Политические свободы до и во время пандемии

На фоне коронавируса в Армении все больше вопросов вызывает состояние с политическими правами и свободами или, если проще, демократией. До сих пор сохраняется чрезвычайное положение, идут разговоры о его ужесточении, а на этом фоне внутриполитическая ситуация остается напряженной. Также, идет борьба вокруг Конституционного суда. (см. также: Революционная законность или законная революционность? К вопросу о Конституционном суде в Армении).

С самого начала пандемии и реакции на нее в Китае, а также мерах, подготовленных разными правительствами в других странах мира, политологи и правоведы начали говорить о росте авторитарных тенденций в мире. Об этих тенденциях говорили и до пандемии, но тогда этот разговор носил более спекулятивный характер, поскольку обращал внимание на игроков, которые потенциально могут обратиться к авторитаризму, тогда как сами тенденции были очень слабо выраженными. Однако после начала пандемии, довольно быстро стало очевидно, что появился риск воплощения в жизнь многих прежде лишь дискутируемых инициатив. Благо, технологическая среда на службе у большинства государств уже была на достаточном уровне, чтобы реализовать свои цели без труда. Этот тренд был заметен во многих странах, из европейских выделилась Венгрия. См. также:

·         Что поменяет пандемия в мире? (20 апреля 2020)

·         Библиография по пост-коронавирусному миру (21 апреля 2020)

Вскоре после начала пандемического этапа, ООН начала предупреждать, что без защиты прав человека, качественного выхода из пандемии не удастся, необходимо обращать внимание на наиболее уязвимые группы общества, прозрачность и подотчетность правительств, сохранить свободу слова, собраний, информации и др. Об этом можно прочесть и на русском в кратком докладе Клемана Вуля, профильного эксперта ООН.

Эти проблемы сразу проявились и на Южном Кавказе, причем в неожиданном для многих ключе. Еще до пандемии ситуация с политическими свободами в Армении была не на высшем уровне. Остановлюсь на свободе прессы. По итогам 2018 года, Армения продемонстрировала прогресс в рейтинге Репортеров без границ и поднялась с 80 на 61 место. Это неплохой прогресс, но и не революционный. Он был вызван повышением плюрализма в армянской прессе после революции, когда оказалось, что бывшая правящая сила потеряла часть государственных информационных ресурсов, но консолидировала часть других. Бывшая оппозиция – новая власть – консолидировала в своих руках доступные медиа-ресурсы, расширила свое представительство на медиа-поле, а третьи силы сохранили свои ресурсы и осталось также небольшое число нейтральных СМИ. В итоге поле стало куда более плюральным.

·         Репортеры без границ: Армения повысила позицию в индексе свободы прессы после смены власти (21 апреля 2019)

Но по итогам 2019 года прогресса больше не было, хотя он должен был произойти хотя бы даже по инерции, поскольку плюрализм был в Армении во второй половине 2018 года, а не весь год. Дело в том, что росла нетерпимость, росло число фейк-СМИ, ютюб-каналов, пользователей и как следствие, поляризация в общественно-политическом пространстве. В ответ на высказывания начали возбуждаться уголовные дела. Под следствием оказались директора телекомпаний – 3 канала (Самвел Майрапетян) и 5 канала (Армен Тавадян). Стоит отметить, что обоих так или иначе связывают с Робертом Кочаряном. Но это не оправдывает их преследование, а наоборот – дает ему политический оттенок.

Метафора войны и «предательство оппозиции»

Начиная с марта этого года начались разговоры о том, что ситуация с пандемией аналогична войне и мы находимся в состоянии войны с вирусом. Этот нарратив был распространен далеко не только в Армении – как минимум во Франции и США он был воспроизведен на высшем уровне, президентами. Это вызвало обеспокоенность правозащитников по всему миру, потому что война предполагает логику противостояния, фронта, и нередко допускает нарушения прав человека.

Поэтому в большинстве стран мира эти аналогии стали использовать все реже. В Армении, однако, это использование остается актуальным. Изначально метафору войны использовали оппозиционеры. Среди них много людей, являющихся выходцами из армии, полиции и спецслужб, то есть всего блока безопасности и такое мышление, а соответственно и аналогии для них понятны и максимально приемлемы, поскольку возвращают их в состояние кризисного управления, являющегося для них естественным.

Нынешние власти, однако, с силовым блоком никакого соприкосновения не имели и для них мышление в категориях безопасности не органично. Но в какой-то момент, когда тезис о войне неоднократно прозвучал в общественном пространстве, они решили, что это может быть выгодно и им. С тех пор, эта метафора стала использоваться властями в качестве аргумента во внутриполитической борьбе. В начале июня Артур Ванецян выступил с повесткой отставки правительства. А ответ 5 июня Левон Тер-Петросян выступил с заявлением под названием «простейший силлогизм», где заявил, что «коронавирус объявил войну Армении, бремя войны лежит на правительстве, а выступление против правительства – предательство».

Может быть в какой-то мере он был бы прав, если бы и само правительство придерживалось таких же принципов, но это не было так на протяжении всего периода пандемии. С самого начала велась внутриполитическая борьба, подготовка к референдуму и в ходе этой кампании делались острые высказывания, и даже после прекращения кампании они не остановились. И если оппозиция на протяжении двух месяцев взяла «паузу», то власть – нет. 20 апреля Пашинян заявил:

«После революции нам ничего не мешало вывести этих людей по одному из дома и устроить самосуд, и сегодня мы можем устроить самосуд над этим чванливым отребьем. Люди требуют, чтобы мы закрыли глаза, дабы они могли вытащить из домов и убить на улице это чванливое отребье, но мы остаемся верны нашему обещанию не осуществлять вендетту».

И это не надо воспринимать как констатацию факта – это проекция политического мировоззрения или рассмотрение политической ситуации под определенным углом. В советское время тоже власть «никогда не была инициатором расправ, она лишь шла на поводу – и где возможно – сдерживала ненависть и порывы простого народа, его желание расправы над противниками власти». По крайней мере в собственной пропаганде; после открытия архивов весь этот нарратив пал. Андрей Януарьевич Вышинский на процессе над «троцкистско-бухаринской бандой» заявил:

Вся наша страна, от малого до старого, ждет и требует одного: изменников и шпионов, продавших врагу нашу родину, расстрелять, как поганых псов! Требует наш народ одного: раздавите проклятую гадину! Пройдет время. Могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением честных советских людей, всего советского народа

И если между этими высказываниями и есть разница, то не очень большая. Они отличаются в первую очередь хронологией: во втором случае речь идет о завершении процесса, в то время как в первом случае он еще очень далек от завершения. Таким образом, метафора войны способствует формированию атмосферы террора в стране.

Судя по всему, это влияет на общественные настроения и делает общественное мнение принципиально неизмеряемым. Многие люди отказываются от участия в социологических опросах, а мнение принявших участие в опросах отличается от мнения отказавшихся участвовать. Перед выборами декабря 2018 года опросы всех социологических компаний предполагали получение блоком «Мой Шаг» 80-83% голосов (см. 82% готовы голосовать за Пашиняна на фоне жесткой кампании). Но на выборах Пашинян получил 70.5%, что было вызвано тем же эффектом, из-за которого многие британские социологические фирмы не могли предсказать «Брэкзит»: тогда медиа-кампания «против» была столь интенсивной, что некоторые избиратели отказывались от участия в опросе или скрывали свое мнение. Это называют “shy Tory factor” (стесняющиеся Тори или консерваторы), поскольку леволиберальный мейнстрим очень сильно контролирует СМИ и ведет интенсивную пропаганду за «своих».

Вернемся к армянской практике. Метафора войны не верна в принципе: война предполагает наличие линии фронта, где с одной стороны «мы», а с другой – «они». Но кто «они» в данном случае? Вирус не самостоятелен и не виден – эта линия фронта проходит внутри общества, внутри дворов и даже семей. Соответственно, не может быть врага, против которого нужно объединяться ради достижения победы. Война упрощает картину мира – именно поэтому к ней часто апеллируют люди, затрудняющиеся видеть современный мир во всей его сложности. И в этой упрощенной картине мира, если кто-то из своих перешел на сторону врагов, то тем самым он их усилил и ослабил своих и поставил под вопрос выживание всей группы, а значит – предал ее.

В чем заключается предательство нынешней оппозиции? Она поддержала вирус, использует средства для его распространения? Если же критика становится причиной дискурса о предательстве, то это никуда не ведет: так надо объявлять предателями всех, кто критиковал власть в Армении с 1991 года, а особенно тех, кто выдумывал что власти в 2016 году украли солярку или прочим образом намеренно содействовали провалу армянской стороны в ходе «Апрельской войны».

Эпидемия коронавируса – это серьезный вызов государству и обществу, и потенциально он сопоставим с войной, но это вызов другого характера. Как уже показано, здесь нет противника, нет линии фронта, а его изобретение никак не содействует борьбе с вирусом и в данном случае чисто инструментально.

Чрезвычайное положение

Как уже было сказано, ситуацию с коронавирусом в формате вызова безопасности воспринимали в первую очередь оппозиционеры. Они же с самого начала требовали введения чрезвычайного положения и использования его для сдерживания распространения вируса.

Чрезвычайное положение было объявлено 16 марта, а в качестве обоснования рассматривался факт признания ВОЗ ковид-19 пандемией с 13 марта, и быстрого распространения вируса в Вагаршапате (Эчмиадзине). В Грузии чрезвычайное положение было объявлено 21 марта и отменено 22 мая. При этом был крайне жесткий карантин вплоть до комендантского часа и запрета на вождение автомобилей. Азербайджанские власти долго колебались, но так и не ввели чрезвычайное положение.

Исходя из этого опыта, а также количества случаев в странах Южного Кавказа, нельзя сказать, что чрезвычайное положение способствует борьбе с коронавирусом. В мае Грузия сохранила некоторые карантинные меры, но отменила чрезвычайное положение; Армения сделала ровно наоборот. Чрезвычайное положение до сих пор не отменено, оно регулярно продлевается. В законе о чрезвычайном положении говорится, что оно вводится на 30, в крайних случаях – на 60 дней, но может продлеваться, если сохраняется необходимость. Сейчас мы уже понимаем, что эпидемия быстро не пройдет, а это позволяет продлевать чрезвычайное положение еще много раз. Депутаты от правящей партии время от времени делают вербальные интервенции о том, что ЧП будет продлеваться до конца года или даже дольше.

Была создана комендатура и назначен комендант, что является сомнительной с правовой точки зрения практикой. Комендант назначается по территориальному признаку, может быть комендант города, крепости/гарнизона, укреп.района или оккупированной территории, но комендант страны – это практически новшество. В законе оговаривается, что в случае необходимости может быть создана комендатура по территориальному признаку и может быть назначен комендант, руководящий ею, но о комендатуре в масштабах всей страны не написано, что, собственно, стало по сути «белым пятном» закона, позволившим создать комендатуру. Действия коменданта и комендатуры не были в достаточной мере компетентными, комендант Тигран Авинян, по образованию математик, финансист и бизнесмен, без какого-либо военного опыта, просто не компетентен для выполнения этой роли. См. подробнее:

·         Упущения Армении в борьбе c COVID-19. Политические и институциональные причины

Чрезвычайное положение на данный момент предполагает ограничения на свободу собраний с числом участников от 5 и больше, хотя во время очередного голосования по продлению режима ЧП правозащитник Рубен Меликян проводил одиночный пикет – и даже при этом был подвергнут приводу в полицию. Учитывая, что разрешено движение общественного транспорта, в том числе автобусов и поездов, где в одном небольшом помещении может находиться несколько десятков человек, запрет на мирные собрания под открытым небом с числом участников от 5 человек и выше, может иметь только политическую мотивацию. Если же мотивация является противоэпидемической, то необходимо оговорить условия проведения акции и требовать их соблюдения со стороны участников, а также содействовать соблюдению условий со стороны полиции.

Изначально в числе ограничений в рамках режима ЧП были и запреты на свободную деятельность прессы, в частности, касательно эпидемии, но позже они были отменены. Впрочем, сейчас власть хочет их вернуть. Но об этом – в отдельном разделе.

Наконец, в ходе чрезвычайного положения было принято несколько спорных законов, вызывающих неоднозначную реакцию общества, в том числе Конвенцию Лансароте о защите детей от сексуальной эксплуатации и сексуального насилия, которая, помимо подтверждения важных принципов защиты детей, может стать основой для сексуального образования для детей раннего возраста, что отрицательно оценивается обществом. Также были приняты законы о налоге на недвижимость, о поголовной декларации доходов с 2021 года. Эти законы также неоднозначно воспринимаются обществом, но общественных слушаний нет, возможности протестовать тоже. В середине июня, после объявления требования об отставке правительства, началось судебное преследование главы фракции «Процветающая Армения» Гагика Царукяна, он был немедленно лишен депутатской неприкосновенности, хотя и в итоге не был арестован. Но также он не имел возможности мобилизовать сторонников: в ходе ЧП политические акции запрещены. Члены партии все же вышли на улицу, но были разогнаны и уведены с проезжих частей дорог, так что акция, пусть и малочисленная, все же состоялась. И в качестве вершины чрезвычайного положения – парламент отменил референдум и проголосовал вместо населения за то, чтобы отставить 3 судей КС из состава суда и Грайра Товмасяна с должности председателя Конституционного суда. Чрезвычайное положение номинально принималось совсем для другого. Но в правовые вопросы слишком далеко я уходить не буду, поскольку это вне сферы моей компетенции.

Приватность данных и рост контроля государства над коммуникацией

Еще с 2019 года началась борьба с «фейками», что было поручено Службе национальной безопасности, которая задержала несколько лиц, предположительно распространявших лживую информацию против властей. Репортеры без границ обратили внимание на это в своем новом докладе,

В феврале «Репортеры без границ» сделали заявление о том, что в Армении СМИ подвергаются судебным преследованиям, а в середине марта – что ограничения свободы прессы в ходе ЧП лишь усугубят ситуацию и приведут к распространению слухов. RSF оказались правы: поскольку почти все заявления в связи с коронавирусом делались со стороны представителей политической власти и так или иначе увязывались с политикой, в Армении большое распространение получили конспирологические подходы, поскольку распространялось недоверие информации, распространяемой властями. Те же «Репортеры без границ» уже в июне вновь обратили внимание на законы о чрезвычайном положении, ограничивающие политические права в разных странах, в том числе и в Армении.

Фонд Бёлля обратил внимание на то, что в Армении был принят закон об отслеживании мобильных телефонов, контактов, данных о местоположении и прочих метаданных инфицированных. Это можно было бы считать случайностью и противоэпидемической мерой, но это не было какой-то новостью, еще 21 января, когда о коронавирусе никто в Армении не думал, право на «прослушку» получила полиция. С начала пандемии лишь продолжился тренд. С апреля, уже на фоне эпидемии, вступили в силу изменения в законы «О правовом чрезвычайном положении» и «Об электронных коммуникациях», что в мотивационной части обосновывалось необходимостью отследить контакты инфицированных. По заявлению министра юстиции Рустама Бадасяна, этот закон не означает прослушки, а лишь производится сбор метаданных.

На 1 июня у нас есть некоторые результаты этой работы. Журналист Аршалуйс Мгдесян передал мне результаты своего запроса в госслужбы по поводу этих отслеживаний. Данные на 15 июня предоставила журналистка Астхик Карапетян. Они таковы:

Как мы видим, на 1 июня коронавирус подтвержден у 0.4% тех, кого обзвонили, а на 15 июня – у 0.48% или почти полпроцента от тех, кого обзвонили. Конечно, можно поставить вопрос о целесообразности расходования средств, ибо если законы, технические средства, массовая работа по выявлению, ведется ради того, чтобы найти 148 человек, то это, мягко говоря, спорное направление. Но в данном случае меня больше интересует аспект прав человека, а тут ситуация более чем тревожная. Противопоставление прав человека и безопасности – это классическая дилемма, которая часть используется властями для обоснования «жестких мер». Иногда они обоснованы, иногда – нет. Разберем, насколько это так в Армении.

На 2020 год наличное население в Армении составляет 2.8 млн человек. На 1 июня было зарегистрировано 10,009 инфицированных. Это 0.36%. На 15 июня было зарегистрировано 17.5 тыс. инфицированных или 0.6% населения. Это говорит о том, что к началу июня работа была несущественно эффективнее, чем если бы случайным образом обзванивали те самые 28 тысяч человек, а на 15 июня эта работа имела уже более низкую эффективность, по сравнению со случайным обзвоном. Так что мы не видим здесь никакого реального обоснования для того, чтобы отслеживать людей и создавать крайне сомнительную регуляцию.

Взамен, растет интерес населения к средствам сохранения приватности, в частности, к VPN. Когда в начале апреля 2019 года началась «борьба с фейками» средствами Службы национальной безопасности, распространилась информация о том, что масштабы «прослушки» стационарных и мобильных телефонов заметно выросли. На данный момент оба этих вида связи «сдают», ввиду распространения интернета. В 2018 году выручка сотовой связи сократилась на 7.3%, а в 2019 году – на 7.4%. Но в первом квартале 2020 года спад объемов сотовой связи оказался очень значительным – на 16.1% при 13.5% роста интернета.

Но вот что примечательно. Вырос интерес к виртуальным частным сетям (VPN) в Армении, причем рост довольно значительный и хорошо совмещающийся с обозреваемыми политическими тенденциями. При этом, если наложить на этот тренд динамику мирового интереса к VPN (совмещение среднего в Армении и глобального за весь период), чтобы таким образом исключить конъюнктурный фактор распространения этих сервисов в принципе, мы видим, что с октября 2018 года в Армении интерес резко растет, а с марта-апреля 2019 года он и вовсе всегда был высоким.

Чтобы исключить колебания, вызванные кризисом 2015 года, начнем с 2016 года. Сравним средние скользящие полугодовые тренды Армении со среднемировыми. На графике – изображено их соотношение. Здесь мы вновь видим рост соотношения с октября 2018 года и стабилизацию уже на новом уровне в последние полгода.

Похожие тенденции заметны и с распространением мессенджеров, но там гораздо сложнее отделить объективный процесс развития интернета и как следствие – мессенджеров – и возможные политические причины, вызывающие это развитие.

Растет и интерес армянских властей к профилям пользователей социальных сетей. Например, согласно статистике запросов правительства в Фейсбук, кратно выросло число запрашиваемых данных о профилях пользователей из Армении. Это по прежнему не очень большие числа, но изменения заметны.

Стоит отметить, что по статистике Фейсбука, запросы удовлетворяются далеко не всегда, зачастую приходит отказ, возможно из-за этого уже в 2019 году запросов становится меньше, хотя все еще много.

Свобода прессы

Выше мы уже поговорили о свободе прессы и ее ограничениях в последние месяцы. Уже сказано, что постановление о чрезвычайном положении в главе 7 содержит «Запрет на отдельные публикации, сообщения в средствах массовой информации». Статья 23 постановления гласит:

Публичное распространение, передача, в том числе на интернет-сайтах и в социальных сетях, публикаций, информационных материалов, интервью, сообщений (далее — сообщения) об имеющихся и новых случаях заражения в Республике Армения, а также за пределами Республики Армения, о состоянии здоровья лиц, источниках инфекции, о круге других лиц, контактировавших с имеющимися или потенциальными носителями инфекции, о числе проходящих обследование (тестирование инфекции) и изолированных лиц, а также относительно сведений, приводящих к панике или содержащих угрозу создания обстановки паники, производится физическими и юридическими лицами, в том числе средствами массовой информации, только со ссылкой на информацию, предоставленную комендантом.

Шушан Дойдоян, глава Центра свободы информации, в своей статье сказала, что ограничения на свободу выражения мнений и распространения информации были неэффективными, непропорциональными и необоснованными, противоречили общественному интересу в условиях пандемии.

Эти положения находились в рамках модной тогда «борьбы с паникой», что, как мы уже сейчас видим (мне это было очевидно и тогда), являлось ложной задачей. Борьба с паникой стала главным приоритетом вместо борьбы с пандемией во многих странах, в том числе и в Армении. Борьба с паникой была необходима элитам, которые таким образом хотели обеспечить себе спокойные тылы, боясь, что «паника» будет обращена против них. Политолог Крастев еще в марте в своих «7 ранних уроках…» сказал, что в панике ничего плохого нет, это реакция на пандемию и наличие паники будет, по сути, препятствовать распространению вируса.

Позже это признал и сам Пашинян – ближе к концу марта он заявил:

На начальном этапе нам удалось предотвратить панику, но мы перестарались и в стране повсеместно царит спокойствие. Это хорошо с социально-психологической точки зрения, но с точки зрения эпидемии это проблема, потому что именно это спокойствие создает для нас опасность роста темпов заболеваемости.

То есть «борьба с паникой» и властью была понята как ошибочная цель. Тем не менее, давление на СМИ не прекращается. В рамках метафоры войны его можно понять, хотя выше уже было показано, что эта метафора имеет инструментальный характер. Более того, в действительности, она и не связана с пандемией. Напомню ряд цитат от самого Пашиняна. В январе 2019 года, выступая в Кёльне, Пашинян заявил:

Тему фейковых новостей мы обсуждали и в Давосе. На самом деле это сложная проблема, потому что она связана с рядом факторов. Я и сам сталкиваюсь с этой проблемой: сегодня в социальных сетях есть много фальшивых новостей, касающихся меня и моей семьи. Несмотря на реальность проблемы, я считаю, что свобода слова очень важна.

Но через год подход в значительной мере сменился. 5 января 2020 года Пашинян сказал, что в связи с распространением фейка о поздравлении Трампа в связи с ликвидацией Сулеймани, «фальшивая свобода слова создала угрозу для национальной безопасности страны». Но этот нарратив, мягко говоря, сомнителен. Свободы на распространение фейка о внешней политике ни у кого не было; тот, кто был обвинен в этом вбросе, был арестован. Кроме того, учитывая, что в соцсетях любой может сказать что-либо, проблема в бесконтрольности, а не в свободе. Как мы знаем, свободы не бывает без ответственности. А вот фокусирование внимания именно на «свободе слова», показывает реальные интенции. Впрочем, они уже высказываются. Неделю назад Пашинян заявил:

Вот в этом наша ошибка, которую мы совершили, следуя вашим призывам, призывам демократических структур. И вот сегодня эта свобода прессы, свобода социальных сетей людей толкает на смерть. При этом людей толкают на смерть при финансировании сил, как я сказал, распространяющих зловоние. Потому что эти силы считают так: чем больше людей в Армении заразятся коронавирусом, чем больше людей умрет, тем больше возможностей они получат для того, чтобы говорить.

Оказывается, что людей на смерть толкает не эпидемия, а свобода слова. Разумеется, это тоже инструментализация этого понятия, и она используется для укрепления атмосферы террора. Я много цитирую здесь Пашиняна, потому что каждое его слово дальше становится руководством для всех лояльных политических и государственных структур, а также очень широко тиражируется и поддерживается всеми официальными и неофициальными информационными каналами. Критика в адрес властей по поводу провала ситуации с коронавирусом – не армянский эксклюзив, например она крайне острая в Бразилии. Но именно в Армении поводов для этого не меньше, чем где-либо. Армения до сих пор на втором месте в мире по числу активных инфицированных от всего населения. См. также:

o   Распространение Covid-19 в Армении. Армения среди мировых лидеров

Как уже было показано, тенденции к ограничению свободы слова начали возникать еще в конце 2018 года. С одной стороны, прозрачность правительства несколько выросла – и если раньше (2009-апрель 2018) 75% запросов получали полноценный ответ (из них 22% - с опозданием), то при новой власти их 77% (из них с опозданием 13%). (согласно http://www.givemeinfo.am/). Трансляции заседаний правительства возобновлены. Но тренды уже развернулись. На фоне ЧП власть, в числе прочего, готовит закон, ограничивающий предоставление информации, связанной с горнорудной сферой, что связывают с вопросом рудника у горы Амулсар. А среди обсуждаемых на заседаниях правительства вопросов все больше вопросов, которые публично не докладывают. Если изначально таковыми были каждый десятый вопрос, то сейчас это куда больший процент, часто близко к половине или даже больше.

В Армении уже давно действует Комитет по защите свободы слова, который в том числе издает доклады о состоянии свободы прессы, основанные на фактической ситуации, каталогизирует нарушения прав журналистов и СМИ. Они также оценивают количественную сторону этих нарушений, что может быть хорошим инструментом для оценки динамики ситуации со свободой слова в стране. Сведем это в один график.

Как мы видим, по числу случаев физического насилия в отношении журналистов, сейчас есть прогресс, и эти случаи не то, чтобы отсутствуют, но стали гораздо реже. А вот давление на СМИ и их сотрудников, особенно посредством уголовных дел, а также нарушение права на получение и распространение информации, после революции выросло.

Разумеется, вышеприведенное - не все проблемы, существующие с политическими свободами в стране, но это - основное. Сейчас даже обсуждается возможность запрета / закрытия тех или иных партий, что, если произойдет, под каким бы соусом ни происходило, будет фактическим объявлением авторитаризма. Поэтому можно лишь надеяться, что это не произойдет, или что сохранятся институциональные сдержки для подобных шагов.

Грант Микаелян