Почти год назад я написал на тему того, чем отличалась грузинская «Революция роз» от армянской «Бархатной революции» (см. Грузинская «революция роз» 2003 года и армянская революция 2018 года: сходства и отличия). Сейчас, в связи с пятилетием «Евромайдана», я хочу провести параллели – теперь с Украиной. На первый взгляд, отличия очевидны – серьезный внешний фактор в случае Украины – и его отсутствие или почти полное отсутствие в Армении. О внешнем факторе см. Уроки «Евромайдана» пять лет спустя. Противостояние России и Запада – причины. Но сводить все к внешнему фактору – это крайнее упрощение, и я бы хотел сфокусироваться на разных аспектах, включая культурные, организационные, внутриполитические, исторические, экономические и так далее. Удобнее всего это будет через сравнение с Арменией.
Фото: Тарас Гирник (Taras Girnyk), Радио Свобода (из статьи "Евромайдан. Революция от начала до конца").
А. Внутренняя политика
В Украине к 2013 году налицо был серьезный раскол элит. В первую очередь, это касается олигархов. Разные олигархи были по разные стороны баррикад. Из очевидного – против власти выступал Порошенко и Коломойский, представляющие серьезные капиталы, в то же время обладающие серьезными медиаресурсами. У Коломойского есть телеканал «1+1», а у Порошенко был «5 канал», а сейчас есть и еще ряд телеканалов, например, «Прямой». Кроме того, в украинской политике достаточно большая конкуренция – выборы конкурентны и заранее нельзя сказать, кто победит – ни на президентских, ни на парламентских выборах. Сам Янукович вызывал серьезное раздражение местных элит, поскольку его семья и патрон-клиентские группы, существовавшие вокруг него, занимали все ключевые позиции в стране, что не очень характерно для Украины. Наконец, в стране был очень высокий уровень коррупции. С 1990-ых гг. в этом смысле ничего не изменилось – ни во времена Кучмы, ни во времена «оранжевых», ни уже при Януковиче – и, кстати, даже сейчас, Украина остается одной из самых коррумпированных стран евразийского континента.
В Армении к 2018 году сколько-либо выраженного раскола элит не было. Наоборот, была консолидация элит, правящей партии удалось эффективно собрать почти весь олигархат под своей крышей, а если даже кто и не хотел, они все равно сотрудничали с властью и были для нее удобны. Окончательным шагом в этом направлении было создание «рейтинговой системы». Соответственным образом, власть контролировала и крупнейшие медиаресурсы. Они, как правило, вели умеренную информационную политику, но были лояльны власти, по крайней мере в том, что касается вещательных телевизионных СМИ. При этом, росло число альтернативных СМИ, которые и позволили совершить революцию. Но это были именно альтернативные СМИ, а не центральные, как в случае Украины. (см. Медиа-ландшафт Армении и протесты (статистика и анализ)). Уровень доминирования власти, в том числе присутствия семьи президента в экономике и политике, рос, также, как и в Армении, и это раздражало всех остальных игроков, снижая их лояльность власти. В Армении был гораздо более низкий уровень коррупции, хотя ее наличие по-прежнему раздражало общество.
Итак, во внутренней политике различий больше, чем сходств; украинская политика была куда более плюральна по сравнению с армянской. В первую очередь это можно объяснить ситуацией на региональном уровне. Что касается СМИ, то интересный результат зафиксирован в следующем: в Украине произошла консолидация медиа-поля и ограничение пространства свободы слова, а в Армении – наоборот. (см. Свободны ли армянские СМИ? Ситуация в медиа-пространстве до и после «Бархатной революции»).
Б. Расклад на региональном уровне
Главным источником украинского плюрализма являлась территориальная протяженность и региональная разобщенность страны. Большую картинку составляло то, что в Украине было два макрорегиона – «пророссийский» юго-восток и «прозападный» северо-запад. Эти регионы отличались в культурном, религиозном (см. История раскола православного мира – от Флорентийской унии и Переяславской рады до независимости Украины, Крыма и автокефалии УПЦ), языковом смысле. Кроме того, были и экономические факторы. Юго-восток был завязан на Россию – множество крупных промышленных предприятий юго-востока Украины снабжали запчастями и сырьем российскую военную и космическую отрасль. Есть и еще одно важное отличие – запад Украины сельский, а восток – городской. Если смотреть на города с численностью населения от 100 тысяч и выше, то почти половина украинских городов были сосредоточены на Донбассе. Однако важен не столько характер расселения как антропологическая характеристика региона, сколько наличие «агломерационного эффекта», дополнительно усиливающего крупные города. А если смотреть на города-миллионники, то в Украине их было несколько – Киев, Харьков, Одесса, Днепропетровск и Донецк, то есть четыре из пяти находились на юго-востоке страны. И в каждом регионе формировались свои мощные элиты, особенно учитывая, что они имели доступ к ресурсам. В частности, донецкие элиты экспортировали уголь (в первую очередь, олигарх Ахметов), в Одессе есть порт, Харьков имеет диверсифицированную промышленность, а также серьезную образовательную базу, в Днепропетровске также находилось множество крупных советских предприятий, например, Днепромаш, директором которого был в свое время Леонид Кучма. Кстати, из Днепропетровска также происходит Юлия Тимошенко и множество других украинских политиков. Мощи Киева не хватало для подавления регионов. В результате сильные регионы стали выдвигать альтернативные политические концепции (тогда как Киев имел твердую прозападную ориентацию), а попытка Киева их подавить уже после революции вылилась в гражданскую войну (с участием России).
В Армении ситуация отличается. Культурно Армения довольно монолитна – и в этническом, и в языковом плане различий практически нет. Крупнейшее этническое меньшинство страны – езиды – составляют порядка 1.2% населения (см. Езидская община Армении, армяно-езидские отношения и демография езидов Армении), а единственная сколько-либо заметная в политическом смысле субэтническая группа – это карабахцы, и этот фактор стал важным в ходе противостояния. Карабах не находится в границах Республики Армения, что серьезно ограничивает участие рядовых карабахцев в делах Республики Армения, но карабахские элиты оказались очень успешными в занятии власти в Армении, сформировав устойчивую патрон-клиентскую группу, которую многие публицисты называли «карабахский клан». В экономическом смысле Армения очень консолидирована – Ереван – это треть населения, а Ереван с округой – юг Котайкской и Арагацотнской областей, север Араратской и восток Армавирской, чисто демографически образует урбанистический узел с населением примерно полтора миллиона, то есть половина или более половины населения страны; что же касается экономики, то в этом регионе сконцентрировано порядка 75% ВВП страны. Соответственно, все ресурсы сконцентрированы в этом регионе и подавлять всю остальную страну центральным элитам не составляет никакого труда. При этом, в Армении немало региональных лидеров и в экономике, и в политике, и во всех остальных отношениях. Просто им недостает «веса», и они по этой причине подчинялись общей логике, сформированной центральными властями.
Итого, в Украине произошел серьезный раскол между частями страны, что и предопределило дальнейшее развитие событий – более молодой, идеологически заряженный и поэтому активный Запад страны «переборол» более пассивный и стареющий Восток. В Армении конфликта не было – вся страна была против Сержа Саргсяна и поэтому последствий в виде раскола страны не было. Экономические элиты, сконцентрированные в центре, напротив, были более-менее консолидированы вокруг Саргсяна, но они постепенно уступили улице и теперь медленно идет процесс их подчинения новым властям.
В. Экономика
Перед «Евромайданом» Украина испытывала довольно продолжительный период застоя или нулевого роста. В 2012 году рост ВВП составил 0.2%, в 2013 году – 0.0% и примерно так же начался 2014 год. Учитывая катастрофический обвал в 2009 году, получилось, что и к 2014 году у Украины не было шансов на восстановление экономики, что создавало раздражение общества. Оно усиливалось региональным конфликтом, а также усилением присутствия донецких элит и в частности – семьи Януковича. Впрочем, и сейчас экономика не в состоянии приблизиться к уровню 2008 или даже 2013 года. После «Евромайдана» начался продолжительный спад экономики, который страна так и не сумела полноценно преодолеть. Даже к уровню экономического развития, имевшемуся на 2013 год придется возвращаться еще лет 5, то есть скорее всего лишь к 2023 году этот уровень будет достигнут – если ничего негативного не случится на глобальном уровне. Эти негативные тенденции довольно сильно связаны еще с первым «Майданом». Тогда начавшийся в 2002-4 гг. рост промышленности полностью остановился вплоть до кризиса 2009 года. В 2006-7 гг., на фоне быстрого роста мировой экономики, определенный спекулятивный рост наблюдался и в Украине, однако рост был скорее в секторах строительства и услуг, чем в промышленности – и поэтому он не оказался устойчивый. Украина пострадала от российских проблем с нефтью, от «газовых войн» с Россией – и от разрыва связей с Россией. На это также накладывалась определенная степень деинституционализации – наблюдавшаяся как после первого, так и после второго «Майдана». Причем последствия второго в этом смысле до сих пор не преодолены. Уровень безопасности, защищенности активов и капиталов и вмешательства политики в экономическую сферу до сих пор очень высок. Наконец, Европейский союз так и не предоставил Украине тот самый доступ к своим рынкам, который так необходим Украине чтобы состояться как экономика. И, хотя, казалось бы, подписана Ассоциация с ЕС, этого недостаточно – соглашение содержит больше положений, защищающих европейский рынок, чем открывающих его для Украины.
Ситуация в Армении имеет больше отличий чем сходств с Украиной. Начну со сходства: рост реального сектора экономики в Армении в 2004-2008 гг. тоже был очень небольшим. И поэтому обвал экономики был примерно того же порядка: ВВП Украины упал в 2009 году на 14.8%, а Армении – на 14.1%. В случае Армении это было вызвано тем, что власти «поставили» на строительный сектор и импорт товаров, на это же ориентировался крупный бизнес. И в результате – экономический спад и девальвация национальной валюты. В дальнейшем, однако, рост экономики продолжился – в 2012 году ВВП вырос на 7.2%, в 2013 году – более 3% и продолжался в дальнейшем. Таким образом, Армения вошла в революцию на пике своей экономической формы. Это может казаться странным, но на самом деле – это ближе к закономерности – так бывает часто: революции часто происходят не в худший период истории страны, а в лучший – или после небольшой «заминки», но не на фоне депрессии. Даже ситуация в Венесуэле, которая уже «уплыла» на сто лет в прошлое, показывает это. Армения имеет почти тот же уровень доступа к европейскому рынку, что и Украина, но имеет полный доступ к российскому рынку. В то же время, после революции 2018 года наблюдалось замедление реального сектора экономики. Однако замедление это может быть эффективно преодолено, по крайней мере, новые власти прилагают к тому серьезные усилия. Статистика фиксирует хорошие темпы роста, однако есть определенные вопросы по этому поводу, ответы на которые мы получим в течение 2019 года (см. Сомнения в достоверности армянской статистики). В то же время, негативные экономические тенденции все-таки были, в частности, в результате спада притока трансфертов в 2014-2016 гг., упал уровень внутренней торговли и конечного потребления, в результате чего объективно росло общественное недовольство, уже разогретое спадом 2008 года и политическим кризисом того же периода (см. Экономика бархатной революции – Армения и другие примеры постсоветского пространства).
Г. Государственные институты и коррупция
Начнем с небольшого теоретического вступления. Коррупция часто воспринимается как моральная проблема и ее столь распространение вызывает серьезное раздражение общества. И действительно, будучи моральной проблемой, коррупция также является проблемой институциональной – и, если смотреть на нее с точки зрения государства, то решение, естественно, находится в повышении качества управления. Часто на постсоветском пространстве говорят о том, что, мол, законы-то хорошие, только они не исполняются. Здесь надо научиться различать «букву» и «дух» закона. «Дух» закона хорош – в законах прописан запрет на коррупцию и определены функции государственных ведомств. А «буква» закона на деле провоцирует множество неясных ситуаций, создает возможности множественного толкования законов и вообще часто законы записаны специально таким образом, чтобы создать возможность коррупции. Коррупция, однако, не является ни единственной, ни главной проблемой с точки зрения государственных институтов. Коррупция является следствием отсутствия качественных институтов и наиболее видимым для общества проявлением институциональной несостоятельности государства. Слабость государственных институтов создает возможности для преимущества частных – личных и групповых интересов над государственными и приводит зачастую к тому, что государственные институты начинают действовать противоположным образом относительно задуманного – в них формируется т.н. «подрывное ядро». Так, например, таможня может действовать не в целях государства – упорядочивать допуск товаров на местный рынок, а также собирать налоги для государства – а в частных интересах – то есть действовать как фильтр, препятствуя легальной экономической деятельности одних – и позволяя нелегальную экономическую деятельность других, а также собирать деньги не в государственную казну, а в карманы государственных чиновников и политического руководства страны.
Уже было отмечено: накануне «Евромайдана» Украина была одной из самых коррумпированных стран Евразии и всего мира. Общество ожидало заметных улучшений в этом отношении после «Евромайдана», но этого так и не произошло. Президент Петр Порошенко оказался единственным олигархом, чье состояние росло в постреволюционный период, тогда как состояние других олигархов, малого и среднего бизнеса и наемных работников – снижалось. Это происходило на фоне того, что и без того слабые государственные структуры Украины, дополнительно были ослаблены в результате того, как произошла смена власти в 2014 году. В январе-феврале шел постепенный процесс распада старого правительства. А новое правительство постепенно формировалось в марте-июне 2014 года. Не было процесса передачи дел, не было преемственности власти, прошлые министры бежали, а новые отличались выдающейся некомпетентностью. Были начаты неизбирательные репрессии в отношении прошлых властей, что окончательно подрывает устойчивость новой власти. Реформы, начатые уже после революции, даже несмотря на давление со стороны американцев, не были доведены до конца почти ни в чем. Было создано Национальное антикоррупционное бюро, независимое от властей, а суд так и не был создан – во всем остальном даже такие скромные успехи не были зарегистрированы.
В Армении тоже после «Бархатной революции» произошли негативные изменения с точки зрения эффективности работы государственных институтов. Пропало целеполагание; многие реформы были остановлены; во многих государственных ведомствах снизилась интенсивность документооборота, а также возникли простои в работе. Все эти проблемы наблюдались еще начиная с середины апреля, поскольку помимо прочего, многие сотрудники государственного аппарата, особенно на средних и нижних этажах бюрократии, поддержали движение против Сержа Саргсяна и РПА. В то же время, в отличие от Порошенко, Пашинян очень мотивирован в том, чтобы показать результат. Он уже смог организовать новую власть – восстанавливается деятельность по направлению реформ и повышается эффективность работы. Уже в прошлом году были заметны успехи в борьбе с коррупцией (см. Теневая экономика Армении после революции; Результаты антикоррупционной кампании после бархатной революции в Армении). Сегодня они в определенной степени поблекли, но тем не менее, они есть. Обобщая, можно сказать, что на протяжении года внутриполитическая борьба тормозила развитие государственных институтов, однако не было серьезного отката, а уже сейчас заметна активизация – и развитие продолжается.
Д. Расклад во власти и элитная динамика
В кадровом отношении качество власти в Украине сильно упало даже по сравнению со временем правления Януковича. Социальные лифты заработали с большой интенсивностью – но в первую очередь в пользу «революционеров действия», а даже не «революционеров мысли». Первые – это те, кто перекрывали улицы, организовали «сотни» Майдана, били полицейских и метали булыжники и коктейли Молотова. Это не могло не сказаться на качестве управления самым негативным образом – и результаты этого мы также видим. Была попытка восполнить «дыры» иностранным десантом, в том числе – и в наибольшей мере – грузинами, командой Саакашвили, однако это дало очень сомнительные результаты. Даже если бы Саакашвили действительно был таким успешным, как это кажется извне, в украинской системе, у него было очень мало шансов. Порошенко не хотел действительно серьезных реформ – и каждое действие Саакашвили наталкивалось на противодействие людей, интересы которых были задеты его политикой. В результате он подал в отставку, поскольку понял, что не может создать что-то особенное в отдельно взятой Одесской области.
В Армении также в определенный момент были попытки привлечения иностранных специалистов – из диаспоры и из числа эмигрантов. Однако это не имело очень большого размаха – Ачемоглу так и не приехал, а приехали к примеру Арсен Гаспарян, советник премьер-министра, Татевик Ревазян, глава авиационного комитета и ряд других, но список в любом случае короткий. Что касается новых кадров, то конечно активные революционеры вошли во власть, это было не только неизбежным, но и логичным. В новой оппозиционной среде сформировался мем о том, что управляют те, кто «шагали», но это упрощение. В действительности раскрытие социальных лифтов привело в сферу вправления многих активных молодых людей – и в ряде случаев это талантливые кадры, хотя нередко – и наоборот. Зачастую действует фактор случайности, но поскольку в «Бархатной революции» практически не было локальных лидеров, но была команда, руководившая протестом, количество случайных людей, попавших во власть, невелико – и в Армении они адаптируются к работе в госаппарате, в отличие от Украины, где их было гораздо больше – и они сами адаптировали госаппарат к себе. В отличие от Украины, представители прошлых властей не сбежали – от слова совсем, а новые власти не прибегли к неизбирательным репрессиям. Не все дела полностью обоснованы, но пока нет ни одного несправедливого приговора.
Другой вопрос – насколько содержательным был процесс смены власти в стране и, соответственно, насколько содержательными были политические изменения. Сторонники революции в Украине говорят, что изменения имели нематериальный характер и чего-либо предметного им представить почти не удается. Это, однако, что касается позитивных изменений, тогда как негативных – много, на что указывают противники революции. Интересно также, что одной из целей революции была смена конституционной модели на парламентскую (восстановление конституции 2004 года), что и произошло. Однако Порошенко удалось, с использованием коррупции, неформальных инструментов и присутствия его блока в парламенте (что, в общем-то запрещено), сформировать псевдопрезидентскую модель, по крайней мере на период своего правления. Поэтому не было изменений и в этом отношении.
Что касается Армении, то вопрос относительно того, является ли смена власти революцией, является очень дискуссионным. Основываясь на современной теории революции, я считаю произошедшее политической, но не социальной революцией. (см. Революция, переворот или ускорение эволюции? Как классифицировать смену власти в Армении?). Люди, ставящие под вопрос наличие революции в Армении, обычно имеют в виду то, что произошедшее не является социальной революцией и несопоставимо, скажем, с событиями 1917 года в Российской империи. Однако для таких изменений и зарезервирован термин «социальная революция», не охватывающий всего спектра понятий «революция». Произошедшие в Армении изменения действительно не столь глубоки – и это хорошо. Сохранилась та конституционная модель, которая была подготовлена для Сержа Саргсяна (то, что называлось «суперпремьерскими полномочиями»). Эта модель была не очень жизнеспособна – поэтому в начале февраля 2018 года Серж Саргсян ввел позицию «первого вице-премьера», который мог бы почти полноценно заменить премьера из полупрезидентской системы, вести заседания правительства и быть вторым главным в правительстве. Пашинян отменил это – и уже сталкивается с проблемой – сейчас на нем сразу все – и управление, и модерация внутренней политики (а также формирование собственной политической силы, которая все еще является очень сырой), и внешняя политика. Парламентская модель, представленная в 2018 году, пока еще не состоялась полноценно, но по крайней мере, первым лицом страны является премьер-министр, а не президент как в Украине. Впрочем, фактически в обоих случаях политическая система не изменилась – изменилась политика, изменился кадровый состав. В Армении сегодня во власти представлена элита. Это новая элита, которая еще не окончательно утвердилась в своем новом статусе, но это происходит очень быстро – и вскоре станет свершившимся фактом. Новая элита скорее представляет средний класс, тогда как прошлая элита представляла бизнес. А другие слои населения – крестьяне и рабочие на сегодня столь же мало представлены, как и годом ранее. Тем, кому интересно рассмотреть то, как происходили события в Ереване, предлагаю ознакомиться со следующими статьями от апреля 2018 года:
Е. Организация революции; насилие как фактор
Украинская революция началась спонтанно, небольших манифестаций, привязанных к конкретному событию – временному отказу Януковича от ассоциации с Европейским союзом. Эволюционировали требования революционеров, которые сначала требовали подписания Ассоциации, а потом начали требовать отставки правительства и еще позже – президента. Революция постепенно разрасталась, хотя все же была сконцентрирована вокруг центра города Киева. Впрочем, постепенно она вылилась и в другие регионы, в особенности, на запад страны. Довольно быстро к революции присоединились радикальные элементы. Изначально была заметна установка революции на насилие, и это стало фактом – резко выросло присутствие и статус ультранационалистов. В конечном счете это вылилось в более чем сто погибших протестующих и полицейских, а затем разгул революционного насилия привел к уличным расправам, росту преступности и гражданской войне. Это, в свою очередь, привело к углублению всех негативных тенденций и в управлении страной, и в экономике, и во всех прочих отраслях. Насилие, а также готовность насилие применить стали фактором успеха украинской революции. Оппозиция, при определенной дипломатической поддержке извне, оказалась в состоянии «перебороть» власть и захватила власть физически.
Напротив, в Армении фактором успеха стал отказ от насилия. Власть была достаточно крепка и не факт, что насилием удалось бы ее свергнуть – по крайней мере, в 2016 году эта попытка группировки «Сасна Црер» оказалась неудачной. Армянская революция была тщательно организована и подготовлена. Это был и организационный комитет, включавший Армена Григоряна, Давида Санасаряна и собственно революционную партию «Гражданский договор». Был лидер протеста – Никол Пашинян. В армянских терминах, украинская революция получилась из «электрик Еревана», где выраженных лидеров не было. Пашинян еще задолго до революции просчитал многие аспекты организации протеста и он же об этом говорил впоследствии. Кроме того, указание на необходимость «Бархатной революции» содержится в программе партии «Гражданский договор» от 2015 года.
Ж. Внешняя политика
Внешняя политика чаще всего обсуждается на постсоветском пространстве в применении ко всем бархатным революциям. И это имеет под собой определенные основания, однако часто и преувеличивается. В Украине само движение артикулировало изменение внешнеполитического вектора страны. Объявленная цель в виде евроинтеграции не могла не заинтересовать внешних игроков – Россию с одной стороны, и Европейский союз и США – с другой. Для Европейского союза украинское движение было подтверждением того, что в мире еще немало людей, которые хотят присоединиться к европейскому проекту, для США это была новая фаза геополитического расширения, а для России постепенно сформировалось в качестве «красной линии», сквозь которую Запад пропускать нельзя. В итоге, вмешательство внешних игроков стало настолько сильным, что внутренняя повестка оказалась полностью подавлена. Западные политики и чиновники приезжали в Киев и демонстрировали собственную поддержку движению, а также они оказывали давление на Януковича, фактически обезоружив его к концу февраля 2014 года. Я не думаю, что можно сколько-либо серьезно говорить об инспирации этих протестов из-за рубежа, но из-за рубежа были созданы многие предусловия для этого – включая деятельность неправительственных организаций, со временем превратившихся в оппозиционные организации. И в результате – после окончания революции, произошли серьезные внешнеполитические изменения – в первые же дни политика парламента и правительства претерпела серьезные изменения, также поменялись действия внешних игроков, в частности, Россия разместила войска в Крыму без опознавательных знаков – и новые власти не пошли на урегулирование этой проблемы, хотя, скорее всего, какие-то возможности для этого еще были по меньшей мере до конца февраля.
В Армении в определенном роде также сыграл роль этот последний фактор – на протяжении нескольких лет НПО, связанные с западными донорами, продвигали оппозиционную повестку. Их представители активно участвовали в «Бархатной революции» и впоследствии – в деятельности нового правительства. Однако повестка самой революции была подчеркнуто внутренней – и это обстоятельство не изменилось после окончания протестов. Приход новых лидеров к власти привел к незначительным косметическим изменениям и ряду конъюнктурных трудностей в отношениях с Россией – Армения потеряла пост председателя в ОДКБ, но в сравнении с украинскими потерями это ничего. (В августе прошлого года я написал заметку Армяно-российские отношения. Есть ли повод для беспокойства?). И армянские оппозиционеры, и российское руководство, учитывали опыт Украины – и было предпринято все, чтобы не допустить столь сильного вовлечения внешних игроков во внутриполитический конфликт. На сегодня новая власть намерена сохранить формат взаимоотношений с Россией и Западом, который был в прошлом и скорее всего ей это в целом удастся. На данный момент, новым властям пока еще удается избежать и военного конфликта (в Нагорном Карабахе), хотя ситуация там и накаляется. Способность избежать военной эскалации или проконтролировать ее ход в случае если избежать не удастся – будет главным тестом новых армянских властей.
