Два года назад в Армении состоялась «Бархатная революция». Мы об этом уже говорили, подводя некоторые итоги: «Бархатная революция» в Армении два года спустя. В общественно-политическом дискурсе довольно много говорилось о том, что к ней привело. Многие называли бедность и экономическую ситуацию в качестве первопричин. В рамках более политизированных дискурсов рассматривалось отсутствие демократии, коррупция, бедность, неравенство, заржавевшие социальные лифты. Третья группа дискурсов апеллирует к другим первопричинам, таким как элитная динамика, конфликт внутри элит, внешние факторы и конкуренция сверхдержав.

Но полноценного разбора социально-экономических причин, на мой взгляд, до сих пор сделано не было. Дело в том, что мало сказать, что неравенство или недовольство подорвало власть и привело к революции. Надо еще и понять, в какой именно мере каждая из известных проблем релевантна и в действительности внесла свой вклад в революцию. Кроме того, разговор о социально-экономических причинах революции – хороший повод для разговора о политической экономии предреволюционной Армении, что мы и сделаем.

Это – обобщение некоторых фрагментов материалов, уже опубликованных в блоге «Политическая география Южного Кавказа», написанных еще в 2018 году и так и не опубликованных в прошлом статей, а также новых материалов с добавлением и переработкой теоретической части. В заключении кратко описаны все выводы и сделан обзор причин. Если кому-то лень читать весь текст или сначала хочется ознакомиться с выводами, предлагаю пройти к этой части непосредственно. (см. окончание здесь: Политическая экономия предпосылок "Бархатной революции": неравенство и восприятие коррупции (2))

 

1. Революция и ее причины. Концептуальный подход

1.1. Кто и как делает революцию

Основным топливом для революции является массовое недовольство или возмущение, а также движение радикализующегося класса интеллектуалов, настроенных на радикальную смену общественного порядка и установление новой легитимности. Чем более институционализирована и организована контрэлита, тем выше уровень политической нестабильности[1]. Мотивация более широких слоев населения обычно является комбинацией чувства несправедливости, возрастающих, но несбывшихся ожиданий по причине бездеятельности правительства, ощущение невозможности изменить что-либо в текущей системе координат. (см.: Как Армения стала самой сердитой страной мира в опросе Gallup; Архаизация власти и формирование политического кризиса в Армении). Эта рамка вполне применима к Армении, где непопулярная власть[2], пытаясь бесконечно управлять в рамках внеидеологической среды, объединяя в себе довольно узкий слой бюрократов и бизнеса, что встречало растущее недовольство населения, особенно молодежи[3].

При этом, для подогрева революционных настроений совсем не обязательно, чтобы страна была очень бедной или была в процессе тяжелого экономического кризиса[4]. Чаще всего, революции происходят в странах, которые уже приобрели определенный динамизм, но не справляются с ним ввиду роста структурных дисбалансов, политических событий, укрепляющих неприемлемый для многих порядок, раскола элит или серьезного внешнего шока (каковым для многих была Первая мировая война).

Уровень политизации недовольства приводит к резкому росту активного противостояния власти, а институционализация сопротивления может придать протесту уверенности в его массовости и потенциальной успешности[5]. Стоит отметить, что опыт массовых протестов в Армении есть и довольно большой: армянское национальное движение в период распада СССР было самым массовым не только в относительном, но и в абсолютном измерении[6]. Акции продолжались и в последствии – в 1990е, 2000е и 2010е[7].

Рис. 1. Акция протеста в 1988 году в Ереване

Фотография Рубена Мангасаряна – акция протеста в 1988 году[8].

Институциональную динамику следует рассматривать не только с позиции групп, стремящихся свергнуть власть или сменить режим, но и с позиции самого режима. Большую роль играет не только желание протеста или способность к протесту, но и возможность для протеста, что следует понимать как пространство, в котором дозволено действовать и в котором режим терпит выступления против себя[9]. Это можно понимать как «свободу собраний», но в действительности, это понятие шире. В этом отношении Чарльз Тилли предлагает следующую типологию: Тоталитарный, репрессивный, толерантный и слабый режимы, в рамках которых может сильно отличаться пространство для выступлений против власти, где эволюцию армянской власти в последние годы можно рассматривать как движение от толерантного режима к слабому. Также, Тилли различает реакцию «эгалитарных» и «олигархических» режимов, где в первом случае толерантность к политическим акциям зависит от характера самой акции, тогда как во втором случае – от того, какая именно группа выступает[10]. Эти схемы представлены ниже.

Рис. 2. Толерантность в отношении протестных движений в зависимости от типа режима и его силы

По этой причине лидерами протестов очень часто становятся контр-элиты, тогда как более широкие слои выступают лишь в качестве рядовых участников, обретая голос лишь опосредованно, что происходило почти во всех бархатных революциях на постсоветском пространстве. Массовые протестные действия приобретают характер «социального голосования», выражая мнение социально активной части населения[11]. Таким же было и движение последних лет в Армении, где социальный слой молодежи среднего класса, гуманитариев и представителей неправительственного общественного сектора, стал основным драйвером протестов[12]. В итоге именно этот сегмент (точнее, его умеренная часть), был рекрутирован в государственное управление непосредственно после «Бархатной революции»[13].

Отсутствие репрессивного ответа на протест в качестве «нормы» в Армении можно объяснить как вышеприведенными характеристиками вкупе с режимной типологией (за последние тридцать лет Армению чаще всего следует относить к «гибридному режиму», колеблющемуся от полуконсолидированной демократии до полуконсолидированного авторитаризма)[14], но свое влияние оказывает и культурный фактор и восприятие того, что испытавшая геноцид, Армения не может позволить себе кровопролития во внутренней политике[15].

 

1.2. Революция как социальное и политическое явление

Вообще, революцию не следует понимать именно как социологическое явление, демонстрирующее степень неприятия властей. Степень неодобрения власти может быть разной, также как и степень одобрения оппозиции или групп, вовлеченных в уличную борьбу против власти. В Армении степень одобрения власти была низкой, а степень одобрения оппозиционных групп – тоже довольно ограниченной. Это было не столкновение непопулярной власти с популярной оппозицией, а столкновение власти с собственным отражением и сфокусированным оппозицией неприятием власти, олицетворявшей просчеты и неудачи всего периода независимости Армении. Установление коррумпированного капиталистического режима, обманутые надежды национально ориентированной интеллигенции, а также длительное противостояние оппозиционных движений власти, в итоге сконденсировалось в то движение, которое свергло Сержа Саргсяна[16]. Конечно, в принципе бывает и по-другому, революцию может возглавить группа, имеющая массовую поддержку, а порой революционными действиями смещается довольно популярное правительство (события в Иране в начале 1950-ых гг.).

С. Хантингтон определял революцию как быструю, фундаментальную и насильственную, произведенную внутренними силами общества, смену господствующих ценностей и мифов общества, его политических институтов, социальной структуры, руководства, правительственной деятельности и политики[17]. Он связывал революцию с быстрым и насильственным разрушением существующих политических институтов, мобилизацией новых групп в политику и созданием новых институтов. Хантингтон выделял две модели, «западную» (где сначала терпят крушение институты старого режима, а за этим следует мобилизация новых групп в политику и создание новых политических институтов) и «восточную» (начинающуюся с мобилизации новых групп в политику и создания новых политических институтов и заканчивающуюся свержением старого строя). Разница между этими моделями, таким образом, состоит в том, что в западной революции политическая мобилизация есть следствие крушения старого режима, в восточной – она является его причиной. А разница эта вызвана разностью характеров режимов, где западные революции происходят против традиционного режима с монархией и аристократией, а восточные – против режимов, хотя бы отчасти модернизированных. Чаще всего западные революции вызываются слабостью традиционных режимов (их анахронизмом), а восточные – узостью модернизирующихся режимов (их экслюкзивностью). В западной модели, по Хантингтону, борьба идет между умеренными и радикалами, а в восточной – между революционерами и правительством[18]. При всей условности разделения на «западные» и «восточные» модели революции, стоит отметить, что эти модели работающие, хотя и есть определенные проблемы с тем, чтобы причислить события 2018 года к революции, согласно трактовке Хантингтона. Бархатные революции он к классу революций не причисляет. При этом, в дихотомии западной и восточной моделей, армянскую революцию можно было отнести скорее к восточной модели.

Хантингтон отвергает роль внешнего фактора, предполагая, что наличие внешнего фактора делает революцию уже чем-то другим. Однако Джэк Голдстоун указывал, что этот подход характерен для более ранних подходов и его можно считать устаревшим. Продолжающееся давление со стороны международной системы, соединенное с определенными структурными характеристиками, ускоряет революцию. Таким образом, если общество имеет структурные предпосылки для революции и подвергается прямому военному или экономическому давлению со стороны более развитых государств, революция может быть ускорена[19]. Крейджи приводит примеры «экзогенных» революций, возникших в качестве ответа на внешний фактор (Россия, 1905; Османская империя, 1908; Китай, 1911; Иран, 1906; Эфиопия, 1974)[20]. Этот фактор сыграл ключевую роль в попытке свергнуть власть в Армении в июле 2016 года и, окончательно подорвав легитимность власти, оказал влияние и на события 2018 года. Президент Азербайджана Ильхам Алиев выразил это эксплицитно: «Я хочу сказать, что есть и наша роль в изгнании с политической арены в Армении режима Сержа Саргсяна. … Могу только сказать, что политика изоляции, которую мы проводим в отношении Армении, оправдывает себя»[21]. Фактор постоянного внешнего давления усиливает также усталость от войны, которая может побуждать многих отступить от изначальных принципов и подходов, чтобы улучшить свое экономическое состояние. Впрочем, внешний фактор не исчерпывается этим. Выше уже была показана ключевая роль институтов, объединяющих контрэлиту в том, чтобы недовольство превратилось в протест – и в революцию. В Армении эта организующая роль преимущественно выполнялась местными организациями, имеющими иностранное финансирование или местными филиалами международных организаций (таких как Transparency International) – и их кадровым резервом[22].

 

1.3. Является ли «Бархатная революция» революцией?

Последний и, вероятно, ключевой момент при осмыслении «Бархатной революции» - это то, можно ли ее в принципе считать ее революцией или нет? Хантингтон считает революциями только то, что принято называть «социальными революциями»[23]; точно так же считало большинство теоретиков вплоть до последних десятилетий. Поскольку события такого масштаба в последнее время в более-менее стабильных государствах не наблюдаются ввиду завершения перехода к модернизации и новому порядку, взамен, революции становятся все чаще бархатными, бескровными, но тем не менее, и они претендуют на смену социального порядка. Кробер считает, что революционными следует считать все требования, которые ставят целью изменения социальных, культурных и экономических практик и ценностей[24]. Джек Голдстоун определил революцию как комбинацию массовой мобилизации, институциональных изменений и идеологии, направленной на социальные изменения. При этом, революция должна завершиться силовым свержением правительства во имя социальной справедливости и новых политических институтов[25].

Но поскольку вопрос относительно того, чем считать «Бархатную революцию» окончательного решения не имеет, он уже превратился в политический маркер в Армении, где положительное отношение к нынешней власти и революционной команде предопределяет характеристику произошедшего как «революция», а отрицательное – как «переворот» или просто «смена власти». Это в значительной мере вызвано позитивными коннотациями, существующими в русском языке относительно слова «революция», в связи с длительным советским периодом, в ходе которого события 1917 года героизировались. Но поскольку для меня слово «революция» таких коннотаций не имеет, я попытался дать свой ответ на этот вопрос без этих маркеров: Революция, переворот или ускорение эволюции? Как классифицировать смену власти в Армении?

 

2. Социология предпосылок армянской «Бархатной революции»

2.1. Относительная депривация на групповом уровне – топливо для революции

Как мы уже увидели, для революции важно наложение ряда нескольких трендов:

1)      расхождение ожиданий с реальностью (вследствие нарушения социального контракта со стороны власти, вследствие затяжного кризиса, либо быстрорастущие ожидания, удовлетворить которые не удается),

2)      невозможность либо неспособность общества изменить ситуацию в рамках существующей политической системы,

3)      институционализация протеста и устойчивость групп, способных его возглавить.

Первые два пункта часто выражаются в распространении ощущения несправедливости в обществе. Это провоцирует негативные эмоции, укореняет депрессивный фон в обществе и может приводить к социальной и политической активности больших общественных групп. Любому общественно-политическому строю в той или иной степени присуще неравенство возможностей как в политике, так и в других сферах, как правоохранительная и юридическая система, экономика, общественная жизнь или даже образование, здравоохранение и пр. Однако в определенные периоды времени более медленный прогресс (или его полное отсутствие) в ликвидации формальных и неформальных ограничений может приводить к тому, что политический режим, существующий в стране, начинает восприниматься как анахронизм, который невозможно терпеть.

Степень испытываемой несправедливости отличается по социальным группам – в частности, между группами, которые добились успеха и теми, которые оказались не у дел. И те, и другие, существуют в каждом обществе, хотя их пропорции могут отличаться. В меритократических системах (к чему стремится большинство современных обществ), как правило, распространены идеологии и мировоззрение, оправдывающее наличие большого числа тех, кто не сумел адаптироваться к изменяющейся действительности. Различие разных групп в успехе объясняется личными качествами людей, а тем, кто оказался менее успешным, не предлагается идеологических альтернатив[26]. Однако характерно, что хотя идеология влияет на восприятие ситуации в стране, она почти не влияет на персональное ощущение несправедливости, которое в то же время, может быть распространено на групповом уровне.

Согласно опросу, проведенному в США в 2012 году, 55% республиканцев и 37% демократов считали американскую экономическую систему справедливой. В то же время, 63% республиканцев и 68% демократов считали, что американская экономическая система справедлива к ним лично[27]. В Армении же число тех, кто считали систему несправедливой, стабильно составляло ¾ населения и лишь одна пятая считала, что правительство относится к ним справедливо.

Таблица 1. Результаты социологических опросов на Южном Кавказе о справедливости правительства*, 2008-2017[28] (% от ответов**)

Страны	Ответы	2008	2009	2010	2011	2012	2013	2015	2017
Армения	Полностью справедливо	8	6	4	2	3	3	3	5
	Отчасти справедливо	35	18	19	18	20	15	16	14
	… Всего: Справедливо	43%	24%	23%	20%	23%	18%	19%	19%
	Отчасти несправедливо	25	40	39	37	36	35	36	39
	Полностью несправедливо	32	37	38	42	42	47	45	42
	… Всего: Несправедливо	57%	77%	77%	79%	78%	82%	81%	81%
Грузия	Всего справедливо	47	41***	51	59	70	59	64	47
	Всего несправедливо	53	58	49	40	31	41	37	53
Азербайджан	Всего справедливо	71	55	49	50	55	60	…****	…
	Всего несправедливо	29	45	51	51	45	40	…	…

Примечания:

* Вопрос звучал так: «в рамках существующей системы, как вы считаете, справедливо ли правительство относится к таким людям как вы?»

** Отсутствие ответа и отказ от ответа исключены

*** В некоторых случаях сумма всех ответов отличается от 100, поскольку в каждом случае сделано округление по отдельности

**** После 2013 года опрос в Азербайджане не проводился из-за ограничений со стороны местных властей

Источник: Кавказский Барометр CRRC

Соотношение воспринимаемого удовлетворения и неудовлетворения, испытываемого людьми в повседневной жизни - фактор, определяющий вероятность того, что люди будут протестовать против несправедливости[29]. Когда ожидания растут быстрее доходов, люди могут испытывать относительную депривацию (депривация = лишение; relative deprivation)[30].

При рассмотрении материальной стороны вопроса, становится очевидно, что неравенство, по имуществу, доходам и – тем более – возможностям – создает предусловия для формирования ощущения относительной депривации, где относительная депривация на групповом уровне является основным источником революционных настроений. На частном уровне степень воспринимаемой относительной депривации зависит от референтной группы. Так, бедные могут сравниваться с другими бедными и тогда степень испытываемой относительной депривации будет невысокой, а сравнительно богатые – с очень богатыми – и в таком случае они будут испытывать более высокую степень лишения.

Таблица 2. Четыре типа относительной депривации и удовлетворения[31]

		Групповые доходы в сравнении с доходами вне группы (в сравнении с другими группами)
		Больше или равны	Ниже среднего
Личные доходы в сравнении с доходами собственной (суб)группы	Больше или равны	A. Двойное удовлетворение	B. Групповое лишение
	Ниже среднего	C. Частное лишение	D. Двойное лишение

 

Относительная депривация может быть вызвана не только экономическими причинами, но и социально-политическими, но часто эти параметры взаимосвязаны. Социально-политические параметры могут иметь как неформальный характер в виде статуса индивидуума или группы, так и прочие материальные элементы в виде доступа к общим благам (разного, к примеру, в столице, провинциальных городах и селах), уровня безопасности (отдельные группы могут иметь разный уровень защищенности) и проч., а также нематериальный или ценностный характер, к примеру в виде реализации политики, неприемлемой для индивида или группы[32].

Интенсивность ощущения относительной депривации во многом зависит от силы коллективной (суб)идентичности группы, которая испытывает относительное лишение. Также, это ощущение зависит от воспринимаемого места группы в обществе, так, к примеру, образованный класс не будет удовлетворен равенством доходов с другими группами, обладающими более низким уровнем образования. В таком случае в восприятии будет применяться некий «поправочный коэффициент», влияющий на это восприятие, причем такой коэффициент может действовать и в обратном направлении, когда группа сама соглашается с допустимостью более низких доходов или статуса.

 

2.2. Относительная депривация в Армении

Исходя из сказанного в предыдущем параграфе, следует предположить, что устойчивость политической системы во многом зависит от того, каково соотношение между теми, кто является выгодоприобретателями существующего порядка, гарантируемого политической системой и фактическим положением дел, и теми, для кого сохранение порядка невыгодно. Поскольку мы говорим об относительной депривации, не следует считать, что эти ощущения являются объективным отображением реальности. Оценку абсолютной депривации можно провести на основе междисциплинарных исследований и экономических данных, а относительная депривация зависит от восприятия и может быть измерена лишь социологическими инструментами. Такие возможности предоставляет, к примеру, опрос «Кавказский барометр».

Рис. 3. Распределение населения по воспринимаемому месту в обществе по уровню доходов[33]

Респонденты могли отвечать на вопрос о своей позиции в обществе и относительно собственного окружения указанием балла от 1 до 10, что означало бы дециль. Для упрощения, на графике выше, ответы сгруппированы по 2 и сравниваются квинтильные группы. В идеальном сценарии – полной честности респондентов, полноценном знании и при коммуникации всех групп общества между собой, ответы бы распределились поровну. Однако мы видим, что подавляющее большинство богатых себя богатыми не считали (речь идет именно об относительном богатстве), многие из них даже не считали свои доходы выше среднего, причем речь идет не только об их позиции внутри собственного круга, но и по стране в целом. В случае с воспринимаемой позицией в своем социальном окружении, мы видим в ответах регрессию к среднему, что вызвано тем, что социальный статус в тех или иных кругах обычно одинаков.

Отметим, что под самыми богатыми мы чаще всего должны понимать то, что в развитых странах считают «средним классом» по уровню потребления, но наиболее распространенный в этом слое дискурс состоит в том, что в стране среднего класса нет, а есть только богатые и нищие.

А тот факт, что из наиболее богатого квинтиля общества себя к таковым отнес лишь каждый двадцатый говорит, что относительная депривация наиболее сильно выражена именно у этой социальной группы. Это обстоятельство во многом также связано с проблемой перепроизводства элит, поскольку расширение образованного класса, увеличение числа элитных групп за счет их большей фертильности – или повышение их численности в благоприятный период и куда меньшее сокращение в неблагоприятный – приводят к несоразмерности доступных ресурсов и количества желающих получить к ним доступ.

Интересно, что среди бедных картина обратная: лишь 8% отнесли себя к самому бедному квинтилю. По этой причине, не следует считать, что бедность привела к «Бархатной революции». Беднейшие слои общества не имели инструментов политической мобилизации, не были представлены в политическом процессе и не имели коллективной идентичности (даже в зачаточном состоянии) и подключались к политическому процессу лишь как инструмент.

 

2.3. Глобальный экономический кризис и расширение групповой депривации до уровня большинства

Разумеется, нет обществ, где всех бы устраивала сложившаяся ситуация. Кроме того, недовольство экономической ситуацией может быть вызвано не соотношением возможностей между общественными группами, а объективной ситуацией - бедностью всей страны. Бранко Миланович уже доказывал, что главный вклад в глобальное неравенство вносит неравенство в доходах между странами, а не между жителями внутри стран.

Тем не менее, затяжные экономические трудности могут создавать предпосылки для того, чтобы относительное лишение испытывало большинство. На протяжении десяти лет, предшествовавших революции, Армения испытывала экономический шок два раза, а учитывая продолжительность каждой из волн и перегретость экономики к 2008 году, можно сказать, что весь период с 2009 по 2016 прошел в кризисе. Ниже представлены квартальные темпы роста экономики Армении начиная с 2001 года, где видно, что среднегодовой рост экономики, превышавший 10% до 2008 года, в последние годы был ближе к 5%. В публикации Всемирного Банка от 2007 года Армения была названа «Кавказским тигром» из-за высоких темпов роста[34]. Но двузначный рост сменился двузначным же спадом[35]. Докризисные показатели были превышены только в 2012 году, что не могло не создать массового разочарования и ощущения относительной депривации.

Рис. 4. Динамика ВВП Армении, 2001 – I квартал 2020 г.

Источник: Статистический комитет Армении[36]

Для оценки степени относительной депривации, можно рассмотреть то, как менялась экономика Армении в 2008-2018 гг. относительно прогнозов правительства и Международного валютного фонда. Если бы сбылся прогноз правительства, изложенный в Программе устойчивого развития Армении[37], то уже в 2016 году объем экономики и доходы населения превысили бы реально достигнутый показатель на 70%. Причем на момент, когда программа принималась, она не казалась столь уж оптимистичной и подобные ожидания закладывали в свою жизненную стратегию многие жители страны.

Рис. 5. Докризисные ожидания правительства Армении, прогнозы МВФ[38] и реальность объема ВВП Армении

Помимо кризиса 2008-9 гг., ситуацию усугубил и кризис нефтяных цен 2014-6 гг., тяжело отразившийся на постсоветском пространстве. Приток трансфертов в Армению резко сократился и упал уровень жизни, и уровень бедности даже в 2016 году был выше, чем в 2008. Это окончательно подорвало доверие к государственным институтам и привело к делегитимизации власти. Как можно увидеть в Таблице 1, число людей, считающих, что система несправедлива к ним в 2009 году выросло на 20% по сравнению с 2008 годом (оба опроса проводились осенью).

В условиях нехватки ресурсов, в период с 2010 и далее, власть вела политику укрепления институтов. Это происходило в контексте процесса переговоров с ЕС по Восточному партнерству (содействовавших борьбе с коррупцией), повышающейся внешней угрозы со стороны Азербайджана (рост расходов на оборону), повышения квалификации государственного аппарата (и повышение зарплат и прочих расходов), растущих выплат по государственному долгу, резко выросшему в 2009 году. Как следствие, распределение и без того сокращающихся ресурсов в годы, предшествовавшие «Бархатной революции», сдвинулось в сторону государственного сектора, а домашние хозяйства получили меньше всех (в том числе из-за сократившегося притока трансфертов).

Рис. 6. Динамика показателей национальных счетов Армении в 2013-2017 гг. (в % к 2012).

Тот факт, что экономические лишения в последние годы стали массовыми, предопределил и массовый характер недовольства, очевидный в Таблице 1, а также представленный в следующем параграфе. Массовость недовольства собственным социальным положением была столь значительной, что охватывала все слои общества, не исключая даже консервативные группы (хотя в полном смысле слова в Армении сколько-либо значимых идеологизированных групп на 2018 год не было). Поэтому в общественном восприятии внутриполитическое противостояние все больше превращалось из противостояния власти и оппозиции во «власть vs народ». После того, как подобные представления становятся массовыми, у власти больше нет шансов сохранить легитимность. Это же противостояние «власти с народом» активно использовалось оппозиционными лидерами и нашло серьезный отклик у большинства населения.

 

2.4. Социология массового недовольства в Армении

Доступные социологические данные позволяют оценить как уровень воспринимаемой несправедливости, так и динамику доверия институтам. После 2010 года высокий уровень одобрения смогли сохранить лишь два института: армия и Армянская Апостольская Церковь[39]. Характерно также отношение к ключевому институту формирования власти – выборам. Причем эти цифры неплохо коррелируют с реальным качеством процедуры. См. также:

• Если бы выборы в Армении были честными? Альтернативный подсчет. 1990-е гг. (16 декабря 2018)

• Из истории выборов в Армении. Были ли выборы честными? Часть 2. 2000-е (24 декабря 2018)

Таблица 3. Динамика восприятия институтов и власти в Армении, 2007-2017

Ответы	2007	2008	2009	2010	2011	2012	2013	2014	2015	2016	2017
Последние общенациональные выборы были несправедливыми		32	32	41	41	33	49		65		48
Ситуация в стране развивается в правильном направлении	35	38	36	21	18	16	10		8		10
… в неправильном	31	29	21	42	48	49	56		54		51
Доверие полиции	27	35	29	20	31	32	31		31		30
Доверие президенту	44	54	48	30	36	29	19		16		18
Доверие власти в целом*	39	46	37	36	34	29	26	21	17	18	25
Доверие судебной системе*	39	41	38	34	30	31	30	26	27	28	29

 

Согласно данным вышеприведенных опросов, большинство населения считает, что сталкивается с несправедливым отношением со стороны власти. Наиболее очевидным проявлением несправедливости является неравенство доходов. Неравенство подрывает социальную солидарность и приводит к созданию физических барьеров между поселениями или районами, школами, рабочими местами и так далее[40]. К этой теме мы еще вернемся ниже.

Другой часто обсуждаемой проблемой является коррупция. Дискурс о коррупции в Армении чрезвычайно распространен и его составной частью является также дискурс о теневой экономике[41]. В действительности дискурс о коррупции, помимо собственно протеста против коррупционных практик, несет в себе элементы популизма[42] и анти-элитарности (причем как среди крайне правых, так и среди крайне левых) [43].

Наконец, сам экономический рост оспаривался в Армении. Можно выделить три типа широко распространенных скептических дискурса относительно экономического роста и возможности улучшения уровня жизни в стране. Первый дискурс оспаривал само наличие экономического роста; в его рамках распространено недоверие к данным официальной экономической статистики, и даже к результатам соцопросов об экономической ситуации[44]. Второй дискурс обращался к негативным ожиданиям и представлял собой скептические прогнозы относительно экономического будущего страны и невозможности даже в долгосрочной перспективе добиться экономического роста. Эти негативные ожидания, судя по всему, увеличивали настроенность на эмиграцию, как мы увидим ниже. Третий тип скептического дискурса об экономическом росте – ожидания, что увеличение экономического «пирога» не приведет к благосостоянию общества: рост будет распределен неравномерно, лишь немногие получат выгоду, используя доминирующее положение на рынке, коррупционные механизмы и связи, тогда как большая часть общества останется в бедности.

 

2.5. Социально-политические последствия массового недовольства

На первый взгляд, вышеперечисленное должно свидетельствовать об усилении "левой" политики в Армении. Данные опросов свидетельствуют о том, что все большее распространение получают идеи, характерные для левых партий, такие как плановая экономика. Согласно “Life in Transition Survey" (Европейский Банк реконструкции и развития), в 2016 году уровень поддержки рыночной экономики упал до 36% с 50% в 2010 году. 22% (против 18% в 2010) поддерживали плановую экономику и 40% заявили, что для них это неважно[45]. Однако не следует переоценивать усиление левацких настроений. Скорее всего, это вызвано ностальгией по СССР. В 2013 году 66%[46], а в 2016 году – 79%[47] населения Армении считали, что распад СССР имел в основном отрицательные последствия.

«Ностальгические настроения» не следует отождествлять с тоской по коммунистическому общественному устройству. Поэтому, при сокращении поддержки рыночной экономики, рост поддержки плановой экономики оказался незначительным. В действительности, вышеприведенные цифры являются выражением недовольства в обществе текущей ситуацией. В 2016 году Армения оказалась на 116 (из 140) месте по субъективной оценке жизни, согласно Happy Planet Index[48], при незначительных изменениях в прошлые годы. Отрицательная оценка ситуации в стране приводила к росту эмиграционных настроений. В середине 2000-ых гг., 23% населения хотели уехать из страны, несколько ниже, чем в среднем по миру[49], но после начала глобального экономического кризиса и внутриполитического противостояния в феврале-марте 2008 года, число таких людей резко выросло. В начале 2010х гг. Армения возглавила список постсоветских стран по числу потенциальных эмигрантов[50], а к середине 2010-ых гг. Армения вошла в десятку стран мира с наивысшими миграционными настроениями: уже 47% населения хотели уехать[51]. Причем, в то время как сама миграция преимущественно вызвана экономическими причинами[52], миграционные настроения следует рассматривать как еще одно проявление несогласия с ситуацией в стране, поскольку уровень эмиграции из Армении в действительности не столь велик.

Таким образом, на протяжении десяти лет в Армении рос скепсис относительно будущего страны. Этот процесс сопровождался и внешними проявлениями: на протяжении всего периода имели место разного рода акции протеста. И если к традиционным политическим акциям, ведомым оппозицией, Армения привыкла, а их массовость на протяжении всего периода снижалась, то в этот период возникли и новые типы протеста, включая природоохранные протесты (2010-2012), экономические (2013-2015), а также насильственные и экстремистские акции (2013-2017).

В 2011-2 гг. очень активно проявило себя зеленое движение, в рамках которого активисты отстаивали водопад Трчкан, протестовали против сооружения новых шахт в лесах и зонах, близких к курорту Джермук, а также опротестовывали изменение городской среды в ряде мест Еревана.[21] Во многих случаях им удалось добиться успеха (пожалуй, кроме протестов против самых крупных экономических проектов). Большинство участников представляли собой молодежь с высоким уровнем достатка, многие из них были вовлечены в деятельность неправительственных организаций или были журналистами. Они использовали для организации своих акций социальные медиа. Применение против такого рода акций полицейского насилия выглядело нелегитимным и даже не рассматривалось как способ решения проблем со стороны власти. Однако со временем эти акции становились все более массовыми,подогреваемые как собственной историей успеха, так и растущим уровнем проникновения интернета в Армении[53].

С 2013 года, «новые протесты» эволюционировали в сторону увеличения массовости и разнообразия тем. На фоне акций против результатов президентских выборов 2013 года, которые оппозиция сочла сфальсифицированными, выступили и студенты. University students объявили забастовку и требовали «свободы и независимости студентов», то есть деполитизации ВУЗов[54], что отчасти напоминает повестку дня парижских протестов 1968 года. Большая часть «новых протестов», проходивших в 2013-5 гг. имели экономический характер. Летом 2013 года прошла акция против повышения цены на транспорт в Ереване. В акции приняло участие несколько тысяч человек – большинство из них были моложе 30 лет. В 2014 году многие выступили против непопулярной пенсионной реформы[55]. Большинство протестующих представляли собой молодых представителей среднего класса, занятых в сфере IT или в других сферах, которые оплачиваются выше среднего.

Но самыми массовыми из «новых протестов» стали выступления named “Electric Yerevan”[56] против повышения цены на электричество, вызванного неэффективным управлением со стороны оператора электрических сетей и долгами компании.[57] Большинство участников «зеленых протестов» присоединились к экономическим протестам. Интересно также, что к этой акции присоединились и футбольные фанаты, что несколько повысило остроту противостояния. При этом, большинство участников по-прежнему были студентами; средний возраст участников акции, по всей видимости, был порядка 25 лет.

 

2.6. Безработица и социальный протест

Протесты «Электрик Ереван», также, как и многие акции прошлых лет проходили летом. Это обстоятельство важно для понимания причин их регулярности. В 2014 году 59.9% городской молодежи в возрасте 15-19 лет и 44.5% молодежи в возрасте 20-24 лет были безработными,[58] причем уровень безработицы на протяжении последних 10 лет скорее имел тенденцию к повышению, чем к снижению. Согласно опросам, молодежь считает самой большой проблемой безработицу; высокий уровень безработицы ожидаемо влияет на готовность эмигрировать. Так, согласно опросу 2012 года, среди молодежи в возрасте 16-18 лет 37.2% совершенно точно не собирались уехать, и лишь 22% молодежи в возрасте от 19 до 30 лет придерживались сходной позиции[59]. Это вызвано их столкновением с ограниченным рынком труда Армении. Высокий уровень безработицы выступает в качестве push-factor миграции и повышает протестную активность молодежи. Динамика безработицы в стране представлена ниже.

Рис. 7. Ежеквартальная динамика безработицы в Армении, 2008-2018

Примечание: значительное расхождение между городской и общей безработицей вызвано методологическим подходом, согласно которому все сельские жители, имевшие в собственности скот и участки земли, считались занятыми. В 2018 году эта методология была пересмотрена, что привело к повышению общего уровня безработицы на 3%.

Источник: Национальная статистическая служба РА[60]

Безработица подрывала общественную стабильность сразу по трем направлениям: безработные, в особенности, не работающие на протяжении длительного периода времени, маргинализировались, ввергались в нищету и теряли связь с рынком труда - и шансы на интеграцию в нормальную жизнь. Молодежь, выходящая на рынок труда, обнаруживала, что для нее там нет места. Работающие вынуждены постоянно опасаться по поводу возможной потери рабочего места. Поэтому, высокий уровень безработицы повышал уровень социального давления, даже среди занятых.

 

2.7. Радикализация протеста в Армении

Параллельно с экономическими протестами, стали проявляться и радикальные настроения. В ноябре 2013 года прошла первая насильственная акция протеста, когда протестовавшие, заявляли о начале революции, используя коктейли Молотова, дубинки и пр. и объявили о готовности бороться до последнего человека[61]. Первая в череде, эта акция была наименее насильственной из ряда акций (включая несостоявшиеся), состоявшихся в последние пяти лет. В ноябре 2015 года была арестована вооруженная группа численностью более 20 человек, планировавшая государственный переворот и вооруженное насилие в качестве цели его достижения. Среди людей, арестованных по этому делу, был также бывший заместитель министра обороны[62].

В июне 2016 году был арестован герой Карабахской войны, выходец из Ливана Жирайр Сефилян. Однако несколько месяцев спустя члены его политической группы (“Сасна Црер” or “Неистовые сасунцы”) совершили вооруженное нападение на полицейский участок, где хранилось оружие, убив трех полицейских и взяв в заложники полицейских и врачей. Кризис продолжался две недели, в течение которых в Ереване спорадически возникали акции сторонников повстанцев. К ним примкнули менее значительные оппозиционные группы, включая одну из парламентских партий. Под давлением общественного мнения, власти Армении не квалифицировали произошедшее как «террористический акт». Стоит отметить, что спустя год, 38% заявили, что поддержали акцию «Сасна Црер» [63]. Учитывая, что до вооруженного нападения, эта группа не пользовалась сколько-либо заметной общественной поддержкой, а в ее акциях участвовало менее 100 человек, можно говорить о росте поддержки насильственных действий для свержения власти[64]. В 2017 году в Ереване был арестован Самвел Бабаян, еще один герой Карабахской войны, бывший министр обороны непризнанной Нагорно-Карабахской Республики за попытку ввоза системы «Игла» [65].

Согласно опросу, проведенному в ноябре 2016 года, 46% населения считали, что выступление группировки «Сасна Црер» произошло из-за атмосферы несправедливости в стране[66], что возвращает нас к изначальному тезису о чувстве несправедливости, как ключевой причине внутриполитического напряжения. И хотя этот тезис скорее можно отнести к левому или антиэлитному, в экстремистских действиях были замечены скорее националисты. Фомин и Силаев обозначили тот факт, что традиционная армянская националистическая идеология, создавшаяся в противостоянии крупным империям, противостоит государству в принципе, в данном случае, армянскому[67]. Характерно, что распространенным в разговорном языке словосочетанием является “Страна не страна” (“Yerkirĕ yerkir ch’i”).

Эта смесь национализма, анархизма, анти-элитизма, запроса на перемены и широкого разочарования как в механизмах рыночной экономики, так и в опыте независимого государственного строительства является той базой, из которой выросла «Бархатная Революция». Ее лидерами революция называлась «Революцией любви и солидарности». Характерно, что Никол Пашинян объявил, что революция носит также культурный характер, а одной из главных ее целей является изменение представлений[68]. Таким образом, изменение дискурсов, породивших революцию, стало одной из главных ее целей.

См. окончание здесь: Политическая экономия предпосылок "Бархатной революции": неравенство и восприятие коррупции (2))