Показательные приговоры по «пыточным» делам на Северном Кавказе не дадут нужного эффекта, пока общество находит насилие допустимым способом получения доказательств, считает адвокат Андрей Сабинин, который «приложил руку» к наказанию 25 силовиков за пытки и убийства. О гонениях на ингушскую оппозицию, деле восьми убитых в Чечне дагестанцев и угрозах Тимура Хамхоева Андрей Сабинин рассказал "Кавказскому узлу".

«Кавказский узел»: - С какими самыми сложными ситуациями пришлось столкнуться Вам как адвокату во время работы на Кавказе?

Андрей Сабинин: - Нет простых ситуаций, одно дело [ингушского] ЦПЭ чего стоило. Очень трудоемким было дело Магомеда Хазбиева (история его противостояния властям описывается в справке «Из оппозиции до застенок СИЗО – путьопального Магомеда Хазбиева» - примечание «Кавказского узла»). Приходилось просто с громким стуком биться лбом о правосудие.

Кавказ – это территория «закрытых дверей»: правоохранительная система всячески отгораживается от тебя, бездействует и саботирует. Например, в Грозном сотрудники (одной из правоохранительных структур — примечание «Кавказского узла») говорят: да, мы будем расследовать, но на результаты особо не надейтесь. Часто приходится сталкиваться с невысоким профессиональным уровнем сотрудников силовых структур, и что совсем прискорбно, судов. Отдельная тема – соглашательская позиция коллег-адвокатов, особенно в Чечне. Смотришь старые дела, а там адвокат соглашается с заключением под стражу своего доверителя или оставляет это на усмотрение суда.

Кто разрешил арест ингушских активистов

К.У.: Вы хорошо знакомы с реалиями Ингушетии. После смены главы республики преследование активистов не прекратилось. Следите ли Вы за этими делами?

А.С: За делами слежу, суть обвинений мне известна. Возбуждены уголовные дела об организации массовых беспорядков и применении насилия в отношении сотрудников Росгвардии. Очевидно, что уровень принятия решений – вовсе не республиканский. Думаю, что и решение о согласовании митинга в Магасе 26 марта принималось не в республике

К.У:. Каков ваш взгляд на массовые аресты в Ингушетии в целом? Обвинения большинства активистов надуманы или в их действиях действительно можно усмотреть элемент уголовных нарушений?

А.С.: 27 марта драка с сотрудниками Росгвардии была, но следствие пошло по пути избыточной квалификации, изначально предъявляя обвинения в применении насилия, опасного для жизни и здоровья (по ч. 2 ст. 318 УК РФ). Это позволило заключить обвиняемых под стражу. Люди сидят, подписываются сотни постановлений о назначении бессмысленных экспертиз, при этом [задержанные] не отрицают факт нахождения на митинге. В целом, думаю, что с протестом не справилась местная власть, чиновникам не удалось или они не захотели договориться со своими гражданами. И тогда за них это сделали федералы - в присущей им манере, конечно.

К.У.: Вы вступили в дело одного из активистов – Исмаила Нальгиева. Интересы кого-то еще из почти сотни преследуемых ингушских активистов Вы представляете?

А.С.: Я и мои коллеги из «Агоры» участвуем в защите Мусы Мальсагова, Исмаила Нальгиева и Хасана Кациева. Первым двум предъявлено обвинение в организации применения насилия по отношению к сотрудникам правоохранительных органов. (Кациеву вменяется часть 2 статьи 318 Уголовного кодекса РФ - применение насилия к представителям власти - примечание «Кавказского узла»). Доступная мне информация, в частности, переводы текстов выступлений на митинге Мальсагова, позицию следствия не подтверждает.

К.У.:  На какой стадии сейчас находится дело, по которому проходит Нальгиев? Какие прогнозы относительно сроков передачи дела в суд и перспектив дела в суде?

А.С.: Создана большая следственная бригада, назначено много экспертиз. Из неприятного – это игнорирование следователями интересов и возможностей иногородних адвокатов. Нас несвоевременно уведомляют о следственных действиях и судебных заседаниях по мере пресечения, а здание изолятора в Нальчике (ингушские активисты содержатся под стражей в Нальчике — примечание «Кавказского узла») «ощетинилось»: запрещен пронос телефонов и фотосъемка процессуальных документов, что существенно усложняет работу адвокатов.

К.У.: Правомерно ли решение отправить арестованных ингушских активистов в Нальчик, а некоторых потом еще из Нальчика во Владикавказ?

А.С.: Закон этого не запрещает, а обоснование было придумано быстро – в целях недопущения новых беспорядков. Наверняка была некая оперативная справка, в которой написано, что в Ингушетии возможны несанкционированные митинги, противоправные действия по освобождению и так далее. Большую часть [задержанных] отправили в Нальчик, а уже там их арестовал городской суд. Созданы проблемы для родственников, которые вынуждены ездить в суды и СИЗО в Кабардино-Балкарию.

К.У.:  - В марте ингушский активист Мурад Хазбиев ¹ при Вашем участии попросил суд оценить законность отключения интернета и мобильной связи во время акций протеста против соглашения о границе между Ингушетией и Чечней. Требовали ли кого-то наказать или только установить сам факт незаконных действий?

А.С.: Наказывать здесь некого, и цель другая. Мы хотели увидеть и почитать то самое «мотивированное постановление правоохранительных органов», на основании которого провайдеры отключают интернет. Поэтому привлекали к участию в деле ФСБ и МВД: по закону об оперативно-розыскной деятельности, только они могут вынести такое решение. Ограничиваются и нарушаются права тысяч людей, надо с этим разбираться.

"Дело ЦПЭ" — приговор ничему не научил

К.У.:  - В деле о пытках в ЦПЭ Ингушетии изначально Вы представляли интересы сестры погибшего Магомеда Долиева. Почему потом Вы перестали быть ее представителем, но стали представлять интересы матери?

А.С.: - Потерпевшими в деле об убийстве Долиева изначально были признаны его сестра и брат, они и участвовали в суде, прежде всего Пятимат, благодаря усилиям которой дело во многом и состоялось. Потом семья решила, что основной истицей будет мать погибшего, от ее имени иск и подан. Лемка Долиева потерпевшей не признавалась, но она мать, близкий родственник, и может быть истцом.

К.У.:  - И мать, и сестра Долиева подали иски о взыскании морального вреда с МВД России в связи с убийством в ЦПЭ Ингушетии. Это отдельные иски. Юридически они должны рассматриваться отдельно? Компенсацию имеют право получить обе женщины? Существует ли судебная практика, когда по одному делу компенсацию получают два разных родственника? Или у матери и сестры разные эпизоды в исках?

А.С.: - Иски отдельные, мать подала иск к МВД, о сути иска Пятимат мне не известно. Право на компенсацию есть у всех родственников, которым нанесен моральный вред. Мы привлекли психолога, сделана экспертиза, она приобщена к делу. Мы долго ждали информацию о месте отбывания наказания Алихана Бекова, который осужден за убийство Долиева, так как должны привлекать его третьим лицом. Ответчиком будет Российская Федерация, поскольку вред, причиненный гражданину в результате незаконных действий должностных лиц, подлежит возмещению за счет казны государства.

К.У.:  - Сколько времени, по Вашему прогнозу, займет этот процесс? Где оно будет рассматриваться? Процесс будет открытым?

А.С.: - Такой процесс не может быть долгим. Аналогичные, с учетом апелляции, проходят за 3-4 месяца. В требованиях о компенсации мы учитываем практику Европейского суда, но семья, возможно, выскажет другие пожелания. Кстати, право на обращение в суд с аналогичными требованиями имеют и другие близкие родственники Долиева. Рассматривать будет Магасский районный суд. Процесс, конечно, открытый.

К.У.:  - На данный момент уже двое осужденных фигурантов дела вышли на свободу (Магомед Беков по состоянию здоровья и Алихан Цороев по УДО). Каковы, на ваш взгляд, шансы скоро выйти на свободу по УДО или другим основаниям у других осужденных по делу?

А.С.: - Каждый может быть освобожден по УДО при наличии законных оснований. Если такие основания будут, то и у других осужденных есть такая возможность.

К.У.:  - Как Вы сами, исходя из опыта, оцениваете приговор по этому делу? Звучало такое мнение, что осуждены не все и не очень строго, но в целом само дело и обвинительный приговор к нему - можно считать, что оно имело свой назидательный эффект и практика пыток в Ингушетии изменится? Или такого эффекта данный приговор не произвел?

АС: - Сложный вопрос с неоднозначными ответами. Я считаю приговор мягким, и не потому, что потерпевшие так считают. Реально сроки наказания, которые получили бывшие сотрудники ЦПЭ, весьма умеренные, но приговор уже вступил в законную силу, процесс закончен. Главный смысл в другом: сотрудники центра "Э" - фактически никому не подконтрольные и с широкими полномочиями силовики. Все надеялись на, как вы говорите, назидательный эффект, но этого не случилось. Еще когда даже суд в Нальчике не начался, уже появились два уголовных дела при новом руководстве ингушского ЦПЭ. Пытали Альберта Хамхоева, и пытали до тяжкого вреда здоровью Абдул-Малика Албагачиева. В первом случае хотя бы подозреваемый есть, во втором – год топтания на месте и ни одного подозреваемого. Констатирую, что страх наказания в Ингушетии не сработал, приговор нужного эффекта не произвел. И ничего не изменится, пока общественное мнение будет считать насилие допустимым способом получения доказательств силовиками, - а ведь даже среди адвокатов многие так считают.

К.У.:  - Каким образом общество в СКФО может влиять на сотрудников ЦПЭ? Какую роль в таких делах играют огласка и общественный резонанс?

А.С.: - Огласка, внимание СМИ, жалобы на неэффективность расследования, перспективы которых в российских условиях крайне невелики. Участие и поддержка СМИ важны всегда, но кавказские темы специфичны и не всегда интересны внешней аудитории. Здесь всегда вредно публично заявлять о прекращении уголовного дела, особенно, если оно затрагивает интересы сильных. Нельзя допускать преждевременных высказываний о виновности. Так, оппоненты в деле ЦПЭ были крайне удивлены моей фразой: «Нам не нужны виновные, если вы не виноваты». Судьи часто зависимы от общественного мнения: подчас звонят из аппаратов судов и интересуются, откуда сегодня ждать журналистов, а однажды даже возмущались, «откуда эти журналисты появились».

О "деле восьми" и деле Яндиева

К.У.:  - Дело восьми убитых в Чечне дагестанцев, о которых «Кавказский узел» писал с момента их похищения в родной республике, дошло до суда. Родственники настаивают на невиновности погибших. Кто был инициатором его возобновления, что послужило причиной? 

А.С.: - Сначала небольшая предыстория. По версии родителей, их детей похитили в Дагестане сотрудники правоохранительных органов. Похищение было дерзким и открытым: автомобили, люди в камуфляжной форме, маски, оружие. Почти сразу появилась информация в СМИ о некой «спящей ячейке», и несколько человек из числа пропавших были названы ее членами. Этого не отрицали и власти на встрече с родителями. Факт задержания был публично озвучен властями на встрече с родителями в октябре 2016 года, а потом это стали отрицать.

Через неделю происходит «боестолкновение» в Чечне, в котором гибнут восемь человек и несколько военных ранены. Уголовные дела о похищении и нападении на сотрудников правоохранительных органов расследуются в двух соседних субъектах, но никак не связываются единой логикой ситуации. Эксперты устанавливают генетическую идентичность погибших и похищенных. Фактически родителям и общественности предлагается поверить, что молодые люди сами себя похитили, а потом организовали вооруженный рейд в соседнюю республику для совершения нападений и терактов - никаких других сценариев, кроме этого, совершенно невероятного, не существует. Мы обращались к руководству следственного управления СКР по СКФО с просьбой о соединении дел и их расследовании за пределами Дагестана и Чечни, нам отказали. Прекратили дело необоснованно, без учета воли законных представителей. Не знаю, на что рассчитывал следователь и его руководство, но наше участие в этом деле их явно не обрадовало. Более того, я получал недвусмысленные намеки о нежелательности моего присутствия в деле в качестве представителя родителей.

А.С.: - Представьте, прошло два года, а они (следователи, - прим. «Кавказского узла») даже не провели экспертизу причин смерти восьмерых человек. Сейчас-то уже да, была и эксгумация, и экспертиза, только в таких делах результат важно получить сразу. Инициаторами возобновления дела выступили одновременно как мы с родителями, так и прокуратура Чечни. Замечу, что экспертиза ДНК, подтвердившая родство, сделана ровно год назад. Дело спешно готовится для передачи в суд, скоро позовут на ознакомление. Верховный суд Чечни будет судить восьмерых погибших граждан. Мы совместно с «Правовой инициативой» уже готовим жалобы в ЕСПЧ в связи с насильственным исчезновением и неэффективным расследованием.

К.У.: - Как Вы можете пояснить сам факт, что чеченский прокурор инициировал возобновление расследования?

А.С.: - Следственный комитет изначально питал надежды на тихое окончание следствия без передачи дела в суд. Решение о прекращении дела было принято незаконно, когда стало известно о позиции представителей фигурантов дела, прокурор сразу отменил постановление следователя. Это мало что изменило: расследование завершено, погибшим предъявлено обвинение.

К.У.: - В случае неблагоприятного исхода дела в Чечне вопрос о похищении будет окончательно закрыт?

А.С.: - Чтобы его окончательно закрыть, должно быть решение о прекращении уголовного дела о похищении за отсутствием события. То есть следователи должны написать в постановлении, что никто никого не похищал, только факты всегда будут говорить об обратном.

К.У.: - Ранее вы отказались комментировать дело Аслана Яндиева до допроса нескольких осужденных. Как сейчас Вы оцениваете их показания? Они как-то повлияли на построение линии защиты?

А.С.: - Яндиев отрицает свою причастность к преступлениям. Два свидетеля по делу сослались на забывчивость и изобличающих показаний не дали, третий указывает на Яндиева как на участника двух преступлений, Яндиев считает это оговором. Яндиев по прошествии такого времени, разумеется, не может предоставить убедительное алиби, он в тюрьме уже 8 лет.

К.У.: - Ранее вы отметили, что "Яндиев, еще находясь в экстрадиционном перелете в Россию, уже «стал» членом банды Басаева". Что Вы имеете в виду? В запросе на экстрадицию нет ни слова об участии в рейде Басаева. 

А.С.: - Речь шла о сюжете НТВ, в котором Яндиев был назван членом банды Басаева. Видимо, была использована официальная информация силовиков о том, что Яндиев входил в одну из банд, созданных в 2004 году по указанию Басаева и Абу-Дзейта. Яндиев отрицает какое-либо участие в вооруженных группах.

О «пыточных делах», казаках и угрозах

К.У.:  - Вы также являетесь представителем бывшей жительницы Чечни Элизы Дашуевой, которая сейчас живет во Франции. В 2005 году неизвестные в камуфляжной форме похитили ее брата, которого позднее нашли мертвым. Через год неизвестные обстреляли дом, погибла ее мать. На какой стадии дело находится сейчас? Чего требует Дашуева? 

А.С.: - Сначала немного уточню. Мама погибла не в результате обстрела, ее прицельно убили на пороге ее дома, то есть с умыслом. Для понимания, уголовное дело – тощая папка. Сейчас, возобновив расследование, - в следственном комитете так делают всегда, когда начинается рассмотрение жалобы в ЕСПЧ по существу, - следователь даже не нашел документов, подтверждающих, что Дашуева признана потерпевшей и обращалась с жалобами в российские суды. Документы или утрачены, или намеренно скрыты много лет назад. Мы считаем, что расследование неэффективно, не проверены факты и подозрения о возможном участии силовиков. Российский Минюст не считает жалобу Дашуевой приемлемой, указывая на то, что Дашуева пропустила сроки для обращения в ЕСПЧ. По сути жалобы Минюст не высказывался. На самом деле сроки пропущены не были, а соответствующие документы отсутствовали в уголовном деле. О результатах служебной проверки мне не известно, потому что мне отказали в доступе к материалам. У Дашуевой есть документы о том, что она признавалась потерпевшей и обращалась в российский суд, а в СК таких документов не было. Мы написали объемный ответ на меморандум властей, ждем рассмотрения дела в ЕСПЧ.

К.У.:  - На Ставрополье казакам не так давно (в 2017 году) разрешено применять физическую силу при охране правопорядка. Для чего, на Ваш взгляд, властям такие заигрывания с казачеством?

А.С.: - Возможность применения “дружинниками” физической силы при охране общественного порядка предусмотрена федеральным законом ². Каких-либо уточнений относительно казачьих дружин закон не содержит. В Ставропольском же крае действует местный закон
³. Краевой закон ранее (до поправок 2017 года) предоставлял возможность членам казачьих дружин при несении службы право на ношение и применение средств индивидуальной защиты и гражданского оружия самообороны (это огнестрельное оружие ограниченного поражения с патронами травматического действия, патронами газового действия и патронами светозвукового действия, газовое оружие и электрошоковые устройства), собственно говоря, как и всем другим гражданам. Краевая новелла (изменение, которое вновь изданный правовой акт вносит в действующее законодательство — прим. «Кавказский узел») 2017 года была нацелена на приведение регионального законодательства в соответствие с федеральным, поэтому никакой сенсации в этом нет. Возможно, в региональном реестре народных дружин и общественных объединений правоохранительной направленности – других, кроме казачьих - попросту нет, но отмечу, что недопустима подмена казачьими дружинами полномочий правоохранительных органов. Участвуя в охране общественного порядка, казачьи дружины могут применять физическую силу для устранения опасности, непосредственно угрожающей им или иным лицам, в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости - и не иначе! То есть каких-либо специальных полномочий и преимуществ по сравнению с обычными гражданами в ситуациях, когда надо противостоять преступникам, закон не дает. Вопрос в том, как казаки этими специально продекларированными правами воспользуются. Жалобы на их, мягко говоря, незаконное поведение – уже не редкость. И в их руках оказываются не только разрешенное оружие самообороны, но и бейсбольные биты с нагайками. Поэтому многое зависит от того, как в этих дружинах проведут разъяснительную работу. Почему-то мне кажется, что жалоб на их действия станет больше.

К.У.:  - Применение пыток силовиками – львиная доля Ваших дел в регионах юга России. Это сознательный выбор конкретных дел для работы?         

А.С.: - Возможно, я мотивирован позицией своей дочери, которая сказала: «Пытать людей - это подло». И действительно так считаю. Это очень морально затратный труд, приходится постоянно идти бок о бок с горем людей, которые потеряли близких, или общаться с пострадавшими. У них всегда один вопрос: «За что?». За несколько лет удалось «приложить руку» к осуждению 25 сотрудников МВД и ФСИН за пытки и убийства. Возможно, такими усилиями в будущем получится сломать в обществе порочную парадигму одобрения насилия или, хотя бы, его игнорирования. Поэтому, да, выбор сознательный.

К.У.: - С чем, на ваш взгляд, связано участившиеся сообщения о громких случаях пыток в колониях, в том числе на юге страны – на Кубани, в Калмыкии - но не в республиках СКФО? В колониях на Кавказе не пытают? Знаете ли вы подобные дела, дошедшие или не дошедшие до суда?

А.С.: - Сейчас, наверно, уже каждый день приходят новости о насилии в местах заключения. Применительно к делам Белореченской воспитательной колонии и ИK-1 Калмыкии, к сожалению, факты насилия и пыток получили огласку только после гибели заключенных, что сотрудникам ФСИН не удалось скрыть. Причем людей убили в первые час-два их пребывания в колонии, то есть они и наказание не начали отбывать. Нет оснований полагать, что Кавказ - исключение, а в колониях царит гуманизм и уважение человеческой личности. Дел о пытках в колониях Северного Кавказа у нас пока не было, но о таких делах просто мало кто узнает.

К.У.: - В связи с тем, что Вы работаете по “кавказским делам”, поступали ли Вам когда-либо угрозы? Замечали ли Вы за собой слежку?

А.С.: - Угроз, на которые надо было бы реагировать серьезно, я не получал. Разве что кроме тех, что прозвучали от бывших полковника Бекова и майора Хамхоева в деле ингушского ЦПЭ. Эти люди не отличаются хорошим воспитанием и не особо следят за тем, что говорят. Хамхоев неоднократно и недвусмысленно высказывался в судебном процессе в адрес потерпевшей стороны и меня лично, прежде всего в оскорбительном ключе, правда, потом в апелляции пытался извиниться. Беков бросался на меня в присутствии журналиста «Новой газеты» и приставов. Явных угроз высказано не было, поэтому я не обращался за защитой.

При этом во всех подобных делах силовики всегда в курсе [моих] публичных высказываний и, часто, передвижений. Я своих дел и передвижений не скрываю, скорее даже однодневное молчание в социальных сетях вызовет тревогу [близких]: если ты долго молчишь, значит, с тобой могло что-то случиться. Также есть определенный собственный алгоритм безопасности, хотя и понятно, что это больше для успокоения. Если оружие заряжено, то оно непременно выстрелит. Перефразируя автора «Повелителя мух» ⁴: жизнь слишком утомительна, если заново приходится прокладывать каждую тропку и все время, пока не спишь, следить за своими ногами.

Беседовал Гор Алексанян