НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО “МЕМО”, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО “МЕМО”.

***

Внеочередные выборы после гибели президента Раиси

На президентских выборах, прошедших 28 июня и 5 июля в Иране, победил Масуд Пезешкиан. Эта победа была во многом неожиданной, поскольку в Иране в последние годы абсолютно доминировали консерваторы (принципиалисты в иранском прочтении), тогда как либералы (в Иране – реформисты) были отодвинуты на обочину политической повестки. Это было вызвано, в первую очередь, провалом «ядерной сделки» СВПД, что очень хотел продвинуть бывший президент Хасан Рухани (2013-21).

Президент Эбрахим Раиси (2021-24) олицетворял консервативный курс внутри страны, а также жесткое противодействие Западу во внешней политике и поддерживал Россию в украинском конфликте. Но полтора месяца назад Раиси погиб в результате трагического инцидента и были назначены новые президентские выборы.

·       О катастрофе правительственного вертолета в Иране (19 мая 2024).

Для Ирана эти выборы стали неожиданностью, поскольку президент Раиси пользовался достаточным доверием избирателей, также как и поддержкой со стороны верховного аятоллы Хаменеи, при этом не оспаривалась и его внешняя легитимность. Внезапная его гибель вскрыла политическую систему Ирана, получившую чрезмерный крен в консервативную сторону в последние годы.

Следствием этого курса, однако, являются западные санкции, которые душат иранскую экономику: в последние 20 лет среднегодовой рост подушевого ВВП составлял лишь 1.5%, что довольно мало и, как правило, не ощущается населением. Вдобавок к этому накопились и межэтнические противоречия, а на фоне модернизации, обострился вопрос с правами женщин, что сделало для многих насущным вопрос перемен.

Эти проблемы и создали запрос на перемены, который олицетворяет победивший на выборах президент Масуд Пезешкиан. Но прежде, чем дойти до него, взглянем на расклад перед выборами. Согласно опросу Центра развития при Университете Имама Садыка (Тегеран), проведенному в конце мая, самыми популярными кандидатами являлись (М1):

• Махмуд Ахмадинеджад (президент Ирана в 2005-13 гг.) – 23.7%,
• Саид Джалили (представитель верховного аятоллы в СНБ Ирана) – 20.7%,
• Мохаммад Джавад Зариф (бывший МИД Ирана в 2013-21 гг.) – 17.7%,
• Мохаммад Мохбер (вице-президент Ирана в 2021-4 и ИО президента после катастрофы) – 7.3%,
• Мохаммад-Багер Галибаф (бывший мэр Тегерана в 2005-17 и спикер парламента с 2020 г.) – 4.8%,
• Сайед Парвиз Фаттах (министр энергетики в 2004-8 гг., директор фонда сотрудничества КСИР в 2008-14 гг., директор Фонда малоимущих в 2019-22) – 4.8%,
• Массуд Пезешкиан (министр здравоохранения в 2001-5 и депутат парламента с 2008 г.) – 4.6%,
• Мохаммад Джавад Азари Джахорми (министр связи в 2017-21 гг.) – 4.1%,
• Али Лариджани (министр культуры в 1992-4 гг., спикер парламента в 2008-20 гг.) – 3.4%

Как мы видим, картина очень разнообразная: присутствуют как принципалисты (консерваторы), так и реформисты (либералы), но значительное место занимают и люди, чью политическую позицию охарактеризовать несколько труднее. Например, Ахмадинеджад, бывший крайне консервативным президентом в прошлом, теперь занял практически противоположную позицию, критикует верховного аятоллу, поддерживает Украину и так далее.

Характерно, что основные 3 кандидата, участвовавшие в выборах, не были самыми популярными до начала избирательной процедуры. Но заявления на участие подали 80 человек, включая 4 женщины, а 30 кандидатов было исключено за несоответствие процедуре и минимальным требованиям. Из оставшихся 50 кандидатов до выборов было допущено всего лишь 6, из которых двое отказались от участия, и лишь 4 было включено в итоговый бюллетень, причем Пурмохаммади получил настолько мало голосов, что останавливаться на его кандидатуре не стоит. Процедуру фильтрации кандидатов осуществляет Совет стражей конституции (аналог Конституционного суда), в котором 12 членов, включая 6 назначенных верховным аятоллой (имамы) и 6 назначаются парламентом (юристы). Отказ опротестовать невозможно.

Низкая явка и проблемы легитимности системы

Итак, несколько популярных кандидатов не было допущено к выборам, в результате чего наблюдалась рекордно низкая явка. На первый тур выборов пришло 24.5 млн человек, в том числе 23.5 млн голосов были признаны действительными и еще чуть более миллиона было недействительных голосов. Впрочем, как и за несколько месяцев до того, выборы характеризовались низкой явкой, составившей в этот раз 40%. По сравнению с прошлыми выборами произошел просто обвал явки.

М2. Результаты I тура президентских выборов в Иране

*Примечание: доля недействительных бюллетеней высчитывается из общего числа пришедших на выборы, а доля голосов за каждого кандидата – из числа действительных голосов, т.е. с исключением голосов «против всех»

Если взглянуть на динамику явки, то она имеет отчетливую тенденцию на снижение, что дало повод критикам утверждать, что это демонстрирует упадок легитимности всей исламской республики. В действительности, нельзя не заметить определенного кризиса легитимности, связанного с разнородными проблемами, более того, речь идет о самой низкой явке за весь период исламской республики. В последние 15 лет можно видеть долгосрочную тенденцию снижения явки на общенациональных выборах, так что как минимум отчасти эта критика легитимна. Иранская пресса активно призывала голосовать на выборах, а верховный аятолла Али Хаменеи заявил: «Есть причины [низкой явки], и политики, и социологи изучат их, но если кто-то думает, что те, кто не голосовал, выступают против истеблишмента, они явно ошибаются».

Таким образом, как минимум понятно, что низкая явка является широко обсуждаемой проблемой, и даже 50%, зарегистрированные во втором туре, нельзя считать высокой явкой, особенно на фоне прошлых выборов. Но именно рекордное падение явки в первую очередь следует отнести на отказ от регистрации самых популярных кандидатов, которые впоследствии и призвали к бойкоту выборов, в том числе Махмуда Ахмадинеджада. Динамику явки можно увидеть на графике ниже.

М3. Динамика явки на общенациональных выборах в Иране, прошедших после Исламской революции 1979 года*

*Примечание: в случае, если за год выборы проводились два раза (как президентские в 1981 году), либо был второй тур (в 2005 парламентские, в 2016 году президентские), или существуют конфликтующие данные относительно явки (как парламентские в 1993 году), использовалось среднее арифметическое для отражения ситуации за конкретный год. В 2024 году – среднее по первому и второму турам президентских выборов.

С похожими колебаниями снижалась и активность на выборах в парламент, где в этот раз явка была на уровне 40.6%, а в прошлый – 42.6%. На предыдущих президентских выборах явка составляла 48.5% (раунд 2020-21 гг.), а вот ранее явка достигала 70% и выше. К этой картине стоит добавить и большое количество недействительных бюллетеней, что тоже демонстрирует массовое недовольство политикой, выборной процедурой и списком кандидатов. Интересно, что во втором туре число недействительных бюллетеней уменьшилось.

Также, во втором туре выросла явка. По результатам первого тура явка составляла 39.93%, а по результатам второго – 49.68%. Причем это не просто проценты, это 6 миллионов голосов. Все они достались Пезешкиану.

Результаты второго тура президентских выборов в Иране

Взглянем на итоговую таблицу выборов.

М4. Сравнение результатов на выборах президента Ирана – I и II туры

Характерно, что в первом туре Пезешкиан опередил Джалили с очень небольшой разницей – на 4% или 1 миллион голосов. Учитывая, что оставшиеся два кандидата представляют консервативный фланг и в сумме они получили 15.3% голосов, которые должны были отойти к Джалили, то Джалили должен был победить во втором туре. Более того, как мы уже видели, Пезешкиан не являлся не только самым популярным кандидатом, но и даже самым популярным «реформистом» в Иране (см. Модуль 1 в начале статьи), но поскольку других реформистов в бюллетене не было, те, кто пришли, голосовали за него. Власти хотели максимально сузить возможность реформистов быть представленными, но напротив, не желая того, создали для них условия, объединив всю их электоральную базу. В свое время так же ошибся Лукашенко, ограничивший всех оппозиционеров кроме Тихановской, которая и аккумулировала все недовольные голоса, что вылилось в масштабнейший политический кризис в 2020 году.

Но лично для меня было очевидно, что нельзя суммировать проценты голосов за Джалили и Галибафа в ожидании уверенной победы первого, даже несмотря на то, что Галибаф призвал голосовать за Джалили во втором туре. Если исходить из того, что низкая явка в первом туре была вызвана абсентеизмом, граничащим с бойкотом, который в свою очередь был вызван воспринимаемым отсутствием выбора, то во втором туре ситуация меняется. Выбор появляется – есть два кандидата с достаточно высокими шансами на победу, и их программы отличаются достаточно сильно – выбор не столь широк, но в условиях общественной поляризации, на самом деле, достаточен.

Мы видим характерные признаки: количество недействительных бюллетеней падает: вряд ли Джалили, как кандидат от истэблишмента, получил эти голоса; скорее всего, эти голоса достались Пезешкиану. Второе, что существенно – это то, что на 6 миллионов выросла явка. Таким образом, достигнута частичная мобилизация оппозиционного электората.

Как мы увидим в следующем разделе, провластный электорат уже и так полностью мобилизован: ему неоткуда черпать дополнительные голоса. Это не означает, что все, кто мне пришли на выборы, поддерживали потенциального кандидата от реформаторов или же вообще настроены антисистемно; но есть множество людей, которые вообще не ходят на выборы, или устали от политики. Среди политически активных же граждан, признающих и желающих участвовать в процедуре, мобилизация консервативного электората была и так высокой. Это не та ситуация, когда провластный электорат так уверен в победе, что не приходит на выборы. В Иране на сегодня ситуация не такова. Об этом свидетельствовала и более высокая явка в регионах, где победил Саид Джалили.

Что же касается Джалили, то он получил на 4 миллиона голосов больше, чем в первом туре. Если учесть, что не прошедшие консервативные кандидаты получили 3.6 млн голосов, и он получил преимущественно их голоса, то становится понятно, что подавляющее большинство пришедших на второй тур, но не участвовавших в первом туре, голосовали за Пезешкиана. Хотел бы предупредить от прямой арифметики относительно кандидатов: всегда есть какой-то переток от кандидата к кандидату и так далее, но в массе картина именно такова.

Стоит отметить и еще одно обстоятельство. Сколько в западной прессе ни писали о том, что выборы не являются свободными и честными, но все эти заявления разбились о реальность. Во-первых, в первом туре возникла реальная интрига и реальная конкуренция, а во втором – и вовсе победил оппозиционный кандидат: ведь никто не сомневается, что фаворитами от истэблишмента были Галибаф (спикер парламента, бывший мэр Тегерана и бывший командующий ВВС революционной гвардии) и Джалили (представитель Высшего руководителя Ирана Али Хаменеи в Высшем совете национальной безопасности). Получается, оппозиционер победил на выборах, и закончились они совершенно непредсказуемо, как на то обращает внимание и главнокомандующий КСИР Салами. Да, это не означает смены строя, свержения системы и т.д. А в какой стране выборы могут приводить к такому результату – и может ли такая страна в принципе сохранять стабильность? Очевидно, нет, а поэтому разговоры о том, что Пезешкиан системный кандидат – в пользу бедных и тех, кто хотел бы новой социальной революции в Иране. Впрочем, кем он в действительности является, мы обсудим позже.

Внутриполитический контекст иранских выборов

Как уже было сказано, низкая явка дала многим повод говорить о потере всей системой легитимности в глазах населения. Вопросы относительно легитимности исламской республики регулярно возникают по ряду причин. Во-первых, с момента революции Иран вовлечен в жесткое противостояние с США и Израилем, имеющими большое влияние на международное общественное мнение, включая даже сам Иран. Во-вторых, в период исламской революции из Ирана эмигрировало большое количество недовольных и, как и кубинцы во Флориде, они занимают крайнюю позицию против власти в Иране. Эмиграция, пусть и в меньших масштабах, продолжается и сейчас. В-третьих, в самом Иране регулярно вспыхивают волнения, можно вспомнить события 2022 года, когда десятки тысяч протестовали в разных городах Ирана.

В свою очередь, исламская республика пытается отвечать на эти претензии, демонстрируя сплоченность и массовость на мероприятиях, важных с точки зрения власти. В частности, церемонии похорон Сулеймани в 2020 году и Раиси в 2024 превратились в массовые шествия с участием миллионов людей в разных городах. Также, достаточно массовыми (пусть и с куда меньшим участием) становятся религиозные мероприятия и годовщины исламской революции 1979 года.

М5. Фотография с церемонии похорон президента Раиси

Источник: Euronews

Таким образом, можно понять, что нехватки в защитниках нынешний строй не испытывает. Если добавить к этому и наличие революционной гвардии и множества институтов и структур, защищающих и воспроизводящих политическую систему, власть в Иране выглядит абсолютно прочной. В то же время, регулярно вспыхивают уличные волнения, которые, кто бы что ни говорил, являются массовыми и охватывают все слои общества. Между этими двумя картинами существует противоречие, которое решается следующим образом. Вокруг политической системы существует прочное объединение ее сторонников, включая как людей, поддерживающих власть по идеологическим мотивам, так и выгодоприобретателей системы. Они постоянно мобилизованы на ее защиту, но не составляют большинства населения. Это характерно для каждой революционной идеократии, которой все еще является Иран спустя 45 лет после исламской революции.

Что же касается остальной части населения, то среди них довольно много людей, крайне критически относящихся к системе, а также есть люди, чье мнение колеблется. По сути, в самом Иране есть два полюса – лево-консервативный (принципалисты) и праволиберальный (реформисты), где первые, по сути, представляют систему, а вторые являются не очень желательными, но неизбежными гостями в ней и все еще составляющими ее органичную часть.

Как уже сказано, на протяжении последних примерно 15 лет Иран регулярно сотрясали массовые молодежные движения протеста. Основные болевые точки включали в себя вопросы прав женщин, выборы, а также прав национальных меньшинств. Поэтому протесты концентрировались в основном в Тегеране и провинциях, населенных национальными меньшинствами. Эти протесты, как правило, имели достаточно продолжительный характер, мощную энергетику и внешнюю поддержку. Внутри страны протестующих обвиняли в готовности к сговору с США, а сами они обозначали альтернативный взгляд на будущее страны. Большую роль играло также и то, что в последние годы экономическое развитие Ирана практически остановилось из-за экономических кризисов и западных санкций. 2023 год стал исключением, но этого недостаточно для заметного изменения уровня жизни. Мы касались многих из этих вопросов ранее в серии статей от 18 октября 2022 года:

• За фасадом протестов в Иране. Политическая экономия Исламской Республики и глубинные причины протестов
• Экономический застой и демографическая трансформация Ирана создали почву для массовых протестов
• Причины протестов в Иране: внутренняя политика?
• Конфликты, амбиции и имперское перенапряжение во внешней политике Ирана и их влияние на стабильности внутри страны

См. также: Зигзаги Ирана - от переворота 1953 года до революции 1979 - и далее (25 февраля 2019).

Тяжелая экономическая ситуация, вкупе с ригидностью политической системы, подтачивает легитимность власти в Иране, что, в конечном счете и приводит, в том числе, к сниженной явке на выборах, росту эмиграции и более высокой готовности к протесту, несмотря на прошлые неудачи. Это сказывается и на доверии к правительству в Иране, которое в последние годы колеблется возле отметки в 50%. Более того, явка на выборах хорошо коррелирует с уровнем доверия правительству.

М6. Динамика уровня доверия правительству в Иране

Примечания:

·        Социологические тренды приведены на основании данных Gallup до 2021 г. и оценки за 2022-23 гг. Источники: Iranian Confidence in Government Under 50% for First Time (2020), Iranians More Positive About New President (2021), Iran Votes: Lukewarm on Leadership, Cool on Economy (2024).

·        «Тенденция явки на выборах» отражает тренд доли явившихся на общенациональные выборы избирателей от общего числа избирателей, интерполированный на годы без выборов и усредненный в равных пропорциях между президентскими и парламентскими выборами

Кто такой Пезешкиан и какую политику он будет проводить?

Мы уже получили общее понимание выборов в Иране, а также того, как устроена политическая система и внутренняя политика вообще. Теперь стоит внимательнее присмотреться к личности победителя на выборах и попробовать оценить, какие дальнейшие шаги он может предпринять.

М7. Победитель президентских выборов в Иране Масуд Пезешкиан

Пезешкиан родился 29 сентября 1954 года – в текущем году ему исполнится 70 лет. Он родился в городе Мехабад в провинции Западный Азербайджан. Этнический состав населения характеризуется равным разделением между курдами (на западе) и азербайджанцами (на востоке), и сам Пезешкиан характеризует это: по отцу он азербайджанец, по матери курд, и владеет обоими языками. Это уже создает интересную ситуацию: сегодня и верховный аятолла (рахбар) Ирана – Али Хаменеи, и президент Ирана – Масуд Пезешкиан – являются азербайджанцами.

М8. Мехабад на карте Ирана

Пезешкиан – врач кардиохирург с большим стажем. Он получил образование в Тебризе, а службу проходил в Заболе (провинция Систан и Белуджистан), причем в ходе службы неоднократно выезжал на фронт. В 1994 году стал президентом Тебризского университета медицинских наук и занимал эту должность на протяжении 5 лет. Считается некоррумпированным.

Пезешкиан является преподавателем Корана, чтецом «Пути Красноречия», важнейшего текста для мусульман-шиитов. Пара фактов из личной жизни: он болеет за тебризский футбольный клуб «Трактор». Владеет несколькими языками: фарси, азербайджанским, курдским, арабским и английским. В 1993 году потерял жену и ребенка в автокатастрофе и с тех пор не женился и воспитывал троих детей самостоятельно.

В политику вошел со второй половины 1990-ых гг. В 1997 году стал замминистра здравоохранения в администрации Мохаммада Хатами (тоже политик реформистского толка), а в 2001 году стал министром здравоохранения, проработав с 2001 по 2005 гг. С 2006 года регулярно избирался депутатом Исламского консультативного совета / Меджлеса / Парламента, в том числе, был вице-спикером парламента с 2016 по 2020 г. В 2021 году выдвинул свою кандидатуру для участия в выборах, но не был допущен к участию.

Таким образом, его нельзя назвать маргиналом, радикалом или несистемным кандидатом в иранской политике. Его биографию, по крайней мере, публично известную, можно считать безупречной. По всей видимости, именно исходя из его биографии, в 2024 году власти все же решили допустить его до выборов, где он добился победы во втором туре.

Впрочем, не стоит впадать и в противоположную крайность. По этому поводу я читал несколько спекуляций. Например, что его специально привели к победе, чтобы «выпустить пар» общественного недовольства. Это не похоже на правду – власти старались добиться победы Джалили, напрямую представляющего рахбара. И его поражение, в некотором роде поражение Хаменеи, пускай и в рамках дозволенной системой процедуры. В Иране это понятно всем. Кроме того, в западных СМИ его часто называют «умеренным», чтобы избежать именования как «реформист». Стоит учитывать его достаточно жесткую критику политики и даже системы – в частности, он критикует политику обязательного ношения женского платка, требует пересмотреть отношения с Западом в сторону потепления и выступает за отмену интернет-блокировок. Это диаметральные противоречия текущему политическому курсу и это означает, что победа Пезешкиана – не больше, но и не меньше, чем победа Трампа в 2016 году или вероятная его же победа в 2024 году, что явилось неожиданностью и потрясением для системы, также – вся система работала на предотвращение этого избрания (я про США), а во Франции, Великобритании и Германии система оптимизирована для исключения таких случаев. Таким образом, Иран оказался более плюралистичным и демократичным, чем перечисленные страны, поскольку там общественные настроения оказали влияние на избрание нежелательного для системы кандидата.

При этом, хотя, к примеру, Хасан Рухани тоже представлял коалицию реформистов, но его вполне уместно было называть умеренным, поскольку он, по сути, был центристом относительно иранского политического ландшафта (а сравнивать с чем-то еще неадекватно). Его попытка урегулирования отношений с Западом через СВПД олицетворяла надежды большинства и готовность мейнстрима. Во внутренней политике Рухани не реализовал значительных изменений и был кандидатом статус-кво. Пезешкиан будет настаивать на изменениях и во внутренней, и во внешней политике. Поэтому он реформист. Но что у него получится – это вопрос отдельный, к которому мы еще вернемся.

Грант Микаелян