ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.

Россия озабочена участием россиян в террористической организации "Исламское государство", но "при этом прямой угрозы для нашей страны нет", заявил Владимир Путин на ежегодной "Прямой линии" в эфире российских телеканалов и радиостанций ¹. По его словам, спецслужбы знают примерное количество россиян, воюющих на стороне ИГ, некоторых поименно.

"Кавказский узел" подготовил расширенное интервью по этой теме со старшим научным сотрудником Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья Института востоковедения РАН, профессором Михаилом Рощиным.

По мнению эксперта, "Исламское государство" фактически раскололо подполье на Северном Кавказе на сторонников новой сетевой структуры и приверженцев прежней модели вооруженного сопротивления "Имарата Кавказ". Присяга ряда вооруженных джамаатов новой структуре может привести к серьезному росту жертв, как среди силовых структур, так и среди мирного населения в связи с внедрением новых методов и военных практик, применяемых террористической организацией "Исламское государство" (ИГ) на Ближнем Востоке, и которые представляют большую опасность, чем попытка прямого проникновения на территорию страны боевиков ИГ.

Также Михаил Рощин рассказал о мерах, предпринимаемых государством для противостояния распространению влияния ИГ на Северный Кавказ, о ситуации с религиозными общинами внутри региона, о продолжающемся оттоке комбатантов для вооруженной борьбы в Сирию, угрозах и рисках распространения практики ИГ на Северный Кавказ.

О перспективах ИГ на Северном Кавказе

"Кавказский узел": В декабре 2014 года в интервью Lifenews, комментируя факт признания Верховным судом РФ группировки "Исламское государство" террористической, вы высказали мнение о том, что в перспективе есть опасность от распространения влияния этой организации на нашу страну, в частности, на Северный Кавказ. Как бы вы оценили сегодня степень этой опасности?

Михаил Рощин: Я не говорил о прямой угрозе. Есть частичное признание со стороны военных руководителей подполья в Дагестане, есть похожий раскол в Чечне. В свою очередь ингушский амир в видеообращении на хостинге YouTube, высказываясь о поддержке борьбы братьев в Сирии, занимает выжидательную позицию и байат (присягу) халифу не дает. Очевидно, речь идет об определенном расколе салафитского подполья на Северном Кавказе.

Я не думаю, что их специально кто-то раскалывал. Это произошло в силу развития событий и появления ИГ. Для части амиров "Исламское государство" стало привлекательным, этим и обусловлен раскол. Не думаю, что кто-то специально их заставлял. Что касается "Имарата Кавказ", я говорил и ранее, что спад в деятельности организации очевиден. Отчасти и это способствовало тому, что часть амиров приняла такое решение. ИГ — это объективный факт современной жизни, это скорее общее влияние.

Для того чтобы исламский мир признал халифа, у него должны быть определенные качества. Есть критика со стороны известного и признанного мусульманами ученого Юсуфа аль-Кардави, отношение к ИГ в исламском мире, в том числе среди салафитов — разное. По мнению Кардави, сама декларация о создании ИГ не основана на Шариате, имеет опасные последствия для суннитов в Ираке и для восстания в Сирии ². Это существенное заявление, потому что Карадави очень известен. Также идет критика со стороны международных суфийских кругов. Кроме того, 126 имамов и мусульманских ученых в конце сентября 2014 года написали письмо лидеру ИГ Аль-Багдади и обвинили его в том, что он искажает трактовку Священного писания, Корана и хадисов для обоснования своих действий ³. Так, муфтий Саудовской Аравии Абдуль-Азиз ибн Абдулла аш-Шейх в конце августа 2014 года осудил не только ИГ, но и деятельность "аль-Каиды". Он сказал, что экстремистские воинствующие идеи и терроризм, распространяющиеся по Земле, направлены на уничтожение человеческой цивилизации, и ни в коей мере не являются частью ислама, а являются врагами ислама, и мусульмане являются их первой жертвой ⁴.

На сегодня не очевиден рост степени угрозы распространения "Исламского государства" на Северном Кавказе. В последнее время само ИГ испытывает затруднения. Например, сдан Тикрит, натиск коалиции увеличивается.

КУ: В том же интервью одной из причин массового принятия призыва ИГ вы назвали то, что "среди мусульман широко распространено мнение о том, что они были унижены колониальным Западом. При появлении таких монстров, как их можно назвать, организация "Исламское государство" дает понять этим людям, что за исламом стоит довольно серьезная военная сила". У приезжающих воевать с Северного Кавказа иные мотивы, или же они едут, чтобы сражаться с Западом?

МР: Антизападные настроения присутствуют, однако молодежью больше движет понимание того, что они реально ведут борьбу с мировым злом, за ислам.

О пособниках ИГ на Северном Кавказе

КУ: Каким оценкам о численности боевиков с Кавказа в ИГ вы склонны доверять? Сколько из них, по-вашему, чеченцев (из Грузии или Чечни), а сколько из других регионов Кавказа?

МР: По тем данным, что у нас есть ⁵, Умар аш-Шишани руководит северным фронтом, и под его руководством действуют бригады Хаттаба, Басаева, Дудаева, джамаат Абу-Ханифы численностью от 700 до нескольких тысяч человек (данные открытых источников, в том числе ФСБ. - Прим. МР). Северный фронт – это достаточно важная территория, учитывая то, что там сейчас происходят вооруженные столкновения. Это территория в районе Ракки (Ра́кка - одна из 14 провинций (мухафаз) на севере Сирии. — Прим. "Кавказского узла"), приграничная с курдами. Насколько она важна в общей структуре ИГ - я не владею такой информацией. Названия бригад связаны с тем, что речь, скорее, о ребятах, прибывающих из диаспоры, чем из современной Чечни, потому они используют такие названия.

В качестве условного предположения можно поставить цифру в 700 человек под его управлением - это чеченцы, но это не означает, что они приехали из современной Чечни. Долина Панкиси вряд ли может быть источником такого массового участия, там небольшое население. Скорее, это из диаспоры, я думаю, из нее больше, чем из самой Чечни, в том числе и по причинам, что в Чечне ситуация достаточно жестко контролируется, и если человек уезжает — то это с концами. В Дагестане такой ситуации нет.

Кавказ после "хиджры"

КУ: Достаточные ли меры предпринимает государство, спецслужбы на Северном Кавказе для изменения тенденции массового принятия призыва совершить "хиджру" в Сирию? Или же наоборот, такие меры отвечают интересам России, ведь чем больше боевиков уедет из страны, тем меньше будет их активность?

МР: Совершенно очевидна вещь, что чем больше людей уезжает, тем меньше их активность на территории России. Заинтересована ли Россия в этом — сложно сказать, потому что чем больше уедет, тем больше сможет впоследствии вернуться, и это может создать определенные сложности в будущем. Все эти оценки носят предположительный характер, что там будет - не ясно, и куда эти люди дальше двинутся, и удастся ли это ИГ на Ближнем Востоке подавить, ведь судя по последним событиям в Тунисе, пока это движение разрастается. Пока статистика "Кавказского узла" показывает, что действий, предпринимаемых государством и спецслужбами, достаточно, потому что активность радикального подполья спадает.

КУ: Известно, что ИГ активно использует интернет-пространство, имея только "Твиттере", по подсчетам Института Брукинса (США), около 46 тысяч аккаунтов сторонников, о чем сообщил The Wall Street Journal ⁸. В частности, по мнению обозревателя "Коммерсанта" Мусы Мурадова, основная часть чеченцев, участвующих в вооруженном конфликте в Сирии, получила первоначальную идеологическую обработку в Интернете. В интервью "Кавказскому узлу" кавказовед Ахмет Ярлыкапов отметил отсутствие контрпропаганды и единого подхода структур, которые оказались не готовы к этому новому вызову. Как вы оцениваете интернет-наступление ИГ, оно по-прежнему успешно или пошло на спад? Что нужно ему противопоставить? Верите ли вы в эффективность контрпропаганды?

МР: Сегодня молодежь привлекает романтика, "Исламское государство", где, как они думают, они борются с западными ценностями. Однако в общей массе, это, конечно же, небольшое число активистов в сравнении со всем исламским миром. Например, Юсуф аль-Кардави высказался категорически против этого движения. ИГ потеряло и Иорданию после истории с летчиком (сожжение лейтенанта иорданских ВВС Муаза Юсефа аль-Касасба 3 января 2015 года и заваливание его останков камнями. — Прим. "Кавказского узла"). Система родственных связей в арабском мире играет большую роль, как и на Северном Кавказе, и призыв отомстить нашел свой широкий отклик.

Я не специалист в области контрпропаганды, чтобы давать какие-то рекомендации. Мне кажется, что если будет больше правдивой информации о том, что реально происходит на территории ИГ, в Сирии, то количество сторонников не будет так быстро расти.

Пример с организованным митингом против карикатур в Чечне можно назвать удачным примером контрпропаганды. 

Кадыров против радикалов

КУ: Тянет ли Рамзан Кадыров на роль нового духовного лидера? На ваш взгляд, пользуется ли он авторитетом в мусульманской умме Северного Кавказа?

МР: Есть некоторое заблуждение, что ислам - это религия, которая с политикой никак не разведена. Но на самом деле наш крупный ученый Василий Бартольд в работе "Халиф и султан", написанной еще в 1912 году, а на тот момент (речь об Османской империи, без привязки ко времени, в целом аспекте. Одновременно это период заката Османской империи XIX - начала XX века) султан считался одновременно и халифом, показывает существование неправильного понимания, что духовная и светская, политическая власть в исламе - это одно и то же. Поэтому если посмотреть на Кадырова - он исполняет роль политического лидера. Учитывая мозаичность нашего Северного Кавказа, любой руководитель, даже самый хороший, одной из республик, не всегда может также восприниматься представителями другой республики. Таких примеров пока не было.

О кризисе традиционного ислама

КУ: Согласны ли вы с тем, что местные мусульманские лидеры оказались не готовы предложить нечто, что может противостоять этому новому вызову? В частности имам-хатыб московской мемориальной мечети Шамиль Аляутдинов заявил ⁹: "Если человек дотуда дошел (если человек попал в халифат, стал боевиком ИГ. — Прим. "Кавказского узла"), то он настолько уже психологически зависим от этого, что его оттуда никакие аргументы уже не вытащат". Значит ли это, что местный ислам, в частности, на Северном Кавказе, перестал быть притягательным для некоторой части молодого поколения кавказцев?

МР: Это разные вещи. Определенный кризис традиционного ислама имеет место. Это связано не столько с сирийским конфликтом, появилась возможность проникновения широкой исламской мысли после падения СССР и свободного выезда в арабские страны для обучения. Сирийский конфликт лишь обнажил противостояние с Западом. Мусульманские республики Северного Кавказа являются частью России, но в культурном смысле они больше тяготеют к другим мусульманским странам и в этом смысле к Ближнему Востоку, и при работе в этих обществах это надо иметь ввиду всегда.

КУ: Говоря о религиозном многообразии Дагестана, вы указали, что ДУМ Дагестана не в состоянии контролировать все мечети ¹⁰. Тогда же вы говорили о непривлекательности ДУМ, его ограниченности одним течением ислама - последователями шейха С. Эфенди Чиркейского. Сегодня картина та же? К чему приведет отсутствие консенсуса в учреждениях, призванных объединять и контролировать умму?

МР: ДУМ - это вполне самостоятельный игрок на дагестанском поле, и они в последнее время стараются много делать, у них свое телевидение, свое издательство, много образованной молодежи является сторонниками официальной линии. Не надо считать, что это обязательно совпадает с линией главы республики. У них есть своя позиция, играющая важную роль с тем, чтобы противостоять именно экстремистским тенденциям. Все же, когда люди видят, что мечети работают, в разных мечетях имамы придерживаются разных взглядов - это благоприятно сказывается на общем религиозном климате.

КУ: Комментируя в студии РБК ¹¹ факт появления второго фронта для ИГ в Ливии, вы подчеркнули, что причиной является раздробленность и политический хаос. Исходя из вашего вывода о том, что ИГ, его ячейки, появляются там, где существует хаос, можно ли прогнозировать, что при каком-то развитии событий ячейки ИГ могут появиться на Северном Кавказе?

МР: Ячейки могут появиться, и фактически это произошло среди молодых командиров, присягающих ИГ - прежде всего речь о Дагестане и Чечне. Тут надо понимать, что ближневосточный халиф не будет отдавать им какие-то приказы, так как у него большие проблемы на основной территории, где давление усилилось, халиф им не сможет реально помогать. Здесь и большое расстояние между Ближним Востоком и Северным Кавказом. Скорее речь идет о зонтичной структуре, потому что ИГ продемонстрировало себя наиболее сильной организацией радикально-салафитского типа. Но среди самого подполья халифат признали не все, например, Кебеков, который более ученный человек, в отличие от этой молодежи, следовательно, у него есть какое-то видение со своей позиции, как мусульманского ученого, и это неслучайно.

КУ: В одной из ваших публикаций ¹² вы утверждали, что "исламский фундаментализм на Северном Кавказе не имеет принципиальных отличий от исламского фундаментализма в других регионах мира". Как вы трактуете 12 лет спустя фундаментализм, учитывая, что на Ближнем Востоке идет война, а на Кавказе - перманентный мир?

МР: Я говорил в статье о фундаментализме, как о салафизме, как о направлении религии. Тогда никто не знал и о том, что начнется гражданская война в Сирии, и она началась не по причине межрелигиозных противоречий.

Любое течение развивается, как и Ислам в целом. Нельзя считать, что он сейчас такой же, как во времена пророка Мухаммада или праведных халифов. В Сирии были проблемы не только с кризисом религиозным, который имел место, и ясно, что салафиты были недовольны, и это было связано и с отцом Асада, который жестоко подавил восстание братьев-мусульман. Были разные проблемы, и их нельзя сравнивать с той ситуацией, которая существует на Северном Кавказе. Сейчас там относительно спокойно, хотя мы помним две кровопролитные войны.

КУ: Вы также выделили в 2003 году, цитируя Б.Кебедова, один из принципов фундаменталистов: "для нас географические и государственные границы не имеют значения, мы работаем и действуем там, где это возможно" ¹³.

При этом известны призывы лидера "Имарата Кавказ" (признанного в РФ террористической организации) не выезжать воевать в другую страну, наоборот вернуться и "совершать джихад" в России, как можно прояснить такое противоречие?

МР: Противоречие может и существует, но Кебедов говорил о единстве мусульман, как религиозный деятель. "Имарат Кавказ" в принципе не имеет устойчивых границ, но существует как организация в большей степени, чем государство, со своей структурой, позицией, взглядами, политикой, которая тоже менялась. Кебедов к эпохе "Имарата" прямого отношения не имеет, а связан с ним в смысле генезиса.

КУ: Насколько сегодня на Северном Кавказе популярна и поддержана идея джихада, больше чем при умаровском лидерстве "Имарата" или меньше?

МР: Существуют разные измерения джихада, есть вооруженный, а есть в понимании усилий изменить вокруг себя мир, исламизировать среду. И эти усилия, может быть, даже более сложный джихад, потому здесь возникает разное понимание того, какой джихад нужен в тот или иной момент. Отказ от самоподрывов, отказ от того, чтобы были смертницы — это не означает, что "Имарат" отказался от джихада, но означает, что он переводит его в другое направление.

Одно дело, что есть понятие о кавказском "Имарате", есть понятие об "Исламском государстве", и в последнее время ИГ выступило конкурентом "Имарата", поэтому поддержка того или иного образования, так или иначе связана с джихадом. Потому, если уменьшилась поддержка кавказского "Имарата", это не значит, что уменьшилась поддержка сторонников джихада.

КУ: В той же статье ¹⁴ вы утверждали: "фундаментализм как таковой, дающий ясные и упрощенные ответы на запросы религиозного сознания, остается по-прежнему привлекательным для мусульманской молодежи". На чем сегодня строится притягательность исламского фундаментализма? Чем, по-вашему, объясняется рост популярности идеи исламского государства на Кавказе?

МР: Само понятие "исламское государство" не очень простое. В истории мы видели, что часто под ним подразумевались разные вещи, например, суфии и люди из ДУМ Дагестана тоже хотели бы иметь исламское государство, но говорят, что общество не подготовлено; и ясно, что тоже хотели бы построить общество на Шариате, но понимают это иначе, чем салафиты. И если мы возьмем современный мусульманский мир, в разных странах концепция исламского государства понимается по-разному.

Понятно, что для талибов современное исламское государство Афганистан таковым не является. В Пакистане, где гораздо больше, чем в другой стране думали об исламском государстве, возникшем на противостоянии индуистскому государству, понимание исламского государства там тоже менялось. Сама идея привлекательна как идеал. 

У мусульман он совпадает со временем пророка Мухаммада, первых праведных халифов, они верят, что в те времена было больше порядка, был идеальный социальный строй, справедливость, и есть желание вернуться к тому времени и строю. Идеал исламского государства не до конца формализован, и у разных групп мусульман он имеет большую притягательность.

КУ: Попытка построения исламского государства наблюдалась в конце 90-х, когда в селах Карамахи и Чабанмахи Буйнакского района Дагестана осуществлялась программа "Джамаата". Идея была притягательна, в эту маленькую ваххабитскую республику, жившую по законам Шариата, стекалась в поисках "чистого ислама" молодежь со всего Дагестана и других республик Северного Кавказа. Если провести аналогии — посыл сегодня тот же? Молодежь ищет простых и ясных ответов на запросы религиозного сознания и не находит их в заведениях типа ДУМ? 

МР: Это действительно была попытка осуществления на маленькой территории концепции справедливого исламского государства. Она, в конечном счете, оказалась не совсем удачной, но попытка была предпринята.

Что касается современной молодежи, то ситуация изменилась, и люди, которые идут в салафизм, которые предпочитают выбрать это течение внутри суннизма - они более подготовлены и образованы, чем поколение 90-х, и в этом смысле это люди, старающиеся больше разобраться в основах исламского вероучения, существуют кружки, читаются лекции, выступают специалисты по мусульманскому праву - это новое поколение.

Сейчас изменилось количество источников информации, люди более образованные приезжают и могут это доносить до своих сторонников, в Интернете много ресурсов, где человек может найти дополнительные источники информации. В 90-е этого не было. Ситуация изменилась, течение осталось, последователи остались, просто все это претерпело определенные изменения.

Портрет джихадиста

КУ: Как бы вы описали сегодня портрет тех, кто стремится принять призыв "сделать хиджру", оказаться на передовой в Сирии, Ираке? 

МР: Люди по разным причинам приходят к салафизму. Я бы не сводил религиозные поиски людей к чему-то одному. В 90-е годы в Сирии было спокойно. Сегодня там и в Ираке идет гражданская война. Не думаю, что именно люди с проблемами с законом пытаются сбежать от правосудия. Роль играет религиозный фактор, фактор молодости, ложно понимаемой романтики.

КУ: Некоторые комментаторы характеризуют приверженцев салафизма на СК, как людей с трудной биографией, без определенного рода занятий, что некоторые нашли в джамаате убежище, скрываясь от правосудия, другие приходили из протеста против чиновничьего произвола в коррумпированном обществе. В частности, под это описание подпадает житель Панкиси Тархан Батирашвили, осужденный за хранение оружия, ныне воюющий в северном секторе Сирии. Насколько его пример попадания в ИГИЛ характерен для молодых людей, имеющих трудности с реализацией себя в обществе? Что должно в этом смысле предпринять государство, духовные центры?

МР: Он прошел службу в армии в Грузии, стал неофитом, его сложно подтянуть к России, он жил на территории Грузии. Очевидно, что такая молодежь больше подвержена риску. Люди едут по разным причинам. Например, на стороне ополченцев на юго-востоке Украины сражаются и два чеченских отряда, вполне взрослые люди, и, вероятно, ими двигают разные мотивы. Государство и духовные центры должны работать с разными направлениями в суннитском исламе, содействуя внутри исламскому диалогу и, как пример такой работы, можно привести диалог между суфиями и салафитами в Дагестане в 2012 году.

КУ: В целом Тархан Батирашвили  фигура скорее мифологизированная, или реально его можно отнести к лидерам ИГ?

МР: Я думаю, что это реальная фигура. Вокруг него, как в таких ситуациях бывает, какой-то ореол мифов есть, но это реальная фигура.

КУ: Считаете ли вы случайным такой карьерный рост выходца с Кавказа или связанным со значительным числом рядовых боевиков из региона, что востребовало местного руководителя?

МР: Хорошо известно, что чеченцы за две войны показали, что они умеют воевать, в принципе это достаточно хорошо известно, и это должно цениться там. Скорее всего, он как-то себя проявил, он человек с военным опытом.

Возможен ли кавказский фронт ИГ?

КУ: В сентября 2014 года сторонники "Исламского государства Ирака и Леванта" распространили видеозапись, в которой обвиняли Россию в поставках вооружения президенту Сирии Башару Асаду и угрожали начать войну на Кавказе. Насколько, по-вашему, реально воплощение этой угрозы? Какая форма войны уже проявляется на Кавказе?

МР: Подпольное движение существует, его активность относительно снизилась. Реализация этой угрозы относительно маловероятна. Сторонники ИГ могут опираться на какую-то самостоятельную местную активность, не более.

КУ: Ваше мнение о подлинности обращения официального представителя ИК шейха аль-Аднани? Что оно может значить для Кавказа?

МР: Такие же заявления были и по Италии, где, конечно, при определенной подготовке осуществить какой-то теракт возможно. Во Франции у радикальных мусульман хорошая опора есть в виде большой диаспоры из Магриба. Они могут делать любые громкие заявления из пропагандистских целей. Но говорить о том, что формирования "Исламского государства" могли бы начать регулярные военные действия на Северном Кавказе - я бы сказал, это весьма проблематично. 

КУ: Снижение количества жертв в ходе противостояния на Северном Кавказе в 2014 году некоторые эксперты увязывают, в частности, с отъездом части радикально настроенных людей в Сирию. Согласны ли вы с этим выводом или видите другие причины? Значит ли это, что в случае их возвращения жертв на Кавказе прибавится?

МР: Отчасти согласен. Поскольку молодежь горячая, конечно, и в Дагестане, и в Чечне мало что реально можно сделать, кроме самоподрывов, и опять же надо иметь в виду, что тот же кавказский "Имарат" сам себя обескровил, самые подготовленные силы уже погибли. В Сирии у них появилась цель, там возникло "Исламское государство", обладающее финансами, реально берущее города, применяющее новую военную тактику, передвигающееся на машинах с пулеметами, у них появился некий реальный стимул, потому что ясно, что на Северном Кавказе такого рода активизм сегодня невозможен.

КУ: Подтверждаете ли вы вывод КУ о 15% росте жертв в Чечне в 2014 году? Как можете его объяснить?

МР: Обстоятельство роста имело место, поскольку было осуществлено несколько террористических актов, однако сути дела это не меняет. Если сравним прошлогоднюю активность в Чечне с тем, что было в конце второй войны — то это вещи несопоставимые. Инциденты возможны всегда, даже при самом большом порядке. Речь в данном случае идет о заметных инцидентах в конце прошлого года, о двух случаях. Здесь любой математик скажет, что это в районе погрешности. Делать из этого выводы о росте - не стоит. Ранее такие случаи происходили каждую неделю.

Немцов. Угрозы террора ИГ для России

КУ: Считаете ли вы теракты в Волгограде 2013 года связанными с ИГИЛ?

МР: Очевидно, эпизод был не случайный, идея была совершенно ясная, нагреть ситуацию перед Олимпиадой.

КУ: Вопрос об исламской подоплеке убийства Бориса Немцова, причастность к организации этого преступления жителей Северного Кавказа — допускаете ли вы, что ИГ в России может заняться политическим террором?

МР: Единственное заявление, которое делал Немцов относительно публикаций "Шарли Эбдо", не тянет на то, чтобы реально спровоцировать убийство этого человека. ИГ не единственный игрок на этом поле, но почему мы должны связывать весь активизм боевиков с деятельностью этой организации? У меня ощущение, что деятельность ИГ больше антизападная.

На данной стадии я не просматриваю возможности того, что ИГ может заняться политическим террором, безотносительно случая с Немцовым. Позиция России в конфликте с этими исламскими радикалами не на первом плане.

КУ: Стоит ли ожидать от лидеров ИГ реакции на присягу амиров Дагестана?

МР: Такие факты не остаются незамеченными, потому что тем самым поднимается престиж. Даже если тот или иной очередной присягнувший лидер ничего делать не будет, это даст ИГ возможность говорить о расширении влияния.

Я не знаю, будут ли они в этой связи присылать каких-то эмиссаров, этот вопрос вне моей компетенции. Просматривая список потенциальных сторонников ИГ, надо сказать, что Северный Кавказ не в первом ряду, есть более заметные группы, как например "Боко харам" в Нигерии - группировка, которая гораздо крупнее по численности и контролирующая целые районы.

КУ: Какие изменения в деятельности присягнувших амиров и их боевиков вы ожидаете?

МР: В ближайшее время никаких. Присяга некоторых амиров говорит и о внутренней конкуренции.

КУ: Ожидаете ли вы публичных казней и использования тех форм террора, от которых отказался "Имарат Кавказ"?

МР: Такая жестокая практика свойственна Ираку исторически, по крайней мере, в ХХ веке, если вспомним, в том числе деятельность Саддама Хусейна, там всегда с оппонентами поступали очень жестко.

КУ: Так же как "Боко харам", боевики Северного Кавказа, вероятно, планируют после присяги вести деятельность в своем регионе?

МР: "Боко харам" более мощная группировка, мы помним, что они смогли захватить большое число заложников. Нигерия - это очень крупная страна, и не надо сравнивать ее с Северным Кавказом. Все условно, но весь Северный Кавказ даже со всеми республиками относительно небольшой регион. Он просто разнообразный. Народ на Северном Кавказе устал, у меня такое ощущение, что там нет большого желания воевать.

МР: С марта 2015 года против БХ вооруженные силы Нигера и Чада проводят наземную и воздушную наступательные операции.

Я думаю, что в ближайшее время это маловероятно. На Северном Кавказе это вызовет отторжение у населения и не будет понято. Боевики тоже в определенной мере зависят от населения. 

С Михаилом Рощиным беседовал корреспондент "Кавказского узла" Магомед Туаев

2 апреля 2015 года

Примечания:

1. Путин заявил об отсутствии прямой угрозы для России со стороны ИГИЛ // РИА Новости, 16.04.2015.
2. Islamic State leader Abu Bakr al-Baghdadi addresses Muslims in Mosul // The Telegraph, 05.07.2014.
3. Muslim Scholars Release Open Letter To Islamic State Meticulously Blasting Its Ideology // TheHuffingtonPost.com, 25.09.2014.
4. Saudi Arabia’s Grand Mufti denounces Islamic State group as un-Islamic // Reuters.Com, 25.09.2014.
5. Treasury Designates Twelve Foreign Terrorist Fighter Facilitators // U.S. Department of the Treasury, 24.09.2014.
6. ФСБ РФ: В рядах боевиков в Ираке воюют почти две тысячи россиян // РГ, 20.02.2015.
7. Турция за два года депортировала 830 европейских джихадистов, направлявшихся в Сирию // NEWSru.Сom, 11.09.2014.
8. Report: ISIS Backers Used at Least 46,000 Twitter Accounts in 2014 // The Wall Street Journal, 6.03.2015.
9. Московский актер погиб в боях в Сирии на стороне "Исламского государства" // НТВ, 24.01.2015.
10. Выступление М.Рощина на "круглом столе" "Современная ситуация на Северном Кавказе и перспективы развития",  // Youtube - Яблоко ТВ, 12.05.2012.
11. Ливия - нефтяной ИГИЛ // РБК-ТВ, 19.02.2015.
12. Фундаментализм в Дагестане и Чечне // Отечественные записки. Выпуск журнала № 5 (14) 2003.
13. Фундаментализм в Дагестане и Чечне // Журнальный зал - Отечественные записки, №5, 2003.
14. Фундаментализм в Дагестане и Чечне // Отечественные записки. Выпуск журнала № 5 (14) 2003.
15. Официально: ИГИЛ идет на Россию // Vesti.Lv, 14.03.2015.