что у них был на меня компромат, что они взломали мою страницу.
Мои родные сказали, что нельзя так просто сидеть и ждать, что если те люди дали мне пять дней, значит, они придут и заставят подписать все это. Я решил срочно уехать. Это было на второй или третий день после допроса.
Сбежать я решил ночью. Через соседские огороды я вышел на трассу. Ничего с собой не взял, даже телефон, потому что по нему могли отследить, я это понимал. За мной приехал брат.
Какое-то время я находился у него. Я понимал, что долго в этом месте скрываться нельзя. Кто-то мог зайти к нему и увидеть меня, кто-то знавший меня. Потом родные передали мне деньги и загранпаспорт, и тогда мы уехали. Смогли проехать в соседнюю республику, а оттуда выехали за границу. Брат меня проводил почти до КПП и ждал, пока я пройду. Мы думали, что если меня не пропустят, то я в розыске. Истекали пять дней, меня могли искать. Но на границе я показал только свой внутренний паспорт и прошел. Они спросили о цели визита, я сказал, что еду к родственникам.
К.У.: Это была граница с Азербайджаном?
Руслан: Да. На границе я сел в такси и поехал в Баку. Там пробыл какое-то время, но понимал, что и там я не могу долго находиться, потому что меня могут подать в розыск. У меня не было телефона, мне не с кем было даже связаться. Я зашел в интернет-кафе, зашел в свой скайп, думал поговорить с братом, но его не было там. Я пару раз еще заходил, но его так и не было, хотя мы с ним договаривались, что если я удачно проеду, то мы встретимся в скайпе.
К.У.: У Вас был какой-то план?
Руслан: У меня была цель - уехать подальше. Но даже в Баку у меня не было спокойствия. Мне казалось, что за мной следят, что меня в любой момент выдадут. Мне не верилось, что я ушел. Мне даже казалось, что меня сдаст таксист, который меня вез от границы.
К.У.: Стало ли кому-либо из родных, Ваших знакомых известно о реальной причине Вашего отъезда, о шантаже?
Руслан: Они знают только часть истории. Больше всех знали мои родные, мой брат. Но то, что меня шантажировали, что я человек нетрадиционной ориентации, никто не знал.
К.У.: Связывались ли с Вами или с родными после этого сотрудники спецслужб?
Руслан: Ровно через пять дней они приходили к нам домой. Они постучали, сказали, что хотят поговорить со мной. Им сказали, что меня нет дома, они не поверили. Зашли в мою комнату - там был мой телефон и мои вещи. Они обыскали дом и даже сарай. Когда родные спросили, по какому поводу, - они показали бумажку, что они из МВД, отдел по борьбе с организованной преступностью. Об этом я узнал уже позже, когда через пять-шесть месяцев смог из Турции связаться с братом. Он рассказал мне о том, что домой приходили, и что первое время машина у дома так и продолжала стоять.
А в прошлом году они сами написали мне в WhatsApp. Когда они мне написали, я поменял сразу номер, сообщения эти не сохранил. Они хотели встретиться со мной здесь, поговорить.
К.У.: Кто-либо из Ваших друзей на Кавказе знает о Вашей сексуальной ориентации? Как они к этому относятся?
Руслан: Если кто-то и знает, то только из тех, кто сам "в теме".
К.У.: Пытались ли Вы выйти на связь с представителями ЛГБТ-сообщества с просьбой оказать помощь в эвакуации?
Руслан: Нет.
К.У.: Вы на тот момент понимали, что такая помощь может оказываться?
Руслан: Я думал, что если такая помощь и существует, то она будет связана с шумом, что меня будут везде показывать, а я этого совершенно не хотел.
К.У.: Чем был опасен шум?
Руслан: Я не готов открыто заявить о своей ориентации родным и близким, у нас не Москва, и все знают, кто где живет.
К.У.: Как прошел Ваш переезд? Вам помогали близкие?
Руслан: Когда я уезжал, мои родственники собрали мне деньги. В Турции мне помог человек, которого я знал давно. Он жил в другом городе. Когда я с ним смог связаться, он помог мне с пропиской.
К.У.: Вы в Турции общаетесь с представителями местного гей-сообщества?
Руслан: Я не хожу ни в какие клубы и бары, это не мое, если и общаюсь, то где-то в кафе, просто ради общения. У меня здесь пара друзей. Один парень русскоязычный, давно здесь живет, и один турок, который закончил учебу в прошлом году, работает в банке. Мы познакомились с ним через моего русскоязычного знакомого, мы друзья, иногда встречаемся, общаемся о жизни, о том, что происходит в Турции, можем вместе в кино сходить, на праздники прогуляться. Это я говорю о тех, кто "в теме".
Что касается отношения к геям именно в Турции, со слов моего друга-турка, отношение к людям с нетрадиционной ориентацией раньше было более толерантным. Я не говорю о простых людях, люди сами по себе здесь толерантны, я говорю о власти. Я думаю, это вопрос времени. Могут начаться преследования, как в России.
Ситуация сейчас, например, отличается от той, что была два года назад. Это касается не только геев, но и выходцев с Кавказа и других приезжих. Если раньше власти Турции на все закрывали глаза или предоставляли убежище, то сейчас не так. У меня много знакомых, которым не продлевают вид на жительство. Когда приходит время обновлять документы, их задерживают и сажают в депортационные центры, пытаются выдворить из страны. Тогда всей общине приходится собирать деньги на адвокатов. Это я не о тех, кто "в теме", говорю, а в целом.
К.У.: Если Вам будет угрожать депортация, что вы будете делать? Будете искать помощи в организациях, которые защищают права ЛГБТ?
Руслан: Нет, я постараюсь уехать в одну из безвизовых стран и там затеряться.
К.У.: На Кавказе достаточно информации, что если человек имеет нетрадиционную ориентацию, то его могут убить даже члены его собственной семьи. Как обстоит дело в Турции?
Руслан: Здесь, кажется, до убийства не доходит. В крайнем случае в религиозных семьях могут отказаться от своего ребенка, порвать отношения. Но в других семьях люди не такие консервативные. Дети своим родителям могут признаться, и в семье об этом знают. Это в больших городах. Могут не одобрять, но извращенцем, изгоем не выставляют.
К.У.: Российские силовики не осуществили свои угрозы с распространением компромата?
Руслан: Нет.
К.У.: Как вы думаете, почему?
Руслан: Возможно, чтобы не было шума в СМИ.
К.У.: Вам известны другие случаи давления на геев на Северном Кавказе?
Руслан: Про последнее время сам не могу что-либо сказать, поскольку там не находился. Но из рассказов моих знакомых знаю, что там предпринимались определенные действия именно со стороны силовых структур, чтобы завербовать ребят и их использовать в своих целях. Это происходило в Дагестане и Чечне.
Ему дали понять, что знают, чем он занимается, знают о его связях с другими ребятами, и смогли его завербовать. Он стал активистом, ездил в лагерь "Машук"
У меня был один знакомый парень. Он с кем-то познакомился по Интернету, это оказался левый человек, который пригласил его к себе, а там уже ожидали люди, которые, как я понял, его сильно избили, забрали телефон. Ему дали понять, что знают, чем он занимается, знают о его связях с другими ребятами, и смогли его завербовать. Он стал активистом, участвует в разных мероприятиях, которые государство организует, снимает видеоролики, ездил в лагерь "Машук".
К.У.: Какова, по Вашим оценкам, численность геев на Северном Кавказе?
Руслан: На Кавказе общество более консервативно. Это никто не афиширует, нет у нас организаций наподобие московских или питерских, нет мест, где можно открыто встречаться. Мне кажется, в Дагестане это порядка 5% мужского населения.
К.У.: Мужское население Дагестана — около 1,4 миллиона человек (по данным переписи 2010 года, - прим. "Кавказского узла"). То есть, по Вашим оценкам, геев в республике около 80 тысяч 1?
Руслан: Не могу говорить о численности в абсолютных величинах. У меня нет точной информации.
Ты хочешь, чтобы меня убили? Меня убьют. Зачем ты про это спрашиваешь?
Люди обычно создают семьи, но эта вещь в человеке остается. Я знаю, в Дагестане есть люди, у которых такие истории: они женились, потому что этого уже требовало общество, но в то же время у них есть парни, с которыми они могут встречаться. Это умалчивается обычно, но семья может знать.
К.У.: А в Чечне?
Руслан: В Чечне у меня всего пара знакомых. После недавних событий, про которые писали в "Новой газете", я связывался со своим другом оттуда, и он мне ответил, что если он что-то скажет на эту тему, то его убьют. Он прямо так и спросил: "Ты хочешь, чтобы меня убили? Меня убьют. Зачем ты про это спрашиваешь?" Другого знакомого я спросил, не думал ли он переехать в другой регион, в Москву или еще куда-то, ведь рано или поздно об этом могут узнать и что-нибудь с ним сделать. Даже кто-то из его собственной семьи. Он ответил, что не думал переезжать, но если узнают, то это будет позор для семьи и его убьют.
К.У.: Что можете сказать о скандальной истории с секретными тюрьмами для геев (по данным "Радио Свобода", такие тюрьмы расположены в Аргуне и в Цоци-Юрте, - прим. "Кавказского узла")?
Руслан: Что касается Чечни, мне кажется, там возможно все. Те же секретные тюрьмы, где держали простых людей не из-за их ориентации, а просто за критику власти, - все знают, что эти тюрьмы существуют. А раз они есть, почему бы в них не могли держать геев? Но это не специальные тюрьмы, а одни и те же.
К.У.: "Новая газета" сообщила, что среди преследуемых в Чечне геев есть и представители муфтията, и другие широко известные в республике люди. Вы что-то знаете о таких случаях?
Руслан: Год назад я общался со своим другом из Грозного, он тогда еще мне сказал, что в самом муфтияте очень сильно это распространено. Откуда он знал, я не знаю. Но он говорил об этом уверенно и не стал объяснять, откуда знает. Других случаев с известными людьми мне не известно.
К.У.: В основном в СМИ сообщают о преследовании геев. Знаете ли Вы случаи преследования гомосексуальных женщин?
Руслан: Мне кажется, им легче, потому что по отношению к женщине это никогда не воспринимается так негативно. Могут считать, что у нее разум помутился из-за того, что она долгое время не выходила замуж, и постараются отдать ее замуж. Но я не знаю такого случая, чтобы проблемы были у нетрадиционных женщин, потому что это мягче воспринимается, чем в случае парней.
К.У.: Как представители гей-сообщества общаются на Северном Кавказе? Существуют ли какие-то формы взаимодействия и поддержки?
Руслан: Общественных организаций нет. Единственное, что есть, это отдельные знакомства через Интернет. В основном знакомятся в "Хорнете" (соцсеть для геев, — прим. "Кавказского узла"). Обычно общаются с людьми из своей республики, но иногда могут ездить в другой город, в другой регион.
К.У.: Насколько велик риск, что через эти сети познакомишься с подставным человеком, работающим на спецслужбы?
Руслан: Это случается часто. У кого-то полицейские вымогали деньги. Кого-то хотели завербовать. У всех по-разному история складывается. Риск есть, но такого, чтобы из-за этого люди не общались, нет. Кроме того, сначала же знакомятся, никто никого не тащит сразу в постель, просто общение, а иногда на это уходят месяцы.
К.У.: Как гей-сообщество на Кавказе отнеслось к инициативе активистов GayRussia провести парады на Кавказе (в марте 2017 года были поданы заявки на проведение гей-парадов в Нальчике и Черкесске, - прим. "Кавказского узла")? Поддерживаете ли Вы такие инициативы?
Руслан: Я об этом ничего не знаю. Мне кажется, что касается Кавказа, там и общество это примет в штыки. Сейчас эту проблему умалчивают, но если открыто проводить, как в Москве или Питере, то, во-первых, не дадут провести, во-вторых, никто туда не выйдет. Местные геи такие инициативы не поддерживают, во всяком случае из моего круга знакомых.
К.У.: Они не готовы участвовать в парадах или в принципе не одобряют их проведение?
Руслан: Не одобряют. Быть геем на Кавказе - это двойная трагедия, и человек это будет всегда скрывать, даже от самых близких ему людей, от семьи, от друзей.
К.У.: Вы рассматриваете возможность возвращения на Родину?
Руслан: Хотелось бы увидеть своих родных. Находясь тут, я понял, насколько сильно я привязан к дому и к своим друзьям, которые остались там, но мне кажется, в ближайшем будущем это невозможно. Если я туда попытаюсь вернуться, меня начнут снова вербовать, а может, и убьют.
К.У.: Готовы Вы ли к ситуации, когда Ваша ориентация станет известна дома?
Руслан: Мне кажется, нет.
К.У.: Что Вам может угрожать, если о вашей ориентации узнают ваши родственники?
Руслан: В лучшем случае - изгнание из семьи и общества навсегда.
К.У.: Не получила ли продолжение история с отпечатками пальцев на пистолете или какие-то еще преследования?
Руслан: Первое время участковый часто приходил, беспокоил моих родственников. И человек со мной связывался по WhatsApp. А потом просили моих родных, чтобы я обязательно вышел с ними на связь, чтобы убедиться, что я никуда не уехал, а нахожусь именно в Турции. Чуть ли не с угрозами в адрес моих родственников. Мне кажется, спокойно жить мне не дали бы в любом случае. Когда я общался с их человеком, он сказал, что решит все мои проблемы: "Все нормально, можешь не переживать". А когда приходили ко мне домой, местный участковый и еще какой-то человек сказали, что они в курсе моих дел и что я могу свободно возвращаться, и у меня никаких проблем не будет. Судя по тому, как они интересуются моим положением и тем, где я нахожусь, мне кажется, там не безопасно. Иначе бы они про меня забыли.
Беседовал Олег Зубер. 16 мая 2017 г.
Для обеспечения анонимности респондента некоторые имена и детали изменены.