Термин «энтропия» чаще используется для описания состояния систем и структур в естественных науках, в том числе в физике и биологии, но может использоваться и в социальных науках. Под энтропией понимается мера дезорганизации системы, ее неуправляемости и хаотизации. Рост энтропии говорит о нарастании хаотических явлений, а снижение энтропии – напротив об упорядочивании системы. Системы могут иметь разный характер, но при этом у них может быть и много общего. Одна из распространенных цитат касательно энтропии – это то, что осмысленная деятельность (в другой версии – деятельность живого) направлена на уменьшение структурной энтропии, а, следовательно, является борьбой за упорядоченность.
Впрочем, говоря о борьбе с энтропией, необходимо признать, что борьба за уменьшение неопределенности не обязательно приводит к упорядочиванию. Происходит это из-за разнонаправленности действий разных игроков и разности парадигм, в которых они могут действовать.
Неопределенность можно понимать по-разному – в социальном смысле это может быть непредсказуемость поведения отдельных людей, а может быть непредсказуемость деятельности институтов, или, как высшая степень этой непредсказуемости – распад, нефункциональность или просто отсутствие институтов.
Анализируя деятельность политического руководства Армении в последнее время я невольно возвращаюсь к вопросу об энтропии. К каким результатам приводит борьба нынешнего руководителя к снижению неопределенности? Насколько действия в направлении упорядочивания в понимании и в рамках интересов одного игрока приводит к действительному сокращению энтропии в системе в целом?
Помимо разности парадигм, интересов и целей, разным является также уровень знаний о действительности системы и принципах ее функционирования. Наконец, многое зависит и от стиля работы. Я в шутку говорил не раз, что в мире много стран, где государство управляет газетами, но лишь одна страна, где газета управляет государством. Неожиданно сильный и интересный материал на тему написал Микаел Минасян – «Страна «Айкакан Жаманак», где в форме фельетона раскрываются многие персональные особенности управления страной.
На данный момент работа власти ведется в направлении «зачистки» государственного аппарата от старых кадров их добивании уже после отставки. Это сопровождается типичными для революции разговорами о «саботаже», контрреволюции, врагах, своих и чужих. Происходит саморазогрев все сокращающейся революционной массы, которая подогревает себя, от этого разгорячивается еще больше и процесс приобретает цикличный характер. Она ищет врагов и предателей и это становится уже не формой, но содержанием революционной и постреволюционной деятельности. Вся энергия, сгенерированная революцией, уходит в свисток, хотя чисто гипотетически от нее можно было бы запитать строительство качественно новой системы управления и государственности.
В действительности, возможность чисто гипотетическая и реализуется она исключительно редко в специфических условиях, как например, в Центрально-Восточной Европе в 1989 году. (кстати, можете почитать про общественное мнение в ЦВЕ через 30 лет после крушения коммунизма). Энергия революции слишком плохо поддается управлению, содержит в себе очень много агрессии и очень редко имеет конкретную созидательную программу. В какой-то момент оказывается, что ожидания лидеров революции и массы расходились кардинально и в отсутствие возможности накормить массу хлебом, ее начинают кормить зрелищами. Поэтому, как говорил известный всем персонаж, классовая борьба обостряется по мере приближения к коммунизму. Это мы видим и здесь – аресты «бывших» стали куда более частым явлением вне зависимости от тяжести и обоснованности обвинения.
Следствием постоянного подогревания настроений является недоверие, исходящее с самого верха, что подтачивает устойчивость всего государственного организма. Не следует обманываться высоким уровнем доверия новой власти и руководимыми ею государственными структурами. Во-первых, трансфер легитимности происходит не очень гладко и многие органы, не являющиеся революционными, не обретают общественную легитимность. (см. Как менялось общественное мнение в Армении в 2006-18 гг. (опросы Gallup Inc.)) Во-вторых, недоверие моментально распространяется на любые фигуры, оказавшиеся в немилости, даже если еще вчера масса их превозносила. Но на сегодняшний день уже возникают вопросы относительно легитимности не только дореволюционных органов, но и структур, возглавляемых основными соратниками новой власти, к примеру, министерства образования, науки, культуры, спорта и молодежи. Это просто пример, а сущностный разговор будет ниже.
О тех или иных проблемах с управлением я говорил в этом блоге не раз. Рассмотрим их хронологически.
На первой стадии затянулся транзит к новой системе. Пашинян «застрял» в промежуточной ситуации между легальным и революционным решением. На протяжении пяти месяцев ожидая легального решения, он прибег к революционному (2 октября 2018 года). В результате, до сих пор Пашинян не может выйти из этой ловушки, переходя от легальным к революционным методам и наоборот, и оказываясь не в состоянии решить политические вопросы тем или иным методом по отдельности.
На второй стадии, в октябре-ноябре 2018 года, правящая сила, будучи парламентским меньшинством, условно способным мобилизовать большинство, оказывается не в состоянии или без особой мотивации провести законы «О партиях», Избирательный кодекс и ряд других, которые назывались необходимым условием транзита власти. В результате выборы прошли по правилам игры, которые считались неприемлемыми большинством, но тем не менее, они определили всю структуру власти на годы вперед. Тем самым изначально легитимность новой системы власти оказалась под вопросом.
На третьей, после избрания с конституционным большинством в парламент, правящая сила сокращает число министерств до 12, но штат распущенных министерств остается в воздухе на 3 с лишним месяца и лишь в апреле бывшие заместители министров перестают формально исполнять обязанности министров распущенных министерств. Это создало серую зону в государственном управлении, когда почти треть министерств формально расформированы, а в реальности продолжают существовать.
Далее возникает открытый конфликт между правительством и судебной властью. Пашинян не находит ничего лучше как попытаться установить контроль над судами путем открытой конфронтации. Кстати, это увенчалось успехом, хотя и стоило Пашиняну серьезного политического ресурса и снижения общественной поддержки. Конфликт между ветвями власти вновь подорвал управляемость и институциональные основы государства и увеличил неопределенность, в особенности, для самих судей, которые теперь пытаются определиться с тем, как им себя вести в резонансных делах с политическим контекстом, которых все больше и больше.
Разумеется, это далеко не все, но основная хронологическая канва, показывающая, что управленческая система так и не вернулась к нормальному режиму работы за последние полтора года, начиная с середины апреля 2018 года. В июне с.г. я написал статью «Проблемы в системе управления Армении через год после «Бархатной революции».
Там, в частности, было показано, что Пашинян и его окружение находятся в онтологическом противостоянии с системными игроками, олицетворяющими государственный аппарат. Диагностировав проблему, однако, я не предложил верного решения и наиболее реалистичные сценарии в чистом виде так и не реализовались. Что же произошло на практике за последние полтора месяца?
У Армении на сегодня нет главы Службы национальной безопасности. После отставки Ванецяна, на этом месте находится его заместитель, который явно представляет собой временную фигуру и не имеет серьезного влияния. А в парламент уже внесен законопроект относительно того, что главой СНБ и полиции может стать любое лицо, достигшее 25 лет, имеющее армянское гражданство на протяжении последних 4 лет и проживающее в Армении. В то же время обсуждается, что эта позиция станет политической.
Также, нет главы Полиции после того, как в отставку был отправлен Валерий Осипян. Он был назначен главным советником премьера, но не пожелал занимать эту должность и подал в отставку и с нее. Отсутствие главы полиции при постепенной дезорганизации работы этой структуры на протяжении последнего периода также будет отрицательно влиять на нее.
В отставку отправлен – и также нет замены – глава Службы государственной охраны при СНБ Григорий Айрапетов.
На этом фоне менее заметны уже отставки глав других ведомств – главы Спасательной службы МЧС Артака Наапетяна; главы Госкомитета кадастра недвижимости Сархата Петросяна и других менее значимых руководителей. Для Армении, где традиции отставок нет, в условиях правительства с самым высоким за период независимости уровнем поддержки и при том, что многие стремились попасть на эти должности, это очень плохой признак.
Кстати, отмечу, что и министр обороны Давид Тоноян не раз за последнее время был на волоске от увольнения и, возможно, если бы не неприятный фон вокруг отставки Ванецяна, он бы тоже был отправлен в отставку.
Казалось бы, революционная Армения не может мириться со «старыми» кадрами. Хотя все вышеперечисленные без исключений были назначены на свои должности уже новыми властями и не имели никакой политической связи с прошлыми властями, а считались технократами. Тот факт, что почти весь силовой блок оказался в воздухе, показателен. Не на высшем уровне отношения с руководством НКР, президента которой сейчас часто называют «губернатором». А многие генералы сейчас под следствием или публично находятся под давлением.
Наконец, нейтрализована работа Конституционного суда – несмотря на то, что тот принимает какие-то решения, они не находят реализации на практике, а отставка его руководства превратилась в приоритетную цель для власти. Поэтому КС не может повлиять ни на что, по крайней мере, на практике. Непонятно, какой будет судьба не только главы КС Грайра Товмасяна, но и самого Конституционного суда, поскольку уже звучали голоса за роспуск этого органа.
Рано или поздно все позиции ушедших/отправленных в отставку будут заменены. Но не всегда можно адекватно заменить руководящие кадры и вследствие этого отрасль может просто просесть. Шансы этого повышаются, если последующее назначение не будет содействовать восстановлению и стабилизации сферы, а 25-летние выходцы из других сфер этого сделать точно не смогут.
В конце 2018 года я написал о том, Почему планируемое сокращение госаппарата – плохо. Там приведены возможные негативные последствия «оптимизации», а также причины, почему этого делать не следует. Они следующие:
Все это налицо уже сейчас. Особенно плохие последствия от ликвидации министерств энергетики и сельского хозяйства. Эти сферы и так не были беспроблемными, но сейчас ситуация ухудшилась. В правительстве специалистов по энергетике почти не осталось, а сельским хозяйством занимается совершенно неприспособленное для этого минэкономики. По данным за первые полгода в сельском хозяйстве фиксировался серьезнейший спад, а учитывая, что и вторая половина 2018 года была для сельского хозяйства не лучшей, можно сказать, что сфера уже в депрессии.
Однако в действительности, проблемы заметны и в таких сферах как культура, где положение и раньше было плохим, но ввиду того, что это «софт» отрасли, оценить результаты с достаточным уровнем уверенности, не будучи внутри сферы я не в состоянии. Отмечу, однако, что скандал с Орбеляном, бесцеремонно снятым с должности главы Театра оперы и балета, закончился победой Орбеляна и восстановлением его в позиции, что показывает, что и там не все гладко.
В 2018 году было начато дело по разгону протестующих 1 марта 2008 года против Роберта Кочаряна. Приговора еще нет, был залог от руководства НКР, было решение Конституционного суда и сомнительно, что дело имеет перспективу в ЕСПЧ, но оно продолжается. Эта практика расширяется: сидит Гагик Хачатрян, сторонники Кочаряна, крестники Грайра Товмасяна и недавно посадили Арсена Бабаяна. Все эти дела находятся в воздухе, по ним нет и вряд ли когда-нибудь будет окончательное и беспристрастное решение суда, что создает очаги напряжения вокруг судебной системы и подозрения в политизации процессов. Давление на судебную систему становится все более очевидным, поскольку после блокады судов 20 мая, на непослушных судей был начат нажим.
В воздухе висит вопрос эксплуатации золотого месторождения Амулсар возле города Джермук. Оно простаивает почти полтора года. Точка в вопросе того, можно или нет эксплуатировать месторождение так и не поставлена. Есть политическое решение о необходимости его эксплуатации, но этого для иностранных инвесторов недостаточно. Также, «висит» еще ряд инициатив, по которым в обществе нет консенсуса, таких как Стамбульская конвенция и др.
Сегодня большую часть сил правительства отвлекает на себя Конституционный суд и лично его глава Грайр Товмасян. Об этом надо будет поговорить отдельно, но необходимость направлять на него и пропагандистский ресурс, и использовать правовую систему для поиска проблем и давления на него, не исполняя решения КС, при уже существующем «альтернативном главе» КС Ваге Григоряне, уже стоит власти политического капитала.
Сам факт того, что премьер-министр реализует слишком большое количество практических функций, попутно уделяя внимание публичной стороне, внутренней политике, судебным делам, но не имеет аналога премьер-министра в прошлой системе, возлагает на него огромную нагрузку, что приводит к задержке в решении большого количества вопросов. Эти проблемы характерны и для «суперминистерств».
Несмотря на то, что существует мнение, особенно среди сторонников новой власти, что основная кадровая проблема власти исходит из старых кадров, подрывающих легитимность власти своим саботажем, вырисовывается совсем другая картина – новые кадры своей неопытностью и идеологическими отличиями от большинства регулярно создают поводы для общественного недовольства как в рамках своей публичной активности, так и административной деятельности. В результате, непопулярных министров за счет своего запаса общественной поддержки «вытаскивает» Никол Пашинян.
Конечно, он может это делать еще достаточно долго, но это также подтачивает его силы. В этом есть и его вина: даже в собственной команде он боится выдвигать на первые роли сильных и инициативных и стремится к их подавлению – и напротив – выдвижению серых и пассивных кадров, на фоне которых он будет выглядеть очень ярко. Это – обоюдоострое оружие – с одной стороны такие кадры действительно высвечивают его как выдающегося на их фоне лидера, они достаточно слабы и лояльны, чтобы он чувствовал себя в безопасности, но они в то же время создают имидж неустойчивой команды, которая является ношей для премьера, а не его опорой.
Учитывая нарастающую сложность системы, Пашиняну все труднее управлять страной. В хронологической части было показано, что страна так и не перешла к стабильному режиму управления. Но если в Российской Федерации многие проблемы решаются выделением отдельным недовольным группам финансовых средств, в Армении они преодолевались высокими рейтингами поддержки власти. Эти рейтинги позволяли преодолевать локальное недовольство, подавлять нелояльные кадры и группы во власти, преодолевать сопротивление оппозиции и игнорировать СМИ.
При всем этом, лишь высокие рейтинги были достаточны для решения регулярно возникающих проблем, тогда как при снижении рейтингов система может уже пойти в разнос (либо этот процесс уже начался). Если Серж Саргсян на протяжении последних 4 лет управлял страной с рейтингом в 15-20%, в основном благодаря своим административным навыкам, то Николу Пашиняну это вряд ли дастся легко.
К сожалению, на сегодня у нас нет новых и полноценных данных по динамике общественного мнения в стране. Тенденции общественного мнения мы можем оценивать лишь по имеющимся, уже несколько устаревшим данным, но они уже заметны.
График из поста Политический соцопрос в Армении и выводы на будущее.
Аналогично и с экономикой. Сегодня ключевым компонентом легитимности Пашиняна стал экономический рост. Что бы ни говорили критики Пашиняна, экономический рост есть – и он на довольно приличном уровне. См.
Представители новой власти не раз отмечали, что революция не привела к экономическому спаду и это – беспрецедентный факт. Это не совсем так – бархатные революции обычно не приводят к обвалу экономики в отличие от социальных революций. Тем не менее, по моей оценке (приведено во второй ссылке), революция «стоила» примерно 5% экономического роста (ок. 650 млн. долл. от ВВП) за период с апреля 2018 по март 2019 года:
Соответственно, тот факт, что удалось избежать экономического спада, вызван тем, что в действительности экономика находилась на рывке и даже заметное торможение не только не привело к спаду, но и не сделало темпы экономического роста низкими.
Однако в восприятии общества такая картина отсутствует по вполне объективным причинам. На протяжении длительного периода темпы экономического роста были низкими и испытывали влияние кризиса 2008-9 и 2014-5 гг. и лишь в 2017 году экономика их окончательно преодолела. Общество привыкло к низким темпам роста и 2017 год воспринимался как исключение. Занижение базы 2018 года на 600 млн вследствие революции увеличивает темпы роста и на 2018 год и даже даст определенный эффект и в 2020 году.
Также неверно говорить о том, что население не чувствует экономического роста. Улучшающаяся миграционная динамика и смена во многих проявлениях социально-экономического поведения, демонстрирует, что население экономический рост чувствует; оно и не может не чувствовать, так как эти цифры берутся не с потолка. Хотя в последнее время вопросов относительно их качества стало больше, но речь все равно не может идти о серьезных искажениях.
Однако волна высоких темпов экономического роста, хорошего самочувствия мировой и региональной экономики проходит, новые инвестиции не приходят и снижение темпов экономического роста с большой вероятностью станет реальностью 2020-2022 гг. – вряд ли в этот период удастся обеспечить среднегодовой рост ВВП более чем в 5% (что все еще неплохо), но нельзя исключать и дополнительное снижение темпов роста до 3% - что уже начнет создавать политические проблемы.
Почему я так уверенно говорю о том, что экономический рост, наряду с высокими рейтингами одобрения, является топливом новой власти? Потому, что и в «ста фактах», представленных Пашиняном в этом году, и в его ежедневных публикациях, регулярно можно встретить отсылки к темпам экономического роста, что уже стало критерием «экономической революции» и снять этот критерий с повестки дня не удастся.
Получается, что в условиях неурегулированности иерархических отношений, управленческой пирамиды и так далее, новая власть «заправляется» топливом в виде уверенных темпов экономического роста от 5% и выше и уверенных рейтингов одобрения власти от 50% и выше. Однако оба параметра очень изменчивы и могут скорее будут иметь тенденцию к снижению, что усилит проблемы управления и повысит уровень неопределенности и хаотичности системы.
Армянская политика на протяжении всех трех десятилетий была довольно-таки персонифицированной с авторитарными тенденциями лидеров, опирающихся на административную и судебную власть и «парящих» над своим окружением.
Создается впечатление, что уровень персонификации сегодня высок как никогда. Во-первых, у лидера никогда не было столь высокого рейтинга одобрения, даже у Левона Тер-Петросяна. Во-вторых, команда лидера никогда (!) не была такой слабой и неподготовленной. В-третьих, все прошлые лидеры, хотя и подчиняли законы себе, но и сами подчинялись законам. Сегодня это считается чистой формальностью, а лидер парит еще и над законом, которого он не знает и, соответственно, часто возникают «накладки» как в мелких, так и в более значительных процедурных вопросах.
Лидер Армении Никол Пашинян, как уже было сказано, пытается упорядочить окружающую действительность, но по ряду причин, в том числе от недостатка экспертизы и опыта, это упорядочивание приводит к (часто неэффективным) попыткам ее упрощения, а институциональные проблемы остаются и накапливаются. Понимания серьезности этих вызовов у власти нет. В результате, как мы увидели за последние полтора месяца, многие структуры оказались без руководителей, а силовой блок исполнительной власти вообще находится в некоторой прострации.
Повышенное внимание вопросам внутренней политики на фоне того, что страна очень маленькая и внешние интересы присутствуют буквально на каждом углу, приводят к неосторожности и раздражению иностранных партнеров.
В результате хаотизация политики только нарастает и из серьезных достижений в этом отношении можно выделить лишь полный контроль над парламентом, продемонстрированный в ходе голосования по вопросу Конституционного суда и его руководителя Грайра Товмасяна. Однако контроль над парламентом, где в виде придатка к власти выступает не только правящая партия, но и оппозиция, столь значителен, что это вновь превращается в проблему. В парламенте представлена лишь небольшая часть идеологического спектра страны, что создает задел для возрождения уличной политики, которая являлась постоянным спутником армянской внутренней политики с 1992 по 2018 год.
Насчет выходов из этой ситуации говорить уверенно я пока не могу. Можно говорить лишь о сценариях, но не об их вероятности. Понятно, что одним из сценариев является то, что власть все же додавит всех оппонентов, судебную власть и СМИ и после этого займется трансформацией страны по своему разумению. Вторым вариантом является постоянно сохраняющаяся напряженность между ветвями власти, властью и оппозицией, нервозность вокруг оппозиционных СМИ и попытки контролировать их деятельность, регулярно встречающие отпор. Третьим вариантом является калейдоскопическая трансформация повестки, что до сих пор Пашиняну удавалось неплохо. Но у этого варианта есть одно ограничение – общество устает от столь большой скорости смены приоритетов и не успевает понять их смысла, в результате чего теряется контакт власти и общества.
Разочарование новой властью будет еще одним признаком растущей энтропии институтов. Сержем Саргсяном никогда не восхищались и ухудшение отношения к нему не вызывало внутреннего конфликта в обществе, тогда как в данном случае неизбежное снижение поддержки вызывает эмоции и нервозность в обществе. Похожим будет и сопровождение реакции со стороны власти на потерю поддержки – она также будет эмоциональной и нервозной. И также будет увеличивать неопределенность в политике. Это не является сценарием – это заданная канва развития, которая наступит вне зависимости от того, какой из трех перечисленных сценариев будет реализовываться.
Итого, в армянской политике сложилось несколько линий, по которым будет происходить ослабление институтов. Это:
Это новые проблемы, проявившие себя в последние полтора года, либо могущие превратиться в полноценную проблему спустя какое-то время. Есть и старые проблемы, которые были унаследованы от прошлых властей или обусловлены объективными факторами:
Пашинян продолжает пользоваться харизматическим типом легитимности, но уже возникает понимание относительно необходимости перехода к процедуральной. Это сделать пока не удается и от этого будет в огромной степени зависеть то, станет ли власть в Армении устойчивой или она по-прежнему будет зависеть от рейтингов и цифр экономического роста. А от этого также будет зависеть то, будет ли гоасаппарат осыпаться при каждой нестабильности и какой будет энтропия системы. Пока что она только растет.