Несколько дней назад со-председатели Минской группы ОБСЕ призвали к субстантивным переговорам без предусловий. В воздухе повис вопрос – что они имеют в виду? Поскольку переговорный процесс по Карабаху не очень прозрачен, дипломатический язык нуждается в дополнительном переводе, а текущая ситуация порой нуждается в дополнительных разъяснениях. Фон для этого заявления довольно угрюмый. На границе Армении и Азербайджана напряженность сохраняется, недавно в результате обстрела с азербайджанской стороны погиб военнослужащий ВС Армении.

Но это – единичный инцидент, а основная фабула противостояния – это события в июле 2020 года на границе Армении и Азербайджана, ставшие одним из серьезнейших обострений между сторонами с 1994 года. См. также:

·         Что происходит на армяно-азербайджанской границе (14 июля 2020),

·         Азербайджан угрожает нанести удар по атомной электростанции. Что делать Армении? (22 июля 2020),

·         События на армяно-азербайджанской границе и их военно-политическая и дипломатическая предыстория (24 июля 2020).

Символическая победа Армении в этом противостоянии привела к пересмотру азербайджанской стратегии в Карабахском конфликте. К ней надо будет обратиться отдельно. Этот момент – основной в том, что касается последствий тех столкновений. Но не единственный.

Позиции сторон – не уверенные

Если после столкновений в апреле 2016 года в Баку сначала праздновали победу, а через пару месяцев пришло послевкусие и появилось ощущение, что победы нет, более того, нет твердых перспектив ее достижения, все же надежды на решение конфликта в свою пользу не исчезли. Но после столкновений июля 2020 года Баку потерял силовой аргумент за столом переговоров. Конечно, угроза большой войны все еще будет оставаться в числе инструментов азербайджанских властей, но она блекнет на фоне отсутствия достижений на поле с одной стороны – и скептицизма всех внешних наблюдателей с другой. При этом ситуация в Азербайджане уже не столь устойчива и это также ослабляет позиции Азербайджана.

Ослабление Баку привело к относительному усилению Еревана. Но это усиление именно относительное, а не абсолютное, поскольку позиции армянского руководства выглядят тоже неуверенными. Во-первых, Армения до сих пор не сформулировала свою позицию по Карабахскому конфликту. Предыдущие власти критикуют нынешнюю за то, что она этого не сделала и заявляла, что урегулирование должно быть выгодно всем трем сторонам, что также означает, что они оставляют решение на процесс урегулирования. Однако в действительности четкая позиция была только у Левона Тер-Петросяна. Эта позиция была неприемлема для большинства, и он ее даже в полной мере не смог высказать. У других лидеров тоже позиции не было; была негативная программа: «не может быть прямого подчинения Степанакерта Баку», «Карабах не может быть в составе Азербайджана». На этом фоне позиция, что армянскую сторону интересует «безопасность и статус» выглядит еще более размытой, но самое главное, что на столе переговоров лежит азербайджанская позиция и отсутствует армянская. Некоторым шагом вперед стали 6 принципов Пашиняна, где он оформил свое видение конфликта, хотя пока еще не представил свое видение решения.

Это обусловлено внешним политическим контекстом, заданным еще в декабре 1991 года, когда американцы решили признать границы республик СССР как границы новых государств, хотя существовал Закон о порядке выхода союзной республики из СССР, и это политическое решение противоречило правовым основам самого Союза. Но все равно армянская сторона должна была проявить инициативу и сформулировать свою позицию, работы над чем начались лишь в 2016 году, а после «Бархатной революции» были потеряны. Более-менее стройную позицию высказывали лишь власти НКР, в том числе министр иностранных дел Масис Маилян.

Слабость армянской позиции обусловлена не только отсутствием внятного видения. Июльские столкновения многие, в том числе, к примеру, в России и Турции, восприняли как армянскую инициативу и, де-факто возложили ответственность на армянскую сторону. Кроме того, прошлые высказывания армянского премьера о том, что Карабах – это Армения были восприняты критически вне страны.

Чего хотят посредники?

Посредники сейчас выступают с позиции, что переговоры нужны обоим сторонам, стороны восстановить их не в состоянии, а посредники настроены твердо и намерены последовательно проводить свою линию решения конфликта. Эта позиция выглядит уверенно на фоне некоторой неуверенности сторон, представленной выше. Но в действительности, эта позиция не столь сильная.

Своим показным оптимизмом, сопредседатели пытаются мотивировать стороны, реанимировать процесс и вернуть его к состоянию 2007-2011 гг., когда американцы и россияне предприняли довольно серьезные усилия для урегулирования Карабахского конфликта. Тогда, напомню, были объявлены Мадридские принципы, была подписана Майндорфская декларация, было сделано заявление в Л’Аквилле, была попытка параллельного урегулирования Карабахского конфликта и армяно-турецких отношений, дальше был Казанский процесс, который чуть не завершился подписанием соглашения в 2011 году. Мэтью Брайза тогда постоянно демонстрировал оптимизм, мол конфликт вот-вот будет урегулирован. Но оптимизм оказался неоправданным.

Следующая, сравнительно вялая попытка реанимировать процесс и оказать давление на стороны, была предпринята в 2016 году после «Апрельской войны», а в дальнейшем посредники считали, что высокий рейтинг армянского руководства может позволить урегулировать конфликт путем уступок с армянской стороны (что в действительности не так).

Этот процесс, по заявлению Лаврова, был начат в апреле 2019 года в рамках переговоров по поэтапному урегулированию конфликта. В армянской провластной прессе регулярно встречаются высказывания, что правительство/МИД Армении опровергли высказывания Лаврова, что некорректно. В ответных заявлениях правительства не содержалось опровержение. В армянской оппозиционной прессе часто встречается мнение, что Лавров таким образом высказал неудовлетворение политикой властей Армении в других областях и использовал чувствительный вопрос как повод. Это тоже некорректно: Лавров неоднократно высказывался по этим вопросам и без такой эквилибристики. В действительности он хотел от имени посредников напомнить армянскому руководству о том, что в апреле оно должно было (после несостоявшегося референдума по Конституционному суду и выборов в НКР) пойти дальше в вопросе урегулирования и высказал неудовлетворение именно отсутствием такого прогресса.

Де-факто тот процесс переговоров, который готовился с 2018 года и был начат в 2019 году, сопровождаясь интенсификацией встреч на высшем уровне, был сорван пандемией коронавируса и эскалацией на границе. Причем опасаясь такого развития ситуации, еще в конце июня посредники ясно дали понять, что не желают такого сценария, вероятность эскалации росла, что в итоге и произошло. После этого реанимировать переговорный процесс скорее всего не удастся. Посредники хотят прощупать почву того, насколько это возможно.

Смена министра иностранных дел Азербайджана – это серьезный сигнал о том, что с азербайджанской стороны конфигурация будет меняться. С армянской стороны сигналов о том, что политики односторонних уступок не будет, тоже много. И в этих условиях вернуться к точке февраля 2020 года, когда проводились публичные дебаты сторон на Мюнхенской конференции, Пашинян говорил о микро-революциях, готовились последующие визиты журналистов, постулировалась необходимость создания атмосферы мира, не удастся. Какой-либо прогресс до окончания пандемии в принципе трудно представим, и надо учитывать, что пандемия дала странам лишь временную передышку, а не системное улучшение ситуации.