ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.
В интервью "Кавказскому узлу" и "Газете.Ru" глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров рассказал о современном политическом, экономическом и социальном положении республики, о проблеме Пригородного района, межнациональных отношений, осетинских беженцев из Грузии, о перспективах интеграции двух Осетий и многом другом.
С краткой версией интервью вы можете ознакомиться здесь.
Григорий Шведов: - Про Хацаева неформально говорят, что на него Вы как-то больше полагаетесь, чем на других...
- Я обязан на кого-то глядеть.
Меняйло военный человек, он не совсем себе принадлежит. Ну, и потом сейчас... видите, тема черноморского флота стала актуальна, а он замкомандующего флотом, поэтому...
Г.Ш.: - Востребован Меняйло на своей должности, да?
- Если его выдернуть, то надо ещё думать, что полезнее для страны. А другой парень 1 – биография хорошая у него, он в правительстве работал первым вице-премьером и в парламенте работал, ректор всё-таки. У нас республика более–менее интеллектуальная, молодёжная, главный ВУЗ, ректор – это фигура.
Роман Баданин: - По сути, так получается, что из всех глав северокавказских национальных республик, которые при Дмитрии Медведеве прошли процедуру, Вы оказались единственным переназначенным действующим главой. Чем, по Вашему мнению, ситуация в Северной Осетии в таком случае в лучшую сторону отличается, по сравнению с другими национальными республиками, или же в чём особенности Ваших отношений с Москвой, с партией "Единая Россия", которая обладает полномочиями? И здесь же дополнительный вопрос: в подавляющем большинстве субъектов сейчас, когда "Единая Россия" вносит кандидатов, всегда есть в их числе человек из "центра". Так принято, это добавляет известную тяжеловесность в списки. Здесь этого не было. Отсюда вопрос: у Вас есть политические соперники внутри республики? Группы, противники?
- Я понял. Ну, во-первых, я не знаю, чем отличается наша республика от других потому, что у меня заранее очень доброжелательный взгляд на всех наших соседей, и, может, даже и есть там какие-то вещи, которые должны тревожить сильно или раздражать, но я на них мало внимания обращаю потому, что это их дело. А когда у соседей что-то получается, меня это радует потому, что мы... Знаете, мудрые люди часто больше заботятся о том, чтобы у соседа было хорошо, тогда у тебя гарантия спокойной жизни. И вряд ли мы чем-то отличаемся, не зря нас в один округ объединили. По массиву проблем мы практически все сталкиваемся с одними и теми же, где-то больше, где-то меньше. Что касается взаимоотношений с партией – я с самого начала стоял у истоков создания здесь регионального отделения "Единой России", возглавлял его, сейчас я – член высшего совета партии. Может быть, этого было достаточно для того, чтобы партия не отвернулась от меня. На эту тему разговоров не было. Что касается "тяжеловесов" из центра, я считаю, что Серёжу Меняйло, независимо от того, что он на Чёрном море ходит на кораблях, по номенклатурному уровню спокойно можно приравнивать к "тяжеловесам" из центра. У нас есть земляки, которые работают в высоких министерствах. Ну, посчитали правильным в данном случае обратить внимание именно на Сергея потому, что это человек, который любит Осетию, знает её, знает язык в совершенстве, причём он не скрывает свою любовь к республике. Так что я считаю, что Сергей – это не меньший "тяжеловес", чем те, которые в самой Москве там заседают.
Ну, а по большому счёту, я вам действительно скажу: никто меня никуда не вызывал, никто со мной ни о чём не беседовал, когда обнародовали, тогда мне тоже сообщили, что вот такое решение принято. Каждого из них я считаю достойным.
Р.Б.: - По Вашим сведениям, Ваши земляки, которые работают в федеральном центре, - их кандидатуры изучались?
- Я знаю, что не только изучались. С ними беседы были, и каждого из них (там человека три, может быть, больше, которым были сделаны звонки) предупредили: не исключено, что Ваша кандидатура может быть рассмотрена.
Р.Б.: - Можете назвать?
- Нет. Зачем?
Р.Б.: - Заместитель Игоря Левитина, по-моему?
- А кто там? Нет. У нас там нет никого.
Р.Б.: - Никого нет? Понятно. Такой вопрос: при всяком переназначении, назначении предшествует и завершает его, видимо, встреча с президентом, где происходит обсуждение какой-то ситуации в республике. Ну, во всяком случае, она всегда происходит – встреча с президентом. Что Дмитрий Анатольевич сказал? Грубо говоря, что делается в республике, на что он будет смотреть?
- В моём, в данном случае, в нашей республике – такой встречи не было. Была очень давно – теперь уже давно – встреча в Сочи, но она была за рамками этой ситуации, ещё ситуация не созрела. Поэтому на эту тему мы вообще не говорили. Это была очередная годовая встреча с очередным руководителем субъекта.
Р.Б.: - А ожидается после?
- Не знаю. Это не мы решаем. Я имею принципы, один из них – не навязываться ни на какие встречи, потому что у руководителей все расписано, и наивно полагать, что ты придёшь ему откроешь глаза на что-то. У них есть возможность, и есть совершенно объективная информация обо всём. И делать вид, что я приду или поплачусь и доложу, рапортую об успехах – всё это только раздражает занятого руководителя. Есть система взаимоотношений, и она работает. Какие-то сенсации ему там на ухо шептать – это неразумно. Поэтому я никогда не записываюсь ни на какие встречи ни к Путину, ни к Медведеву. У них своя система есть общения с нами. Позовут, скажут по какому вопросу – поеду.
Р.Б.: - С господином Хлопониным в процессе переназначения Вы разговаривали?
- Нет. Тоже нет.
Г.Ш.: - Вот про Хлопонина хочется тоже поговорить. Александр Геннадиевич приехал в первую очередь в Осетию, и Вы приветствовали создание нового округа, говорили про его опыт работы в Сибири, говорили, что его опыт как руководителя Сибирского региона, ему будет здесь помогать. Но, тем не менее, здесь специфики своей много. Может быть, я заблуждаюсь, поправьте меня: сейчас идёт процесс во всем СКФО и Осетии сбора предложений для общей стратегии. У вас уже давно, в принципе, по-моему, обсуждался вопрос программы социально-экономического развития.
- Да.
Г.Ш.: - То есть над ней уже давно работали, там выделили четыре направления 2. Предложения уже представлены Хлопонину? Ещё пока нет?
- По первой части я подтверждаю то, что и тогда сказал, что я приветствовал назначение Хлопонина. Я не из тех, которые обязательно на всё реагируют и всё одобряют. В лучшем случае можно было бы промолчать. Но дело даже не в том, что он Сибирь хорошо знает.
Дело в том, что проблемы, которые тревожат страну, имеют очень много общего. И с человеком, который побывал в роли губернатора – в роли руководителя субъекта – легко общаться. Во-первых, он не задаст вопросы, на которые он сам знает ответы, с другой стороны, не будет повышать голос и погонять губернатора или руководителя субъекта. Знаешь, что не всё от него зависит, - то есть, у него появился такт в общении с нами, и он нас с полуслова понимает. Ему не соврёшь. Рассказывать ему сказки об особенностях ЖКХ, тарифах, об энергетике – о чём угодно – после первых двух слов он тебя остановит и скажет: "Знаешь что? Давай не будем об этом". Так же как мне вот. Микромодель, да. Я был 10 лет главой района в Беслане. Сейчас есть главы районов. Они даже не пытаются мне, как говорят, мозги пудрить потому, что я-то в их шкуре был в самые страшные времена – это 1990-е гг.: 1998 г. – это дефолт, развал, я прошёл через всё это. Поэтому у Хлопонина - а ещё, это впервые же мы видим, его наделили полномочиями вице-премьера страны - развязаны руки в плане того, чтобы любых министров и своих коллег в Правительстве России заставить обратить внимание на наши проблемы. Но он их знает, он их формулирует правильно, чётко и по существу. В этом он очень полезен.
Г.Ш.: - То есть эти четыре направления программы Вы по-прежнему видите как основные, да?
- Да. А они могут ложиться, могу сказать, на любую территорию, не только на наш округ. Что касается программы – да, действительно, мы разработали эту программу и стратегию, и парламент её утвердил, но с созданием федерального округа и призывом Хлопонина сделать её ещё более конкретной, насыщенной реальными проектами – вот над этим сейчас работают, мы уже в режиме онлайн работаем с полпредством.
Г.Ш.: - И какие сроки примерно?
- Думаю до июня эта программа будет рождена, и наши предложения, конечно, есть. Сейчас их надо профильтровать, ранжировать. Это всё наша общая работа.
Г.Ш.: - В принципе, мы об этом говорили тоже в прошлый раз, когда встречались. Ведь есть взгляд североосетинский, а есть взгляд Хлопонина, по которому надо развивать весь Северный Кавказ.
- Да, совершенно верно.
Г.Ш.: - Дальше возникает вопрос о конкуренции, не в плохом, а в нормальном смысле. Вот Александр Геннадьевич говорит: "Туризм – приоритет". И дальше возникает вопрос: насколько Мамисон может конкурировать с Приэльбрусьем. Как Вы думаете, - есть здесь какие-то возможности сотрудничества с соседними республиками, чтобы не было конкуренции, чтобы не нужно было перед полпредством и федеральным центром доказывать, что Цей - с такой в хорошем смысле советской историей, когда столько туда приезжало людей, и он был всесоюзным центром, - отличается от Домбая? Действительно ведь отличается.
- Я согласен. Это хорошо, что Вы вот так видите. На психологическом уровне это совершенно реально – то, что Вы говорите, - и это происходит.
Г.Ш.: - В смысле, конкуренция, да?
- Да, она такая негласная, - ревность, конкуренция – как хочешь назови её. Но вот сейчас, мне понравилось, что команда Хлопонина всё-таки смотрит на эту проблему как на проблему от Сочи до Каспия – от моря до моря. И, если каждый из нас будет выпрыгивать как прыщ, с визгом, что: "У меня лучше всех", - он ничего не добьётся. Потому, что это у нас психология такая: сидим каждый у себя – президенты республики и т. д. – но ведь речь-то идёт о том, как страна вся в этом плане будет меняться. А мы – юг страны. Поэтому конкуренция будет. Мы будем доказывать, что у нас лучше, и т. д. Но здесь опять сработает, я уверен, то, о чём я раньше говорил – это собственный опыт Хлопонина и его команды. Более того, подрядили-то на это дело совершенно не наших экспертов, а тех, которые имеют богатый опыт для анализа. У меня, - ну, допустим, Мамисон. Я считаю, что Мамисон – самый удачный проект. Почему? Потому, что там полная девственность, там ничего нет кроме того, что дал Бог. Мы туда дорогу делаем, электричество, газ, всё, что положено подводим, это будет готово.
Г.Ш.: - Будет готово через года два ещё или как думаете?
- Я думаю, в течение года мы всё это уже сделаем.
Р.Б.: - Т. е. к концу 2011 г.?
- Да. До 2011 г. мы всё закончим. Там не будет проблем таких, как в Сочи, в Кабарде, у нас в Цее, - т. е. земли эти никому не принадлежат. Мы успели наложить на него, как говорят, не вето, а мы взяли и объявили их зоной туризма, и теперь ни один глава села, района не имеет права своим росчерком пера эти земли раздать. Мы вовремя это сделали. Представляете, что бы там сейчас было?
Р.Б.: - Конечно.
- Приходим, а там оказывается: это - моё, это - моё. Вот.
Что будет тяжело? Мы не имеем права – ни морального, никакого - требовать от федерального центра вкладывать огромные деньги, по крайней мере до 2014 г. Понятно, да? Сочи – это наша общая судьба, страны. Если я буду выезжать здесь: "Отдайте там миллиард", а его нужно отдать в Сочи, конечно, я скажу: "Сочи – first" - потому, что мы все должны делать так, чтобы наша Олимпиада проходила хорошо. Ну, это объективно, может быть, трудность финансовая, а, может быть, и нет. Посмотрим. Конкурировать мы будем, да, и по принципу: "каждый кулик своё болото хвалит", и все мои соседи будут говорить, что это самое лучшее, и что гора Эльбрус выше горы Казбек – тут мы спорить не станем. Но тут Вы точно уловили, - это уже есть. Есть атавизм такой в сознании у некоего большого количества людей, - грусть: вот во времена Советского Союза десятки тысяч туристов... Но мы-то помним, что это за туристы были: доярке где-то в Тамбовской области - путёвку в зубы, рюкзак на плечи, зубную щётку в карман, и, хочешь–не хочешь, иди-ходи там, в Северной Осетии... А сейчас...
Г.Ш.: - Никто не пойдёт.
- Никто не пойдет. И сервиса не было, мы же видим: там стояли срубы...
Г.Ш.: - Да, условия были, конечно тяжелые...
- Да, да, но люди по-прежнему считали, что у нас есть неимоверные возможности принимать тысячи туристов. Тут большая работа, и она на будущее, может быть, даже на ближайшие 100 лет. Нужно сервис создавать, гостиничное хозяйство. Так, объективно, мы очень неплохо выглядим: у нас аэропорт, федеральные дороги у нас шикарные. Т. е. до Мамисона из аэропорта можно за час добраться.
Г.Ш.: - За час?
- За час можно доехать на любом виде транспорта, кроме железнодорожного, трамвая. На легковушке можете спокойно.
Г.Ш.: - Там довольно много рабочих мест планируется – 3 или 3,5 тысячи?
- Да, да. На первом этапе – не менее 3 тысяч рабочих мест.
Г.Ш.: - А приезжать-то будут? Вот вопрос.
- Конечно. Смотрите, вот у нас Цей, да? Казалось бы, никто туда не зовёт, – но едут. Потому что Цей – это самая последняя песня Визбора, - он Цейский вальс написал перед смертью. Потом у нас же в России всё-таки династии внутрисемейные. Цей – это место, где в основном отдыхала техническая интеллигенция, - Вы, может быть, по возрасту не помните, а я помню: это была самая отвязанная, настроенная на демократию интеллигенция – вот они все там были. И Высоцкий, и Визбор, и все. Но Цей посещают без наших призывов, без нашей рекламы, там условий-то практически нет хороших – всё равно едут. Так что ездить будут.
Г.Ш.: - Замечательно, что Вы так говорите, как есть: что есть конкуренция. А как насчет интеграции с другими регионами, как насчет работы с человеком, который едет из других регионов России, и должен понять, куда ему ехать. Есть советская модель, которая до сих пор работает: "Золотое кольцо", - и в этом смысле Переяславль-Залесский очень сильно отличается от Великого Новгорода, Великий Новгород отличается от Костромы. Но, тем не менее, не так как раньше, но до сих пор, люди знают, что это такое и ездить по этому придуманному "кольцу". (К сожалению, до сих пор лучшие путеводители - жёлтые советские брошюры – "Памятники архитектуры") В этом смысле - есть ли здесь, на Северном Кавказе потенциал для интеграции: Эльбрус, Домбай, Цей. Ведь отличия, на самом деле, если человек вникает – они очень большие.
- Да.
Г.Ш.: - Здесь у вас история, здесь и раскопки, здесь вообще принципиально другой климат, т. е., если вдаваться в подробности, то здесь есть и потенциал для интеграции, горизонтального сотрудничества. Или эта конкуренция всё-таки пока сильнее?
- Конкуренция будет даже когда всё случится. Я не знаю, но кто будет жить, тот увидит. Даже тогда будет конкуренция. Звать-то каждый будет к себе, но, я об этом сказал, ...на себя надо обратить внимание. Речь должна идти о том, что в этом плане – интеграционном, - и в плане оздоровительном – у нас же там не только лыжи круглогодично, там минеральные воды, и всё, - т. е. там будет комплекс. Кстати, не мы нашли Мамисон, его французы нашли. Они посмотрели всё это, полетали, а потом говорят: "Вы чего сидите? У вас, посмотрите, что творится". И тогда австрийцы и французы проанализировали, - это же целая наука, там такие заморочки: перепады высот, климат, чего-то где-то, - и оказалось, что, в принципе, сам Бог указал на это место.
Г.Ш.: - Это когда было?
- Это было лет 5 назад, когда они сказали, что: "У вас есть всё, только надо...".
Г.Ш.: - Т. е. это было связано с Вами? С Вами разговаривали?
- Ну, можно считать, да. И вот то, что от моря до моря – именно в этом плане, Вы посмотрите: когда человек будет платить деньги, то, ну, побыл он на Мамисоне 5 дней, - чего ему опять в Москву возвращаться? Он должен, может, в Дагестан переехать и поплавать в Каспийском море. Или уехать в Кабарду и там что-то другое увидеть, и вот так до самого Сочи – там дальше Домбай, Теберда, и все адыгейские дольмены. Т. е. всё это должно быть известно, - но это уже искусство тех менеджеров, которые будут раскручивать. Я-то в этих делах ничего не соображаю, доверь мне – я там, как у Высоцкого: "с лопатами и вилами, и выправлю дефект", - но это должно быть сделано с учётом всех ошибок, даже альпийских. Так нам говорят сами австрийцы и французы. Даже с учётом наших ошибок это надо сделать. Мы же обычно как: "вот мы самые лучшие, вот мы сделали", и всем внушаем, что лучше. А потом: "а чего они не едут?" – а они не считают, что лучше. Поэтому этот комплекс – от Каспия до Чёрного моря – он должен быть очень разумным с учётом того, о чём Вы говорите: что, может быть, кто-то заедет, допустим, в Сочи и оттуда по югу России по 5 - по 3 дня и, пожалуйста, – в Махачкале опять поплавал, икру поел и...
Г.Ш.: - Железнодорожное сообщение есть тем более.
- Именно.
Р.Б.: - Два вопроса. Первый: вообще, по Вашему мнению, туризм – насколько это главная мера оздоровления экономики Северного Кавказа? А второе, оно некоторым образом связано: некоторые эксперты, - когда Хлопонин пришёл и говорил вещи, в том числе и про туризм, - высказывали идею, что, возможно, национальным республикам следует придумать какую-то экономическую специализацию – для каждой. Потому, что она и так есть, подспудно, может быть: Дагестан, понятно, - это рыба, нефтеперевалка, транспорт, там единственный путь в Азербайджан, и т. д., Чечня – там непонятно, здесь, в Северной Осетии – туризм, хотя...
- В Чечне – там нефть.
Р.Б.: - Нефть есть - но просто её не разрешается добывать, там не всё с этим урегулировано. Вот как Вы на это смотрите, и, если мы исходим из этой системы координат, то на чём могла бы специализироваться Северная Осетия?
- Ну, во-первых, туризм – это, совершенно очевидно, очень доходное дело, очень доходное – посмотрите на испанцев там и т. д., - и по рабочим местам, и по налогам, и пр., тут вопросов нет. Вот в Осетии нет ни одной отрасли, которую можно назвать локомотивом. Сегодня можно назвать локомотивом, допустим, цветную металлургию нашу, совсем недавно – это была ликёро-водочная промышленность или производство спирта, но это было по ситуации, и всё зависело от того, как федеральный центр, - может быть, осознанно или совершенно стихийно, - но вдруг нам становилось ясно, что вот под такое производство он даёт акцизы, даёт распределение налогов неплохое и все такое. В чём трудности в Северной Осетии? Во-первых, мы сильно урбанизированы – у нас более 60% народа живет во Владикавказе и в районных центрах, которые тоже всё больше становятся полнокровными малыми городами.
Вторая трудность – отсутствие достаточного количества пашни на душу населения – это совершенно объективные вещи, они на бумаге считаются. Можно сидеть в другом конце земного шара, посчитать на бумаге и сказать: вот в Осетии сельское хозяйство не будет локомотивом. В любом случае, у нас родимые пятна прошлого: 70% промышленности было союзного значения, военно-промышленный комплекс, электроника, и т. д. Этого нет и не будет уже.
Далее: мы просто до ужаса перенасыщены людьми на квадратный километр.
Таким образом, локомотива я не вижу, но есть отрасль - туризм, мы о нем сказали, который нам сам Бог дал и было бы неразумно ее не использовать. Он очень полезен будет для экономики и, вообще, менять будет менталитет республики: вот три тысячи народа будут там обслуживать людей интересных, солидных. Ну, конечно, там будут и такие, на который противно смотреть, но будет и много других. Мы рассчитываем, что здесь вся Россия в том или ином виде побывает. Это уже меняет людей. А поменять психологию трех тысяч человек, - они перестанут, мусор бросать на дороге, они уже станут другими, - так что и в этом плане туризм очень важен.
Металлургия останется у нас как одна из самых ведущих отраслей, потому что это традиция, - это старая Россия, это старая Осетия, это наша техническая интеллигенция..
Г.Ш.: - Вы имеете ввиду высшее образование?
- Да, образование. Наш институт горный, - возьмите Норильск, все это же наши поднимали, до сих пор они все там. Их оттуда не выгонишь. Он стоит, они не уезжают.
Г.Ш.: - А были специалисты из Осетии, которые пересекались в Норильске с Хлопониным?
- А вот Хлопонин приехал в Горный институт, - когда из машины выходит, говорит: "Таймураз, а что ты мне здесь устроил? Посмотри, - это же половина директоров моих предприятий". Они же на пенсию вышли, преподают здесь, - зав. кафедрой и т.д. Они пересекались, - трогательные встречи были. У них свое братство, северное.
На чем мы еще стоим? Мы спирт будем производить. Мы не можем его не производить, - он у нас очень дешевый. Водка очень дешевая. Потому, что у нас вода - завозить не надо, для технологии.
Г.Ш.: - И производство же есть налаженное?
- Есть такие производства, - тот же "Исток", который сейчас в банкротство ушел, из-за тупого, неразумного менеджмента. То есть люди поставили завод, которого в Европе нет, вообще, по технологиям, - это покруче, чем атомная подводная лодка. Жалко — стоит. Руководство возомнило о себе, - начало то американцев на один день приглашать, то каких-то французов. Не было грамотного менеджмента и управления этой отраслью, - но она стоит рядом, есть и другие предприятия высокого уровня.
Г.Ш.: - А что будет с "Истоком"?
- Банкротство, я думаю, поможет.
Сейчас вот как раз Хлопонин обещал выбрать время, пригласить сюда эту новую структуру, которая создана по алкоголю в России. Мы, может быть, на базе одного из этих заводов сядем и скажем: "ребята, - это не только проблема Осетии. Осетия - такая же часть России, как и Москва". Но вот Вы же говорите, - технологии надо завозить. Ничего не надо, - все стоит, вот оно. И работало идеально. 33% шампанского на рынке России - это же наше шампанское было.
Г.Ш.: - Так что случилось? Почему сейчас такие увольнения?
- Ну, потому, что сейчас сидит в Москве умник, который, когда здесь надо было... Я же был главой этого района. Почему все в Беслане? Потому, что я тогда понимал, что спасение в этой отрасли. Но Россия всегда не выпускала из рук спирт, пушнину, золото и алмазы. Никогда не выпускала из рук. И я сделал все, чтобы им не мешали. Это буквально физическая работа была. И как глава района я накрыл, - вот как квочка накрывает, - эти производства, всех поотгонял, и все это выросло тогда.
Г.Ш.: - В смысле, помогли легализовать производство?
- Вот как раз то, что я им помогал, было в противовес подпольным заводам. И я как глава района собирал их. Допустим, в районе у меня могло быть за семь десятков производителей. Я говорю: "я здесь вырос, я добьюсь, чтобы мой район был цивилизованным. Вот они построят, - я вас не могу уничтожить физически, но знайте, в конкуренции вы умрете. Поэтому не вкладывайте деньги в низкокачественную продукцию". И это случилось, все было легализовано.
Г.Ш.: - Сейчас уже нет таких левых производств?
- Нет, нет смысла. Сейчас левая, как ее называют, - на самом деле такая же качественная - продукция уходит, мимо акцизов, мимо всего, а в Москве или в Подмосковье ее ждут уже такие же жулики. Они разливают, клеят чего-то, их ловят и т.д.
Р.Б.: - С "Истоком" проблемы случились, - это не разовьет данную проблему?
- Какую?
Р.Б.: - Нелегальную.
- Нет. Понимаете как, - иммунитет в стране уже есть на это, переболели этим. В терминологии она нелегальная: как только ловят там, - эшелон поймали, - все, нелегальная, но отдают на экспертизу, - она самого высокого качества. Кстати, так называемый стандарт российского спирта, взят на базе истоковского спирта.
Г.Ш.: - Правда?
- Совершенно точно.
Г.Ш.: - Расскажите, пожалуйста, об этом, - это когда и как было?
- Наверное лет 6-7 назад. Вот когда этот бардак начался, - ушли ГОСТы, стал вопрос, помните у Жванецкого, когда он говорил: "я не понимаю, как в Советском Союзе, когда иностранцы приезжают и читают — сыр плохого качества, - они не понимают, если сыр не того качества, которым должен быть, значит это не сыр Только у нас сыр, но плохого". Стал вопрос, а спирт какой должен быть? И вот тогда этот спирт посчитали как базовый стандарт.
Все дело в головотяпстве общего руководства, когда люди возомнили про себя, что они... Вот последнее - на всю страну они писали: "теперь мы пригласили американца", - он то ли кока-колу поднимал, то ли что там. Через две недели американец пишет: "пошли вы на хрен, в таких условиях я работать не могу". Потом еще кого-то пригласили... То есть этот чисто объективный взгляд на вещи показывает: надо грамот но работать. И потом: это не завод, не он погиб, - а у них целая куча этих предприятий, включая и НПЗ 3, который они где-то в Краснодарском крае ставили. То есть проблема "Истока" родилась не на "Истоке". Она родилась в общем менеджменте, а он как часть общей картины попал туда. Если "Исток" пройдет процедуру банкротства, я думаю, что какой-то нормальный человек вложит туда деньги. А пока руководство "Истока" из последних сил все-таки надеется вернуться в исходное положение.
Г.Ш.: - Но это сложно, конечно, себе представить.
- Я думаю, сложно, да. Ну, жалко, - завод стоит, три тысячи народу без работы. Но он не будет стоять, все равно его кто-то приобретет.
Г.Ш.: - И там качественное оборудование, Вы показывали завод...
- Очень. Там Греф побывал, там Басаргин был, - я всех туда затаскивал. Я это делал для чего? Они же часто все из газет узнают, из телевидения — вот осетинская водка... Идет экскурсия, внезапно завожу, говорю: "давайте, тот, кто разбирается в технологии...". Даже посол Великобритании, когда я его туда завез, снимает шляпу, - это же чудо, что такое. И вот такое предприятие стоит. И это обзывается нелегальным производством. Там муха попадет в огромную эту 100-тысячную емкость, - компьютер все останавливает автоматически. Все сначала надо. Но я уверен, что разум возобладает и все заработает.
Г.Ш.: - Это, в целом, проблема не только вашего региона, потому что мы знаем, что и у соседей тоже раньше были почти целые поселки, где производили нелегально водку, а сейчас на тех же самых заводах смены, в ночную, штампуют...
- Да, и самое главное — законодательство.
Г.Ш.: - В смысле - штрафы очень маленькие?
- Да, и я сторонник того, чтобы государство все-таки на спирт обратило очень внимание. Надеемся, что меры, которые приняты, - у нас же есть история, я же еще раз говорю: спирт, пушнина, золото, алмазы, - чтобы государство за всем следило. И потом, люди ведь будут употреблять алкоголь — от этого никуда не деться.
Р.Б.: - А вот такой вопрос: Вы просто упомянули, что когда пришел Хлопонин Вам легко работать с ним в той части, что он сам руководил регионом и менеджер с огромным опытом, а, извините, с силовым полпредом Устиновым было тяжелее?
- Устинова мы до конца, как говорится, не почувствовали. Допустим, Козака мы почувствовали реально. Мы с ним побольше поработали по времени, - это во-первых. Во-вторых, Дмитрий Николаевич, - может быть на личном уровне, может быть по той роли, которую он играл в правительстве, и т.д. - он ради нас мог с любым министром говорить почти на "ты". Тоже самое сейчас у Хлопонина - уже по должности. К Устинову мы не успели приглядеться. Ну, и плюс к этому еще одно обстоятельство: все-таки 13 субъектов - от Дона, с его заводами, россельмашами, до Махачкалы. Полный контраст. Поставьте себя на место полпреда, когда тебе утром звонят и говорят: в г.Шахты шахтер не хочет вылазить наружу, - а через полчаса тебе звонят и говорят: в Махачкале кого-то застрелили. Или там калмыки, у которых избиратель в степь убежал и не хочет голосовать. Найди его там.
Человек - он же реальное существо, у него же всего два полушария в голове.
Вот этот контраст: территория, житница, - ну, как отвернуться от Кубани, как отвернуться от Ростова, это же житница? И вот в этом плане, может быть, всем, кто до Хлопонина работал, было трудно сосредоточится на нас. Потому, что здесь мы являем собой контраст, - ни между собой, а все вместе. И головные боли от нас другие исходят. Вот у нас в Осетии саранча прибежит, сожрет весь урожай, никто этого в России и не заметит. А как в Волгограде саранча полетела, - все мы всколыхнулись, давай-ка помогать. Поэтому, может быть, то обстоятельство, что это другой федеральный округ, со своей спецификой, - но я в этом плане склоняюсь к тому, что нам будет эффективнее работать.
Г.Ш.: - То есть формат Хлопонина - это продолжение линии Козака? В этом смысле, - есть что-то похожее?
- Козак - первый из полпредов, кто открыто, на всю страну, (помню это как сейчас) докладывал тогда президенту Путину свое мнение: "Хватит Кавказ рисовать черными красками. Это очень предприимчивый и нормальный народ, и с ними надо работать открыто и дать им возможность жить в России также, как живут все другие субъекты".
Вот это было впервые сказано. Это нас раскрепостило. А то сидели как, извините, виноватые. Живешь тут и знаешь, что прочитают где-то твою фамилию или просто упоминание о территории и скажут: "да ну их, - сидят где-то, чурки, только от них головная боль, давай-ка от них, вообще, забор сделаем, - между Россией и Кавказом, - пусть они там друг друга грызут".
А они же не знают, что у нас завод "Электроцинк", допустим, где был получен первый в истории России килограмм цинка путем электролиза. Что знаменитый Славский - трехкратный герой соцтруда, - это величайший министр, который работал с Курчатовым, и т.д. Что он закончил наш институт, потом пошел на "Электроцинк", доработался до его директора. Им же трудно понять, что у нас Бесланский маисовый комбинат, который был крупнейшим в Европе и вторым в мире после канадского. Все производные от кукурузы производил. И то, что Владикавказ - это город, где родился Вахтангов, где Булгаков начинал свою литературную деятельность. Всего этого, если никто не знает, то, конечно, мы для него какие-то "чурки", которые только в чалмах бегают и которые только - "Аллах-акбар" и давай стрелять, и вешать. И Козак впервые об этом сказал. То есть он нас легализовал, можно сказать.
Р.Б.: - Как раз складывается впечатление, что Козак был политическим, весомым полпредом, и у него задача была политическая. То есть, ну, да, - легализовать Кавказ.
- Он доверие вызвал к себе. Он встречался с людьми, - представляете? А ну-ка, встреться с матерями Беслана! Это же то, что здесь ценят. У нас же народ доверчивый. Просто от него не надо прятаться. Ну, пойдешь, скажут тебе что-то резкое, неприятное. Но, если ты это выдержишь, через пять минут они сами того, кто позволил себе в отношении тебя хамство, поставят на место. Козак вызвал доверие и последствия этого. Вот Хлопонину в этом плане будет легче. То есть он пришел уже на открытый Кавказ. Нас показывают, нас видят.
Р.Б.: - Я просто пытаюсь осознать: Козак был, потом Устинов, - полпред по безопасности, то есть человек, приехавший разруливать со взрывами.
— И этого я не ощутил.
Р.Б.: - А сейчас полпред экономический.
- Миссию какую-то выпуклую у Устинова я не почувствовал. То ли он силовой порядок хотел навести... - что хотел, я не успел понять. Что касается Хлопонина, то, конечно же, он, в первую очередь, будет как коромысло, где он полпред, представитель президента, - это политическая сторона его деятельности. И другая часть его - это вице-премьер, который, в отличии от других вице-премьеров, не имеет локального кураторства.
Поэтому у нас большие надежды. И потом, прошел уже какой-то период, - мы совещались, и чувствуем, о чем он говорит. Поэтому я считаю, что он не просто чисто экономист, но этим главным он будет заниматься, не потому, что он марксист и, что бытие и способ производства определяют все, - потому, что так надо.
И мы, когда эта стратегия будет просчитана, то мы поймем то, - я возвращаюсь к вашему вопросу — что каждая территория имеет какую-то экономическую миссию. Как бы я не хотел доложить вам и стране, что Осетия - это место откуда начнется рассвет российской экономики, я же не в бреду, я же в полном сознании нахожусь. Поэтому эта стратегия, она по ходу все покажет. Даже если в регионе в результате этих расчетов выяснится неприятная для меня вещь, - что от Осетии особенно—то ждать нечего, она себя не сможет обеспечить, - но если это объективно доказано (я по образованию инженер и очень не люблю этих всяких восторженных разговоров, когда все уже расчеты показали), - я должен буду смириться с этим и жить так, чтобы Осетия давала максимум возможного - себе и стране.
Что это будет? Мы безресурсная республика, но скорее всего это будут новые технологии, малые предприятия, и чтобы каждое утро человек знал, куда он идет и чем он будет заниматься.
Р.Б.: - А какие новые технологии?
- Ну, сейчас у нас по науке если, то "Баспик" 4 работает неплохо. Я пока не буду в этот хор вплетаться - о нанотехнологиях и т.д. Это микроканальные пластинки, там есть наука, и сейчас у нас молодежь очень много проектов повела - мы их поддерживаем.
Г.Ш.: - Это малый бизнес?
- Да, это малый бизнес. Потом, народ у нас трудолюбивый, умеет работать. Просто не хочет уже примитивно работать. Не хочет брать лопату, ковыряться в грязи. Посмотрите какие у нас есть фермы: допустим, если бы вы поехали, сами посмотрели, - мы с французами работаем по животноводству, причем, под их контролем, - шикарное поголовье и комплексы большие. С финнами работаем, с датчанами. Сейчас мы осуществляем шикарный проект по садоводству. Впереди у нас рыба. То есть вот такие, - где интеллект, технологии, техника. Вот туда у нас люди идут спокойно. Они даже увлекаются, иногда даже зарплату особенно не считают, потому что приятно работать в таких условиях, когда огромное поголовье, на котором раньше три тысячи народа возилось, а сегодня пять кандидатов наук на компьютерах сидят, и там все само собой решается.
Но высокие технологии - они не дают рабочих мест...
Г.Ш.: - Оборотная сторона.
- Да, оборотная сторона. Я не знаю, я ничего не изобрел и в мире ничего другого нет.
Потом - услуги. Люди должны научиться обслуживать друг друга. Здесь менталитет, надо подождать, пока "чего изволите" придется кому-то говорить. Услуги, гостиничный комплекс и т.д. Уже пора научиться приветствовать, потому что есть надежда, что менталитет кавказца как хозяина дома, - как в русском "Домострое", если его читать, там тоже: придет гость, не стесняйся унизиться, не считай ниже своего достоинства подмести перед ним, почистить, - вот этот менталитет гостеприимства, может быть, толкнет людей в сферу услуг. Скорее всего. А других прорывных направлений я не вижу, - я чувствую, что нам об этом скажут те, кто разрабатывает стратегию.
Р.Б.: - Короткий вопрос: а когда она будет просчитана?
- До июня, я думаю, точно, - так спланировали.
Г.Ш.: - На пресс-конференции 7 апреля министр финансов РСО Олег Калаев озвучил, что В Северной Осетии значительно увеличен объем поддержки всех форм малого бизнеса: если в 2009 году на эти цели были направлены 150 млн. рублей, то в текущем году объем помощи составит 600 млн. рублей. Какие формы малого бизнеса Вы, в целом, представляете себе, как наиболее перспективные?
- Они уже у нас показали себя: это деревообработка, очень много будет мелких строительных фирм, в аграрном секторе очень много. Мы эти 600 млн будем использовать, не в лобовую раздавать, - у каждого из них должен быть убедительный бизнес-план, который покажет, что все это реально, и мы будем и проценты банковских кредитов покрывать, и т.д. В основном - это аграрный сектор, сфера услуг и ЖКХ.
Г.Ш.: - Хочется отдельно поговорить про Пригородный район. Соглашение, подписанное Вами с Юнус-Беком Евкуровым 17 декабря 2009 года, подразумевает конкретные идеи экономического развития Пригородного?
- В целом, включает. Но если говорить о Пригородном районе, то даже эта мера - она не решит того, чего мы хотим получить.
По Пригородному району - это было мое предложение, поскольку иногда (не иногда, а часто), когда речь идет о Пригородном районе, почему-то обязательно нужно иметь мнение руководства Ингушетии. Хотя это полный абсурд. Но, зная это, - для меня же важнее дело, чем стоять в позе великого вождя, и визжать: "а при чем тут Ингушетия?!". Если федеральному центру нужно по этому поводу мнение руководства Ингушетии, - мы провели переговоры с Юнус-Беком Евкуровым и за двумя подписями высказали свое мнение. Пригородный район - он район огромный. В той части, где есть совместное проживание осетин и ингушей, надо разрабатывать федеральную программу по созданию рабочих мест. И вот там вот малый бизнес, небольшие предприятия, по моему предложению, они не должны быть осетинскими: ни одна копейка не должна прийти для этого в Северную Осетию, в распоряжение местного руководства. Не потому, что мы боимся хищений, а просто чтобы избежать любых подозрений.
Я предлагаю создать Дирекцию в Москве, посадить на это 4-5 человек, больше не надо, разбросать по каждому населенному пункту предприятия, - или ферму, или переработку и т.д. И оттуда напрямую финансировать и контролировать. А когда она один год поработает, а может два, - то есть войдет в оборот и начнет самостоятельную жизнь, и появится своя судьба у этой экономики, микроэкономики, - можно уснуть и федеральному совету и нам, люди начнут работать.
Р.Б.: - А кто учредит эту Дирекцию?
- Это может быть, допустим, Минсельхоз, это может быть кто угодно. Дирекция должна быть, на мой взгляд, под эгидой Минрегионразвития, - документы все там лежат. Я думаю, это все равно случится. Потому, что, если речь идет о финансовой составляющей, - она, в масштабах нашего федерального бюджета, 00000 чего-то десятых, которая никогда ни на что не влияет.
Г.Ш.: - Если учредителем будет Москва, вы эту идею уже высказывали ранее, то хороша ли экспертиза-то будет? Ведь в Пригородном районе, мы знаем, уже реализуются малюсенькие, - буквально идет речь про 20 тыс. рублей — проекты "Мемориала" в сфере малого бизнеса: ткацкие, мебельные. Заметят ли из Москвы то, хорошее, что уже есть?
- Конечно, расчеты-то мы даем. Вот то, что Вы говорите, - это один из главных аргументов: даже когда вы ничего не делаете, или мы вместе ничего не делаем, - люди все равно что-то делают. Они берут кредиты, ковыряются, копошатся и т.д.
Во-первых, они должны увидеть, что это забота федерального центра, которая исходит из того, что люди не работают. Вот сидит ингуш, а за забором у него осетин живет. Вот утром осетина жена обругала: "ну, чего ты сидишь, мужик, дети не кормленные, а ты здесь распластался". Он злой выходит, ее там послал на хрен, вышел у калитки сел, прикурил. Тут ингуш вышел, его своя жена выгнала. Вот и смотрит, и один думает: "вот из-за этого дурака—ингуша, у меня здесь работы нет". А ингуш думает: "вот этот дурак-осетин сидит здесь, работы нет". А раньше они вместе работали. Мы-то на уровне власти решили, я же говорю, - у нас всенародно избранная женщина-ингушка руководит населенным пунктом. Там осетин - глава села, его заместитель - ингуш. И в районе, и в населенных пунктах на уровне власти мы делаем это. Допустим, если преобладающее население ингушское, как на нашей территории Майское, - там все - милиция, все - из них же самих. Работать надо. В 7 утра все должны быть на работе.
Г.Ш.: - Ну, вот те проекты, которые сейчас силами гражданского общества реализуются - их будут изучать, их будут поддерживать?
- Да, да. Они сюда входят.
Г.Ш.: - Мы пишем много о таких начинаниях, которые, кажется, требуют именно того, чтоб они были замечены и поддержаны потом.
- Ну, сейчас, допустим, мы никого не ждем. Сейчас, по-моему, все-таки мяч на ингушской стороне.
Вот у нас фирма мебельная "Рокос", - это просто шикарное предприятие, оно уже из малого в средний бизнес перешло по категории, скорее всего. Там просто идеальное оборудование, такого вообще в России нигде нет. Мы решили его филиал открыть на территории Ингушетии. Будет работать на территории Ингушетии филиал осетинского предприятия - и пусть они на нём работают. Там тот же эффект, там не будешь с топорами тесать... там кнопки, компьютеры, - но это политически выгодно. "Я работаю на предприятии осетинском..., находясь в Ингушетии". И эти вещи мы делаем на своем уровне.
Г.Ш.: - То есть Вы думаете, что потихоньку идет нормализация отношений, потому что это соглашение — оно, конечно, важное, и вызвало большой резонанс в Ингушетии, но самое главное, это проблема возвращения людей в свои дома, как Вы сказали: "отношения соседские"?
- Совершенно верно.
Г.Ш.: - Многие же годы там были программы и мы помним, что деньги выделялись, но, в общем, многие годы отношения были сложными, - а уж после трагических событий в Беслане, ситуация стала не лучшей, мягко говоря.
- Конечно. Она была на грани катастрофы.
Г.Ш.: - Понятно откуда боевики в Беслан проехали, - этнический фактор, - хотя мы знаем, что нет этнического, национального лица у терроризма, но тем не менее... То есть Вы видите сейчас, что через эту программу, конкретные действия, связанные с созданием рабочих мест может изменяться ситуация?
- Я в этом убежден. Но я не считаю, что это решит все проблемы.
Мы упустили время. Мы опять вырастили новое поколение людей в ненависти. Молодежь, в основном, все-таки так смотрит друг на друга... вот ингуш, значит плохой. Для ингуша - осетин, это плохой человек. Мы упустили это время. Хотя я старался все время, с 1992-го года не допустить, чтоб новое поколение выросло таким, - оно выросло потерянным.
Чем мои опасения разрушаются? В том, что молодежь полезла в интернет и поехала учиться. Образованность и высокий интеллектуальный уровень, - это уже барьер, в основном, для того чтоб опять какой-то дурак, извините меня, не призвал по этническому признаку пойти друг на друга. То есть они иммунитет должны получить, - а это общий уровень цивилизации. Это может быть образование, это может быть воспитание, это может быть возможность визуально увидеть жизнь других. И в европах учатся, смотрят: кто-то в хиджабе ходит, кто-то виски хлещет, кто-то там, допустим, в "Мулен Руж" отдыхает...
Г.Ш.: - А где-то штрафуют за ношение хиджабов...
- Да. Все это они видят и, я надеюсь, что молодежь все-таки не клюнет на это, - но мы упустили момент.
А то, о чем я говорю с точки зрения рабочих мест, это для того поколения которое сегодня должно кормить семью и зарабатывать деньги. Оно этого не может сделать. Это не разные вещи, но, как бы, что-то первое, что-то второе. Потому, что забота о молодежи, воспитание нового менталитета у нашей молодежи и в Ингушетии, и здесь, - это проблема далекая и долгая. Но начинать ее надо сейчас, тем более, я убежден, что мы упустили время. А это надо решать, установить сроки, ответственных лиц, так сказать.
Создадим все. Когда пару раз посеете, соберете урожай и переработаете, - все, после этого уже никто не нужен, уже придет весна, они без нас пойдут сеять, убирать, перерабатывать. Надо просто закрутить механизм и оставить им, подарить потом, все это оборудование, все эти мельницы, все эти трактора, сеялки.
Р.Б.: - Сколько, в прикидках, это может стоить?
- Пока не знаю. Там обсчитали, до 3-х миллиардов было, потом 4, 6, - это уже смотря, что мы хотим.
Р.Б.: - По части дирекции, по-Вашему представлению, оно должно быть в...
- Пока я считаю, что тут должны быть маленькие федеральные предприятия, ГУПы.
Г.Ш.: - Можно я схвачусь за очень важные для меня слова? Вот Вы сказали про потерянное поколение, - это не часто услышишь. Вообще, не часто признают эту проблему. Я в Пригородный район езжу с 2002, и вижу, что те проекты, которые там идут, как Вы тоже тут сказали, - это проекты про школы. Это попытка со следующим поколением что-то менять.
- Да.
Г.Ш.: - И мы знаем, что эти проекты идут много лет и сейчас реализуются, но есть люди, которые живут сейчас, уже выросшее поколение. Мы помним события, которые происходили во Владикавказе, где участвовали выходцы из Пригородного района, теракты и так далее... Вот эта выросшая молодежь, хоть и существует вопрос рабочих мест, но достаточно ли только рабочих мест?
- Нет. Я же сказал!
Г.Ш.: - А что еще может быть, кроме рабочих мест для них?
- Рабочие места - это фон, это совсем другая жизнь, реальная жизнь. Утром все идут на работу. И не ингушская бригада, российская, а вместе они идут работать. Так это было, ничего придумывать не надо. Это было так. Они готовы. Вы пойдите туда просто...
Ну, вот, допустим, когда Евкуров только начал работать, я ему предложил: "Юнус-Бек, я прошу, я здесь всего понавидался, я послушал всю эту... эти предложения... Приедут сюда на пять минут кто-то, побудут, а потом вот такие отчеты пишут и нас учат, как жить: "Надо, чтобы там саксаулы собрались, аксакалы..." и еще что-то... И когда готовится поездка, там сценарии разработаны - тут же есть группа, которая начинает: "геноцид, депортация" и так далее - и все это годами длится. Хочешь увидеть своими глазами? Не объявляй никому ничего, даже мне не говори. Сядь в машину, проедь по этим селам, что бы никто не знал, что это едет президент. Сидит там, допустим, мужик у ворот, - остановись, выйди, пока они тебя еще в лицо не знают, спроси: "как ты тут?", - они все скажут. Вот они реально все скажут".
Он это сделал. Я ему за это благодарен. Он, наверное, немало сомневался, потому что, все-таки, неожиданное предложение, но глава Осетии предлагает: "поезди сам, без никого и не оповещая, куда хочешь...". И он это сделал. Он все увидел, поэтому его оппоненты разоружаются, - ему врать уже бесполезно, он все это знает.
Поэтому, по поколениям я считаю, что мы не сделали достаточно, чтобы... С 1992-го года сколько прошло, - 20 лет? Тот, кому было 5 лет, - сейчас ему 25, он готовый мужик или готовая девчонка. И часто те умники, которые хотят этот вопрос решить и диссертации защищать, - они не обращают внимания на те зернышки, которые дают надежду на то, что ситуация меняется.
Вот женился осетин на ингушке, тихо. Я как просто гражданин Осетии, который был в центре всего этого конфликта, я видел весь этот ужас и я считал его позором и осетинского, и ингушского народа, позором – соседи пошли друг на друга. Мне больно было, - но когда я узнал, что осетин женился на ингушке, мне стало очень легко, надежда появилась.
Но это никому не нужно! Кто лазает в этих интернетах? Я часто читаю там перебранку, когда не ситуация, скажем, обсуждается, а то осетин это или ингуш? Вот сбила машина около Майского ингуша и уехала. Через час висит в Интернете: "На территории Осетии машина сбила ингуша, который в 1992-м году был там, пошел туда..." И расписали все. Через два часа старики-ингуши за шиворот притащили того, кто его сбил, тоже оказался ингушом, но это уже не надо прессе, уже прошло. А кто это все делает? Это все молодежь делает и делается все это для молодежи: "Не забывайте: осетины, - это мерзавцы, а наши... Не забывайте: с ингушами вот так вот надо" (стучит по столу). Вот о чем я говорю. А это остановить законами власть не может - это не наше дело. Есть федеральные законы о разжигании розни и так далее, - это уже пусть те, кому надо, занимаются. Но я говорю о поколении, - оно не потерянное, но оно не такое, какое могло быть, если бы мы этим все-все занимались. Мы не занимались. Может, даже поощряли это. И вот сейчас, тем не менее, молодежь, она, сами знаете, - как вот в речке песок - самоочищается. Они же точно с такими проблемами сталкиваются, как и мы: безработица, низкий уровень жизни и так далее. Но я вижу, что сама молодежь меняется, - они участвуют в международных конкурсах, например, музыкальных. Иногда их телевидение смотришь, - это совсем не то, что было совсем недавно. Там вот ингушка победила на каком-то конкурсе учителей русского языка. Знаете, для меня это очень важно...
Г.Ш.: - Спортивные достижения Ингушетии, борцы...
- Борцы, да. Олимпийские медали всегда же мы брали. У нас уже четыре двукратных чемпиона, полтора десятка разных других, включая Аиду Шанаеву, которая по фехтованию золото привезла. А когда тяжело было: с медалями российскими, в Пекине, - раз ингуш выиграл, другой выиграл.
Г.Ш.: - Это был большой, конечно, праздник для Ингушетии.
- Конечно! Для всех нас!
Г.Ш.: - Да, да - для соседей.
- Вот о чем я говорю. А так, если нас препарировать, как лягушку в лаборатории под микроскопом, так и будут все препарировать и педалировать то, что нас различает.
Р.Б.: - Кстати, я правильно понимаю, что по-Вашему ощущению с Юнус-Беком Баматгиреевичем у Вас совпадают взгляды на реабилитацию края?
- Да! Мы за двумя подписями документ отправили. У меня вот здесь в мобильном телефоне его номер, вот он звонил два дня назад. Круглосуточно мы можем друг другу позвонить.
Г.Ш.: - А как с возвращением беженцев в Пригородный район? Потому, что в Ингушетии часто слышу критику: сложно возвращаться, чинят препоны, что хотелось, чтобы активнее работали чиновники... Достаточно ли хорошо работает в Осетии орган который занимается организацией этого процесса?
- Никаких органов, занимающихся возвращением в Осетии нет и не будет. Потому, что... в этом случае я всегда говорю, по-моему при прошлой встрече я вам тоже говорил это: "Мои цифры и мою статистику не принимайте во внимание". Потому, что я говорю как человек в центре Осетии, я - глава Северной Осетии, у меня свой взгляд и на конфликт, и на причины, и на цифры. Я знаю, что столько ингушей здесь живет, сколько и жило, в принципе, до конфликта. И никаких иных препятствий, кроме как, если человек не может вернуться туда, потому что соседи его ждут: "давай, давай, приезжай".
Г.Ш.: - В смысле, если он был участником событий и на нем есть кровь?..
- Конечно! Иначе говоря, скажем, 25-30 тысяч могут здесь жить, включая Владикавказ, - вы их и сейчас можете видеть. Вот практически везде, где жили, - кто-то живет, а кто-то нет, кому-то можно, кому-то нельзя. Кто их сортировал? Никто не сортировал. А статистику вам даст Федеральная миграционная служба, по цифрам я и не хочу даже говорить. Я объявляю, что Осетия такая же открытая территория, как и вся Россия, у нас есть Конституция. Вы извините меня, в Грозный же не хотят русские возвращаться. Плачут, но не хотят. Они же не ставят вопрос: "верните нас в Грозный", потому что пока там небезопасно. Вот отстроят все, вернутся туда мир и спокойствие, над чем работает сегодня власть Чечни, тогда многое встанет на свои места.
Р.Б.: - Вы исключаете возможность того, что в Ингушетии органы власти или те или иные политические деятели поставят вопрос о радикальном политическом решении проблемы Пригородного района?
- Они его ставили всегда!
Р.Б.: - А сейчас?
- Я ничего не исключаю. Вот на Юнус-Бека пытаются наброситься за то, что он, якобы, заявил. Он сказал то, что есть: Пригородный район находится в составе Северной Осетии, - это все равно, что таблицу умножения прочитать вслух. В чем дело?
Г.Ш.: - Да. Руслан Аушев подписал...
- Он прекрасно знает и историю Пригородного района. Да никто её не опровергает.
Г.Ш.: - В смысле, что эта территория была частью Ингушетии?
- Была частью, была, - там какие-то процессы происходили и про выселения, и про депортацию мы знаем, и про 1957 год мы знаем, но Юнус-Бек - политик, который работает сегодня. Легче всего поддаться на эту волну и весь свой срок строить из себя национального героя и требовать чего-то откуда-то, под аплодисменты, - а экономикой кто будет заниматься тогда? Мне тоже очень легко стать национальным героем, - 5 минут, я 5-6 заявлений сделаю и всё. А работать кто будет?
Г.Ш.: - Экономика и политика, - вот такое сочленение, которое Вы затронули, по-моему, касается и Пригородного района. Но, если еще немножко поднять выше и посмотреть не исторически, а с точки зрения развития региона. Когда мы говорили про туризм, говорили про интеграцию - возможно или нет встраивать осетинский туризм в северокавказский. Вспомним, что было до 1992 года: многие приезжали из Ингушетии жить и работать в Северную Осетию. И сейчас, по-прежнему, - что такое Ингушетия? Со всеми усилиями, которые Юнус-Бек Баматгиреевич делает и будет делать, - дай Бог ему здоровья! - все-таки это регион у которого, тоже исторически нет промышленности, она вся в Чечне. Промышленность будет развиваться - это отдельный, чеченский вопрос. Опять же Осетия исторически - это более развитый регион. Ингушетия - в сложнейшем положении, официальная статистика гласит, что там больше 50% безработицы, уж не говоря о том, что реальная ситуация может быть и хуже, потому что есть очень сложные факторы, которые не учитываются. И есть нормальные стремления людей ехать туда, где жить и работать, может быть, легче. И с этим ничего невозможно сделать, когда не мешает конфликт. Экономика может влиять на политику? Видите ли Вы какой то потенциал для того чтобы эта ситуация здесь менялась? Я помню лет 10 назад, приезжаешь во Владикавказ и если вдруг появляется машина с ингушскими номерами, то вокруг собираются люди и смотрят.
- Сейчас же этого нет...
Г.Ш.: - А сейчас уже, если стоит машина с ингушскими номерами, там не будет стоять группа людей и смотреть, что за невидаль такая? Экономика - она ведь может влиять: и совместные предприятия, - вот Вы сказали про мебельную компанию "Рокос".
- Да, филиал будем делать.
Г.Ш.: - Совместный бизнес, не только по Пригородному району, может положительно влиять на ситуацию?
- Он уже есть. Я сторонник того, чтобы действовать по прецедентам. Я могу об этом рассуждать сколько угодно, рисовать бизнес-планы, защищать их. Вот сделаем мы филиал, - значит что-то есть. У нас возможны какие-то совместные дела на доломитовых карьерах. Все возможно.
Г.Ш.: - Доломитовые карьеры – это где?
- Это у нас тут, за Владикавказом. Потому, что доломит лежит, а сверху - на бумажке, на карте - граница. Но его же надо разрабатывать. Посмотрим, - это акционерное общество работает, они уже контачат. Моя задача - создавать прецеденты. Создадим филиал "Рокоса", значит можно.
Г.Ш.: - А что нужно с ингушской стороны? Предприимчивые люди или вложения финансовые?
- Вопрос практически решен. Там у них уже министр работает, у нас это все на уровне директора. Какие-то проблемы могут быть, возможно, с сырьем, доставкой, но этот вопрос психологически решен. Надо технически его решить: завести туда оборудование, просчитать сколько людей, какие будут виды работы. Потому что, это филиал.
Г.Ш.: - То есть, это не будет много рабочих мест? Операционный центр?
- Нет, там не может быть много рабочих мест, потому что там очень высокая технологичность.
Г.Ш.: - А доломит где планируется добывать?
- Это вот прямо за Владикавказом, рядом (показывает в окно)...
Нам не избежать сотрудничества. Оно уже есть, но оно пока такое, как бы холодное, замороженное. Совершенно объективно, друг без друга ничего мы не будем делать. Неразумно же через каждый метр одно и то же желать. Скорее всего, они что-то свое будут делать, мы свое... Уже есть эти контракты.
Г.Ш.: - То есть совместное предприятие - или что?
- Может быть, совместное предприятие, может быть, доля акций будет у них у кого-то, потому что это чисто акционерное общество.
Г.Ш.: - Бизнес - это такая интересная сфера. Он помогает решать конфликты.
- Он помогает решать. Поэтому мы настаиваем на том, чтобы на территории Пригородного района и совместного проживания осетин и ингушей был бизнес. Инициировать его должен Минрегионразвития России. Надо дать бизнесу возможность, надо родить его, а там он сам будет жить. Девять месяцев потерпеть, принять роды, увидеть, что орет, пищит, шевелится и оставить. А люди будут жить и работать вместе.
Р.Б.: - Что думает Минрегион?
- Никто не отвергает.
Р.Б.: - Возвращаясь к разговору про назначение Хлопонина и все, что тогда произошло, - вспомните, там президент, одновременно с изобретением нового округа, с назначением Хлопонина, еще рекомендовал правительству (и оно, вроде, выполнило эту рекомендацию), с нового года разработать принципы оценки эффективности расходования центральных денег вот именно здесь. Как я понимаю из разговора, в Москве регионы участвуют в этой оценке, - то есть они представляют полпредству, новому теперь уже, свои результаты, свои выкладки о том, как, какие средства, каких ведомств были потрачены здесь. Когда это последует в Северной Осетии? Каково, вообще, Ваше отношение к этому?
- Нет, у нас нет такого графика. В принципе, по сути Вы правы, а по форме это не так делается, что мы, там, придем и скажем: "вы нам дали рубль, из них 15 копеек мы туда"...Здесь работают федеральные контролирующие органы, - вот они все и будут туда отчитываться. Нам такой задачи никто не ставил, это разумно. Здесь есть финансовый контроль, есть экономический контроль, есть федеральное казначейство и так далее и так далее, - это их дело.
Р.Б.: - То есть никакой новой формы отчетности между вами нет?
- Нет. Да она и не нужна, - это все работает в автоматическом режиме, слава Богу. Рано или поздно, куда бы ты это ни украл, ты все равно попадешься.
Р.Б.: - А какие, по Вашему мнению, органы, министерства федерального правительства работают лучше на Кавказе? Потому, что там же разговор строился ровно на этом, что не все ведомства делают то, что им стоило бы делать лучше на Кавказе, нет согласованности, - так говорил президент, - смысл этого новшества отчасти в этом.
- Ну, это не новшество, это в целом по стране так, мы об этом открыто говорили всегда, я и сейчас говорю. Вроде у нас здесь последние два года ситуация меняется. То есть, скорее всего, были такие неправильные установки в федеральных структурах: каждый своему ведомству - "ты вот, давай, мне докладывай, больше никому". А ведь у них - особенно, там силовой, правоохранительный блок, - условно скажем, объект их забот, мягко говоря, один и тот же. Наркота – они же готовые пособники террористов; криминальный, черный бизнес – они тоже на все способны. Но, когда каждый только своим занимается и наверх докладывает, а здесь они даже не делятся с друг другом информацией, то те вольготно себя чувствуют.
Я как-то выступал, - по-моему, в Адлере было выездное заседание по наркоконтролю, - и говорю: "понимаете, вот та же борьба с коррупцией, - всем поручили бороться с коррупцией. Когда по итогам года я был приглашен на все итоговые совещания в прокуратуру, в ФСБ там, в МВД, посмотрел – все борются с коррупцией. Ребята, а тогда против кого вы здесь боретесь, если все борются, каждый наверх докладывает, - а если вдруг кто-то суммирует наверху ваши цифры? У вас получится больше всего этого, чем у нас народу живет". Поэтому речь шла о том, - и Медведев им об этом сказал, - что: "давайте там за право первой ночи не боритесь, нам сенсации не нужны, нам нужен эффект. А для этого щедро делитесь информацией, создавайте совместные какие-то группы, - то ли по ситуации, то ли по проблеме, - и работайте".
Вот это вот поменялось за два года, у нас по крайней мере. У нас уже нет изоляции. Все это делали федералы, потому что их часто инструктировали там: "мы тебя назначаем на эту службу, ты там смотри! Там глава и все эти местные чиновники, - князьки, - их хлебом не корми, дай только украсть. Они только и делают, что федеральные деньги разворовывают, поэтому ты действуй жестко!". И они здесь сидели как в скорлупе. Я их даже на совещания не звал, потому что они боялись мне что-то доложить, - а вдруг наверху скажут, что они у главы на поводу ходят. Несмотря на то, что Путин еще издал указ, - известно это, - так что главы должны координировать и с ними согласовывать. Все равно психологически было так: "ты там смотри! Родина, Россия, умрем до последнего, а все местные власти – воры, будь настороже!". Вот они всего боялись. Сейчас этого нет, сейчас работа.
Р.Б.: - Президент, недавно находясь в Дагестане, призвал бизнесменов, в том числе и этнических, тряхнуть мошной.
- Правильно сделал.
Р.Б.: - А скажите, в Северную Осетию кто-нибудь приехал, тряхнул чем-нибудь?
- Нет, ничем. Головой, потрясли гривой и - никого не вижу. Есть один только... Группа компаний "Меркурий", они по малым ГЭС хорошо поработали.
Г.Ш.: - Эти 28 ГЭС, которые запланированы?
- Да, да, - это шикарный проект. Одну станцию они построили, дальше застопорились. Я об этом сейчас на совещании у Хлопонина по энергетике доложил, - вроде наше предложение приняли. Надо принять на уровне правительства документы, которые развязали бы руки инвесторам, как это во всем мире делается: для тех, кто на возобновляемой энергии работает, им государство очень быстро многое компенсирует до конца жизни, потому что они же свои деньги вложили, экологию они не портят, никаких государственных затрат, - вот эти вещи их остановили. Это группа компаний "Меркурий". Боллоев открыл здесь небольшой...
Г.Ш.: - "Детский мир" во Владикавказе он реконструирует?
- Ну, это не самое главное. У него фабрика есть швейная, у него есть небольшая торговая сеть. То есть тоже он делает.
А по большому счету их у нас не так и много.
Р.Б.: - Ну, давайте я их назову: группа компаний "Сок"?
- "Сок", насколько я знаю, в той территории 5 саму так затрамбовали, что я не знаю, чем ему там трясти еще.
Р.Б.: - Ну, вроде бы у него были какие-то планы?
- Были, но я косвенно совершенно знаю, что что-то у него там не в порядке, причины мне неизвестны, он уже...
Р.Б.: - Отказался?
- Он не отказался, он сдулся. Понимаете, я же тоже не могу в тупик загонять. Ну, как можно, если я примерно вижу, что человек не может этим сейчас заниматься, - почему я должен на него давить? Даже если он под моим давлением что-то сделает, оно нам впрок не пойдет. Медведев имеет в виду тех, которые нормально себя чувствуют и забыли вообще откуда они. О них идет речь. У нас таких, к сожалению, нет. Может быть, мне не все известны.
Р.Б.: - Вы можете через нас воспользоваться возможностью.
- Мне, просто, как говорят по-русски, на ум никто не приходит.
Г.Ш.: - Вы коснулись темы гидроэлектростанций, - ведь, с одной стороны, это очень большая работа, тем более, малые ГЭС планируется строить. С другой стороны, это касается проблем, которые есть и сейчас. Ведь у вас своя электроэнергия - это процентов 16-18. Задача перспективная - именно быть независимыми, иметь свою электроэнергию, или как?
- Нет, у нас своей энергии никогда не будет, потому что так построена энергетическая система, и это правильно. Более того, - есть опасность, если посчитать разумно, то не исключено, что теоретически окажется, что ее и не надо столько производить, чтобы не было перепроизводства. Она, конечно, пойдет на рынок и мы сами ее будем покупать, но поскольку это территориально здесь, мы можем за счет всяких налоговых льгот и пр. ее дешевле брать для конкретного потребителя. Самое главное – она будет. По большому счету, в России, допустим, на территории Кавказа, в Осетии, в частности, Бог дает возможность: "поставь турбину, все остальное я тебе дам". Не надо газ жечь, не надо уголь жечь, не надо таскать эшелоны топлива и не засорять ничего. Крутится и дает электроэнергию. Но энергия будет не наша. То, что касается "Меркурия", - это будет их энергия, но они будут в переговоры вступать не с нами, а с теми, кто продает ее.
Г.Ш.: - Но цены же останутся? Сколько сейчас: 2,40?
- Цена, да... Сейчас мы по тарифам работаем. Мы, конечно, сможем влиять на цены.
Г.Ш.: - Вот это очень важный вопрос, потому что мы встречались с президентом Дагестана, и, с другой стороны, я тоже там бываю довольно часто: приезжаешь – поначалу гигантская стройка, гидроэлектростанции у них не только малые, там много и крупных объектов. И что в результате? Горный район, традиционные способы производства нарушаются, потому что река перекрывается, пастбища пропадают, сады затапливаются, и так далее. Людям там сложно работать, компания принадлежит не местным, они влиять не могут и они разводят руками. Вроде, были такие надежды, а на республиканском и местном уровне отдачи от нового объекта не много...
- Я не знаю, как Дагестан с ними работает, но у нас всего 16 процентов собственного производства электроэнергии, - они не влияют в целом на цены.
Но когда у нас дойдет до 95%, - а это с пуском всего этого хозяйства будет, - вот тогда я уже могу с ними начинать говорить: "ребята, вот я вам даю налоговые льготы, но у вас, естественно, на эту сумму для наших потребителей должна снизиться цена". То ли это будет для промышленных предприятий, то ли это будет для населения, - это, как говорится, поживем–увидим. Но механизм для снижения есть.
Г.Ш.: - То есть об этом сейчас думают?
- Конечно, мы думаем.
Г.Ш.: - Вы же вкладываетесь в дороги, в газ, для каждого объекта, наверное?
- Конечно, конечно. Механизм есть. Будем ли мы его использовать или нет, - это зависит от воли и разумности.
Г.Ш.: - Но людей-то это интересует, потому что, в целом, в стране и Северной Осетии тоже люди могли бы жить лучше. Да? И все это понимают. Поэтому, от этих 28-ми электростанций будет ли лучше жить простой человек, который не заработает благодаря им больше денег?
- Во-первых, рабочие места. Если даже я им налоговые льготы дам, но и тогда они нам налоги будут платить немалые.
Г.Ш.: - А они здесь зарегистрированы?
- Конечно, они все будут здесь. Это будет "Гидро ОГК", это будет Группа компаний "Меркурий".
Г.Ш.: - Есть Зарамагская ГЭС, у неё ввели недавно Головную ГЭС, но это только малая часть, да? Зарамаг - больше трехсот МВт, а там ввели 15, - это еще лет на 5-7.
- Ну, посмотрим. Сейчас вот новое руководство "Русгидро", - они приедут к нам в конце мая, мы засядем, снова посчитаем. Но уже никто не остановится, - с 1976-го года проект работает, значит его надо доводить до конца.
Г.Ш.: - Он активизировался в последнее время.
- Да. Его никто не остановит уже.
Г.Ш.: - То есть Вы думаете, что в ближайшие 5-7 лет удастся...?
- Раньше.
Г.Ш.: - Раньше? Именно Зарамаг?
- Зарамаг - раньше.
Г.Ш.: - Вы коснулись коротко темы "Электроцинка", в республиканских отчетах тоже речь идет про то, что в прошлом году были значительные инвестиции в "Электроцинк". С другой стороны, - весь этот политический скандал... Поменялся директор, да?
- Да.
Г.Ш.: - Уехал в Челябинск тот директор, что здесь работал. Ответственное лицо, главный инженер, тоже поменялся, да?
- Тоже.
Г.Ш.: - Главный технолог тоже чуть не уволен был. Вот новый директор — Авдеев, кажется, - есть какой-то диалог?
- Конечно.
Г.Ш.: - С одной стороны, это частный бизнес. С другой стороны, - во что они вкладывают инвестиции, Вы знаете?
- Да, да, да.
Г.Ш.: - Заявлено чуть ли не 190 миллионов. Они как, - с очисткой собираются работать? Потому, что производство само по себе сделано так, что не может быть безвредным, оно находится в городе...
- Ну, да. По крайней мере, надо отдать им должное, - все что они обещали, они поэтапно делают и сделают.
Авдеев, он - на полном контакте с руководством республики. То головотяпство, которое они тогда допустили, полный был абсурд. Это просто было хамство со стороны тех людей, которых уволили. Это организационная сторона.
Вы правильно сказали: любая жизнедеятельность человек, она приносит вред. Орет человек: "вот экология!" А что ты орешь? Ты, что - хочешь все остановить? Вот ты вдыхаешь кислород на моих глазах, а выдыхаешь всякую гадость, - мне что, придушить тебя? А канализация, которой пользуется каждый, - с этим что делать? Любая жизнедеятельность – она вредит. Так устроен этот мир. Но мир борется за открытие предприятий, за то, чтобы люди работали, перерабатывали и так далее, а вы здесь устроили неизвестно что. Да, любое хамство, любое желание наплевать на людей, на их самочувствие, - оно должно быть сурово наказано. Это сделано. Это все произошло. И "Электроцинк" столетнюю историю имеет. Они переоборудовали много. С точки зрения технологии все там нормально – и эксперты работают, и Москва контролирует, и за кучей механизмов там контроль. Они все привели в порядок, и фильтры, и никуда они не денутся.
Г.Ш.: - Нарушений при самом строительстве не было?
- Нет, нет. Просто в тот конкретный момент нужно было 50 раз гарантировать себе, что все будет нормально. Просто надо было в голове все это прокрутить. А они действовали, по-нашему: на авось. И выхлоп!
Г.Ш.: - А этот главный технолог Бражников, какое он принял решение?
- Он понадеялся, что выхлопа не произойдет. Хотя, условно, 40 против 60, что он мог произойти. Бражников поверил, что не произойдет. Так безответственно нельзя себя вести. Инженер должен трижды посчитать и, как говорится, семь раз отмерить. Он этого не сделал. А первая реакция, она была нормальной – молодежь вышла в масках, мол, что это такое, дышать нечем в городе! В нашем городе дышать нечем. И я тоже высказал свое жесткое мнение. Ну, а дальше, как бывает, - любое дело у нас из благих намерений начинают добрые, чистые люди, а потом это, вдруг, подхватывают всякие демагоги, которые чушь городят и требуют то закрыть что-то, то открыть.
Р.Б.: - Ваши противники историю с "Электроцинком" использовали каким-то образом?
- Да нет, какие противники... Может быть и противники, я до таких высот не опускаюсь. Конечно, когда увязывают это с властью, – мол, коррумпированные власти, поэтому и "Электроцинк" выдал выхлоп. Конечно, я их друзьями власти не назову, и не нужно таких друзей. Но когда абсурд говорят: "вот из за "Электроцинка" в Осетии самый высокий уровень онкологии", то я беру федеральную статистику – мы на 76-м месте в России по онкологии. То есть впереди нас еще 75 субъектов вымрут, пока наша очередь дойдет. Или: "вот рождаемость!". У нас рождаемость выросла! Или говорят: "дети хилые". Я же инженер, со мной трудно разговаривать. Я говорю: "вот, кто на "Электроцинке" не работал, у того хилые дети рождаются". Примеры показываю. У Сослана Андиева отец 50 лет там оттарабанил и родил трех богатырей, таких, как Сослан Андиев, двухметровых. Хасан Бароев, - его отец до сих пор на "Электроцинке" работает. Значит те, которые там работают, рожают гигантов. А те, которые нет...
Г.Ш.: - Да, обратный эффект получается.
- То есть этот юмор, но за ним скрывается та ложь, которой пугают детей. А то, что "Электроцинк" – плохо, так любая котельная - это плохо. Дома мы, извините меня, в туалетах что творим, это тоже плохо. Дышать плохо, потому что мы вдыхаем кислород, а выдыхаем углекислый газ. Все плохо! Но то, что электроцинковское руководство и УГМК компания, они правильно отреагировали на возмущение со стороны населения, - это тоже правда. Они же не упорствовали ни в чем, они даже не осмелились говорить: "нет, нет ничего не было". Все было. Готовы понести наказание, понесли.
Г.Ш.: - А что они понесли за наказание? Уволили сотрудника?
- Нет, не только. Это все деньги, которые они туда вкладывали, хотя, может быть, и не хотели вкладывать, - на реконструкцию огромные деньги пошли, чтобы эту технологию привести в порядок. Вот это - самое главное.
Г.Ш.: - Это очень важно! Очень важный момент, – действительно, Вы очень критично высказывались, в самом начале... и Вас цитировали часто: что дело чести, решать этот вопрос.
- Все правильно. Они решают, молодцы.
Г.Ш.: - Да, но, то что они делают, - недостаточно прозрачно. Здесь вопрос о сотрудничестве власти с бизнесом, - чтобы они показали какие-то бы сроки...
- Я им это сказал. Откровенно говоря, щепетильность ситуации в чем? Что бы я, или председатель правительства, или любой министр по этому поводу ни говорили, никто это слушать не будет, потому что власть в Осетии, - она априори во всем виновата. Стоит нам начать объяснять... Вот я как инженер (я тоже этот Горный институт закончил) могу возложить на кого-то ответственность. Но меня слушать никто не будет, скажут: "ну, вот видите, - глава, он такой же, они его там с потрохами купили, вот он нам мозги и пудрит". Опять: "Долой! Закрыть, вымираем". Они сами говорят: "вот когда мы доведем до конца, когда приедет экспертиза, - пусть она опубликует". Приехал какой-то человек, - из Минприроды, по-моему, - что-то там обследовал, давал какое-то промежуточное интервью, но так невнятно, что это не произвело впечатления.
И потом, давайте начистоту, - те, - как Вы их назвали? - "противники", если надо им высказаться против власти, то будет ли "Электроцинк" работать, не будет он работать - безразлично, власть все равно без акций: "воры и ничего не видят, как народу тяжело, как мы задыхаемся, как у нас то не то и это не так". Поэтому открытости нет. Кто же будет говорить? Я не буду говорить, и запретил всем, потому что мы неубедительны. Заранее неубедительны. Судьба у руководства такая: ты и в шапке дурак и без шапки дурак. Вот я зачитаю таблицу умножения, скажут: "ну, вот городит, в наглую врет народу". Вот такая у нас судьба.
А "Электроцинк" сам говорит: "пока мы не доведем дело до конца, пока нам федеральные контролирующие органы не дадут бумагу, что они с нашими мероприятиями согласны и они дают гарантию, до тех пор мы тоже ничего докладывать не будем". Хотя они промежуточно дают эту информацию. Они живут своей жизнью, у них шикарные медицинские конторы, они население лечат, - по-моему, они завтра или послезавтра будут ветеранов своих награждать. Там, понимаете, рабочий класс, который, в принципе, все сдерживает, - они же тоже хотят один раз выйти на митинг и сказать вот этим вот 6: "а, ну-ка, вы сами, вообще-то какую пользу приносите?".
Г.Ш.: - Да, мы озвучивали эту позицию на "Кавказском узле"...
- Я им сказал: "ребята, не надо этого делать".
Г.Ш.: - Просто я хочу высказать свое мнение на этот счет. Мне кажется, что вот эта позиция "Электроцинка", которую Вы сейчас озвучили, - что "мы все сделаем, тогда отчитаемся", - она, где-то, провоцирует напряжение.
- Ну, может быть.
Г.Ш.: - Потому, что нет ничего проще, чем поставит счетчики, и чтобы было, как в Москве на Тверской – нет никаких выбросов радиационных, но все время стоит счетчик, который показывает, какой сегодня фон. И люди ходят и смотрят.
- Они этим, как раз, по-моему, и занимаются сейчас. Программа, создание этой зоны, - вот они сейчас этим и занимаются. Они как собеседники мне нравятся. Я сам люблю так работать - это техническая интеллигенция, которая меньше всего любит шуметь и так далее. Говорят: "мы сделаем и доложим". Я согласен, это может быть уязвимая позиция, - что надо ждать. Может, нужна промежуточная информация. Но я попробую с кем-то переговорить.
Г.Ш.: - Рассказали бы, - что делают, в какие сроки сделают. Ведь народ вокруг живет, слухами подпитывается.
- Нет, это все они рассказали: до июня расписано поэтапно. Но, если я не хочу этого слушать, - я не буду слушать. Разумные-то люди спокойно говорят: "ну, что сказки рассказывать?".
Во-первых, давайте будем реалистами. С сегодняшнего дня назад начинайте считать ретроспективу, - и каждый год назад был всегда во много раз хуже. Я учился в институте и проходил практику в Беслане, на поезде мы ездили на занятия. Вот субботу-воскресенье побыл дома, приехал, вышел на остановке из поезда, - полдня я не мог дышать, пока не привыкнешь. Всегда было хуже, чем сегодня, а разумная жизнь идет от худшего к лучшему. Она так идет, а в любой конкретный момент может сказать: "ах, вы, - у них дым идет!". Так он и раньше шел.
Г.Ш.: - Да, это конечно видно, что все-таки прогресс есть. Но по-поводу того, что Вы сказали, - что до июня у них расписан план, - то мы, например, на "Кавказском узле" с удовольствием бы сотрудничали с ними в этом вопросе, публиковали информацию. Ничего для этого не нужно, никаких денег, ни копейки, - просто, чтобы была большая прозрачность в этом вопросе.
- Хорошая идея. В принципе, они - открытые ребята. Я вам даже скажу, что, когда они увидели мою реакцию, то даже готовы были рассмотреть предложение о действительно полном закрытии предприятия. Но более тупого решении я просто придумать не могу. Тогда все надо закрыть и всем - в пещеры обратно.
Г.Ш.: - Рабочие места... А с точки зрения налогов, они платят?
- Конечно. Они огромные деньги платят.
Г.Ш.: - Значительную часть бюджета?
- Значительную часть. Хотя Хлопонин их поругал, но Хлопонин - это масштабы, все-таки, - Красноярский край, металлургия, - не то, что у нас! Но они значительную часть платят.
Да дело даже не в налогах, понимаете. У каждого из нас есть история. На примере того же БМК (Бесланский маисовый комбинат), - его спасти невозможно было, потому что он был союзного подчинения, кукуруза шла пароходом из Аргентины и Канады. Все, остановился. Тогда я уже почувствовал, что мы, - бесланские ребята, там наши деды работали, прадеды, его строил Микоян, до этого его бельгийцы начали делать, это история наша. Династии там, так же как на "Электроцинке". Я помню тогдашнего директора, я ему говорил: "знаешь, пусть хотя бы гудок гудит". Мы в Беслане часы не носили. Была узловая железнодорожная станция, сидишь дома, фррр – товарняк пробежал – без пятнадцати семь. Утром гудок заводской, в обед гудок, перед второй сменой, – мы без этого не могли. Понимаете, это очень важно. Тот, кто живет без оглядки на это, он просто как оторванный лист носится туда-сюда по ветру.
Так же и "Электроцинк". Не будет "Электроцинка" в Осетии — она будет другой. Какой она будет, я не знаю. Закройте тогда наш институт, давайте все закроем и уйдем в пещеру, в отшельники, но мы же не..., - пусть Илюмжинов не обижается, - но мы же не можем как ламы сидеть, медитировать на горах и ничего не есть годами.
Г.Ш.: - Там в Калмыкии проблема серьезная с их экономикой, помимо лам. Это известная проблема.
Г.Ш.: - Ну, поскольку мы говорим все-таки про экономику, вот занятость. Я обещал, что не буду спрашивать про цифры...
- Они вам известны.
Г.Ш.: - Да, да. Они известны и говорят про такую невероятно низкую безработицу – 4,5% в марте 2010-го года. Вот есть эти проценты низкие, можно спорить - это вопрос методики. Но дело-то не упирается в проценты, дело упирается в людей. Ну, положим, есть работа у большого количества людей? Да. Достаточно ли они зарабатывают? Достаточно ли это престижная работа в обществе? Цены вот тоже... Идем мы во Владикавказе по улице, - цены у вас не то, что в пять раз ниже, чем в Москве, и не в три раза. Что-то дешевле, а что-то и близко к московским ценам. Значит, цены у вас не очень-то и низкие. Возникает вопрос: насколько люди хорошо зарабатывают? И в целом понятно, что недостаточно. Ориентация на малый бизнес, частично ответ на этот вопрос. Что еще с точки зрения снижения напряженности на рынке труда, - какие еще были предложения, что еще делать? Потому что, если я правильно помню, у вас есть особый проект, который только в Осетии реализуется именно по вопросу занятости. И заявляли о какой-то специальной программе на этот счет.
- Нет, она не уникальна в Осетии. Это требования по всей стране.
Г.Ш.: - "Роструд", - Юрий Герций, - просто про Осетию заявлял, что это первый в России регион, по которому была специальная программа.
- Первыми мы сделали, да. Но это не уникальная программа.
Г.Ш.: - Просто суть-то вопроса не в каких-то положениях, а в том, что - есть ли это понимание, что проценты, они не всегда фиксируют напряжение в обществе? Каково реальное положение дел, - потому что люди может и при работе, но работа недостаточно высоко оплачивается?
- К любой статистике у меня однозначное отношение, - однозначно негативное. Это мое твердое убеждение и великую поговорку Вы знаете, да? Есть три уровня лжи и самый высокий уровень, - это статистика. Просто нашу программу посчитали одной из самых, может быть, удачно сделанных и реализованных. Но это не уникально, просто мы добросовестно поработали.
Г.Ш.: - Вот Вы хорошую привели пословицу про три уровня лжи. Так что статистика, - она что-то фиксирует?
- Ещё раз: есть ложь, наглая ложь и высший уровень, - это статистика.
Но, с другой стороны, как воспитанный в строгих математических дисциплинах человек я понимаю, что другого ничего нет. Причем требую от всех пользоваться только финальной статьей. Вот Госстат уже опубликует, - нравится она нам, не нравится, на наш взгляд, правильная она, неправильная, это уже уходит на второй план, - нас будут знать по ней. Поэтому малый бизнес, это практически магистраль, по которой надо идти.
Но мы - живые люди. Даже при советской власти, когда безработицы не было, - тогда кто были? Тогда были тунеядцы. Безработицы не было. Людей ловили на улицах и сажали на 15 суток за тунеядство. Куда делся этот типаж? Он что, исчез?
Я тоже, было время, был без работы, но я уже начал искать, - я - строитель, мастер, бригадир, - где можно поработать. Если есть предложения – работай. А у меня - полный карман разных дипломов, и я торжественно объявляю, что я безработный, рву на груди рубашку, и говорю: "куда смотрит власть, когда такой как я, орел, без работы?". Мало в это верю. Куда делись те типичные люди? Поэтому, создавать рабочие места – проблема. Вы уже на нее отреагировали, - имею в виду высокие технологии, - мы не можем загнать туда много народу.
С другой стороны, судя по тому, как люди идут в службу занятости, как люди идут в Россельхозбанк, в другие банки и просят кредиты на то, чтобы занять себя и сделать собственное производство, - пока эти очереди будут, до тех пор я буду считать, что этот вопрос в Осетии не решен. Пока люди будут искать работу и пытаться брать кредиты, для того, чтобы открыть свое дело, вот до тех пор для меня - это острая проблема. Но даже, когда она будет решена, и не будет уже очередей, люди, которые нигде не работают, – они будут. Это первое.
Второе. Вы говорите о ценах. У нас высокий уровень, - да, к сожалению, - расслоение, контраст большой. Очень большой. И он появился, этот контраст и очень много других проблем, с 1990-го года, когда из Грузии, из Средней Азии хлынул сюда народ, и сегодня у нас более 12-ти тысяч еще такого народа. В Российской Федерации каждый десятый беженец - он у нас, в Осетии. И приехали они сюда в 1990-м году. В 1989-м году у нас было 600 тыс. населения — грубо, по переписи, - через два года стало 700 тыс., при отрицательном естественном приросте. Получить механический прирост на столько десятков людей, - они сюда приехали не на "Мерседесах", не с кредитными карточками, они не в особняки въехали. Как я решу судьбу этих людей, когда им даже жить негде? Вот они и будут у меня и безработными, и страдающими, и митингующими, и возмущающимися. Мне что, наизнанку вывернуться? Но то, что они это выдержали, и то, что они, так или иначе, адаптировались, имея при этом очень низкие доходы в основном, - это лучше, чем если бы произошел социальный взрыв, он бы был просто катастрофическим. Поэтому, продолжая смотреть на Осетию с точки зрения общероссийских требований, я не амнистию делаю себе и тем, кто до меня работал, я просто хочу понять, - эту проблему мы решим в одночасье или за два, за три года? Нет, не решим. Есть надежда, что Южная Осетия должна быть все-таки заселена народом, и они пойдут туда. Но этот вопрос каждый может только для себя решить. Никто не имеет права принять программу: того туда селить, того сюда. Они все - граждане России, они сами для себя должны решить этот вопрос.
Г.Ш.: - Вы коснулись важнейшей темы для Северной Осетии - беженцев. Может быть, я не прав, поправьте меня в этом случае, но складывается ощущение, что это трудности регионального уровня. Но какой же это региональный уровень? В республике 39 пунктов компактного расселения до сих пор существуют, есть Пригородный район с его отдельной осетино-ингушской повесткой. И есть люди, бежавшие сюда из внутренних районов Грузии, которые и сейчас живут в нечеловеческих условиях...
- В нечеловеческих.
Г.Ш.: - Что можно сделать для этих людей? Может ли быть какая-то федеральная программа здесь? Может ли помочь полпредство? Потому, что эта ситуация продолжается много лет и у меня складывается впечатление, что на региональном уровне эти вопросы решить сложно.
- Просто невозможно, да.
Г.Ш.: - Вы говорили, - темпы решения этого вопроса рассчитаны на...
- Четыре тысячи лет. Сегодня беженцев осталось, по федеральной статистике, где-то около 14 тысяч — 3-4 тысячи семей. Если по сертификату 7 каждый год давать, как до сих пор – будет 4 тысячи лет... У нас земли нет на всех. Населённые пункты срослись между собой.
Через дорогу перешёл: одна обочина - один населённый пункт, на другой обочине — другой. Ещё они к разным районам относятся. Вот Вы будете ехать в Беслан. Не доезжая до моста, справа заправка — это мой район вроде, но это Пригородного района заправка. У нас даже на кладбища уже земли нет. А без земли людей расселять — это загонять проблему и передавать её по наследству, чтобы она взорвалась тогда, когда её внуки найдут. Это не разумно.
Г.Ш.: - Новой земли нет?
- Ситуация геополитическая поменялась: Южная Осетия - государство.
Я, конечно, могу кулаком по столу, нарисовать красивую программу, на парламенте утвердить о переселении . Но это аморально. Они уже многие пустили здесь корни, как-то обустраиваются. Когда им говоришь: "Туда". Они: "Условий нет". Но там тебе землю дадут, стройматериалы — стройся, живи! Тем более, вы же оттуда. Вы же столетиями там жили. Они пытаются здесь виноград выращивать — у нас не растёт. Они хотят вино делать, а у нас делают из зернового спирта всё. Всё по-другому.
Г.Ш.: - Какова позиция Эдуарда Кокойты?
- С Эдуардом полное понимание есть. И он, и я договорились, что не будем жёстко ставить, как условие выживаемости, но потихоньку люди должны понять — Южная Осетия должна иметь население. Там совершенно очевидно, народу недостаточно живёт. Они бы в Южной Осетии так жили? Уже бы разошлись, каждый бы имел земельный участок. Они должны это понять.
Р.Б.: - Этот план распространяется не только на тех беженцев, которые выехали непосредственно перед военным конфликтом, но и тех, кто Грузию ранее покинул?
- В большинстве. Те, которые выехали перед конфликтом, в основном уже вернулись в Южную Осетию. Но те десятки тысяч, которые из внутренних районов Грузии, в Северной Осетии — о них речь идёт. Они социальную нагрузку здесь увеличивают. Ведь они же приехали на те же детские сады, школы, пастбища, кладбища, поликлиники... А кто готовился к такому механическому приросту? Катастрофа была.
Г.Ш.: - Это конечно, не нормальная ситуация. Вы думаете, с развитием Южной Осетии она может решаться?
- Конечно.
Г.Ш.: - Есть теперь у нас такое независимое государство - Южная Осетия. Но мы всё-таки не можем считать, что это независимое государство - просто сосед. Всё-таки живут там осетины. И мы знаем, что такое разделённый народ. Как лезгины живут - в Дагестане и в Азербайджане. Но их не объединишь, всё-таки Азербайджан - другая страна. Я не хочу никаких провокаций и сенсационных ответов. Но, тем не менее, в далёкой и близкой перспективах что будет происходить?
С Южной Осетией ситуация какова? Они всё-таки понимают, что если здесь, в Северной Осетии есть потенциал, для того, чтобы регион становился всё менее и менее дотационным, то в Южной Осетии ситуация с этим потенциалом хуже. Самодостаточным этот регион в долгой перспективе вряд ли станет. Существует ли потенциал для интеграции, объединения? Или это просто бредовая идея и лучше об этом даже не думать?
- Нет, почему же. Во-первых, эту идею, я бы считал устоявшейся. Мы же готовились к тому, что Саакашвили, авантюрист, - всё это затеет и получит то, что получил. И мы получили независимое государство Южная Осетия. Но любой нормальный человек понимает, что вечно так продолжаться не может. Мы всё равно будем единой территорией. Но как это будет? Я - не пророк. Сегодня надо не в облака устремлять свои взгляды – это первый признак бездельника. Надо смотреть на новую реальность. Надо строить государство со всеми атрибутами. Слава богу, некоторые атрибуты государства там не надо делать. Валюту собственную иметь не надо. Собственную армию полнокровную – не надо. Границы есть и такая помощь со стороны великой России – это великое благо. Надо построить государство. Нужны люди, экономика. Нужен быт, в первую очередь, который там строится. Вот набросились на Эдуарда: "Медленно!". А кто сказал, что такое можно быстро сделать? Из шока надо выйти. Вот мы когда с Джабеевичем откровенничаем, я ему говорю, "Джабеевич, знаешь, даже я до конца ещё не осознаю, что это, действительно, государство".
Р.Б.: - А он?
- Я думаю, что и он тоже. Вот когда это как государство станет... Но не значит, что надо ждать этого. Все эти процессы интеграционные: экономика начала уже перетекать туда-сюда. И потихоньку перекос будет уменьшаться.
Г.Ш.: – Что Вы имеете в виду?
- Перекос в социально-экономическом положении Северной Осетии и Южной Осетии. В любом случае, люди, о которых мы сейчас говорили, будут тяготеть к Северной Осетии. Потому, что здесь, хоть трамвай есть.
Г.Ш.: - Да, здесь жить лучше, сюда едут не только беженцы. Любой житель Цхинвала хочет иметь квартиру во Владикавказе..
- Да. Но там сейчас очень многое делается. Как только там жизнь начнёт выравниваться и уровень жизни подниматься, народ туда пойдёт. Объединимся мы при моей жизни или после меня – меня мало волнует. Исторически это неизбежною У нас же не как у корейцев – по политическим мотивам разделение. Меня волнует, только одно – люди жили 20 лет в страхе, унижении, изоляции, блокаде. О них ноги вытирали. Сегодня у них должна появиться гордость. Психологически-то они себя россиянами считают, и паспорта российские имеют. Я не думаю, что кто-то в России скажет: "У нас же за Уралом некому жить, земли приобретать России нет смысла". Сегодня это даже нелепо выглядит, эти попытки в открытую дверь ломиться. Садись в машину и езжай туда – приезжай сюда – уже никто тебе не мешает. Только не вози оружие и наркотики.
Г.Ш.: - Развитие Осетии напоминает сейчас то, что мы видим на Северном Кавказе. Александр Геннадиевич Хлопонин производит впечатление человека, который осознаёт, что нельзя ему развивать отдельно каждую республику - надо их вместе развивать...
- Давайте будем реалистами. Если в Южной Осетии работает рубль, то всё, что будет происходить здесь, будет происходить там. Другое дело, интенсивность. Там речь идёт о восстановлении всего, что разрушено. Там речь идёт о том, чтобы создать жильё, детские сады, больницы и дороги. Пока газ будет отсюда, и рубль будет валютой, до тех пор в любом случае, Южная Осетия будет подниматься вместе с Северной, и вместе со всем Северным Кавказом. И это очень правильно. Просто сейчас нужно порог чувствительности преодолеть. Когда люди увидят, что Южная Осетия уже имеет жильё, социалку, дороги, газ, воду. До тех пор, надо говорить о развитии Южной Осетии, как об отдельной теме.
Г.Ш.: - Надо преодолевать естественную конкуренцию, развивать сотрудничество по разным блокам: интеграционным, политическим. Вот кто будет развивать отдельно Южную Осетию? Мы же все прекрасно знаем, что всё-таки транспортное плечо – это Цхинвал-Тбилиси, а не Цхинвал-Владикавказ. Далеко во втором случае ехать. Даже, если отремонтируют Рокский туннель. С Грузией ближайшей перспективы никакой нет, то, что наладится?
- От этого места, где мы сейчас сидим, до кабинета Саакашвили - ровно 200 км по шикарной дороге. От Владикавказа до Тбилиси - 200 км.
Г.Ш.: - Вы коснулись темы, что до Тбилиси тут недалеко. Верхний Ларс открыли. Я там был недавно. Не видел больших очередей, не сложилось у меня впечатление массового транспортного потока.
- Будем ждать, пока грузинское руководство снимет свои ненормальные ограничения.
Г.Ш.: - Какие, в первую очередь, ограничения?
- Пусть пропускают через себя транзит, и пусть их таможенники смирятся с реальностью. Ведь они же всё видят. Просто они безжалостные демократы. Им нечего не надо.
Они знают, что в тех же районах, и грузины живут, они в Тбилиси, может быть, в жизни никогда не были. Они рожать едут сюда, на зиму хлеб закупать едут, в гости едут сюда. Что ты собственному народу не даёшь передвигаться, демократ? Долбанный демократ, ты лишаешь самого главного, что демократия даёт – свободы передвижения! Пусть зафиксированы границы: заехал – выехал. Зачем запреты? Те же армяне. Ты же с ними дружишь, ты же их посещаешь, имитируешь там какое-то закавказское единство взглядов...
Г.Ш.: - Саакашвили в Армении орден получил...
- Когда здесь газопровод взорвали, который шёл в Армению, три года назад взорвали... Была зима, я лично тогда, - не помню главой уже был или председателем парламента – не имеет значения, но я лично там провёл несколько дней с рабочими. Круглосуточно работали. Холод был собачий. Всё мёрзло. И мы восстановили его. Чтобы, пока в Армении ещё в подземных хранилищах был газ – если бы он закончился, они бы помёрзли – мы, чтобы восстановить, столько вкалывали. А в газетах я читал, как Саакашвили сказал, что осетины сами специально взорвали. А потом я рабочим из скудного своего бюджета ещё премиальные большие суммы сотням заплатил за, как раньше говорили, трудовой подвиг. Когда речь идёт о людях - слезь с трибуны и не болтай. Ну, дай этим грузинам в Осетию приехать, они сюда хотят!
Г.Ш.: - А ведь было по Казбеговскому району особое взаимопонимание? А в одностороннем порядке нельзя принять для жителей именно этого района, по их прописке, упрощенного режима?
- Раньше были дипломатические отношения между Грузией и Россией. Они же их разорвали. А когда нет дипломатических отношений, нет собеседника. Через швейцарцев можно говорить, но они и этого не хотят. Это только вопрос МИДа и руководства Грузии. Наш МИД готов. Лавров прекрасно знает проблему. Мой визг отсюда, и наших соплеменников оттуда, 8 включая этнических грузин, для Саакашвили - пустой звук.
Р.Б.: - У Эдуарда Джабеевича, у югоосетинской элиты, на Ваш взгляд, какие воззрения на возможность объединения? Не ущемляет это их новую государственную гордость?
- Вряд ли. Эдуард Джабеевич ведь тоже по земле ходит. Мы народ, у нас есть наши предки. Мы вместе в советское время воевали, 65 лет назад победу добывали. Всё было вместе: браки, свадьбы, похороны. Поэтому, ничего не мешает. Любой ответственный политик занимается тем, что сегодня реально надо делать. А реально надо наполнить содержанием, в т. ч. материальным, понятие "независимое государство Южная Осетия", которое признанно великой державой Российская Федерация. Вот турки со своим Кипром - кроме них, его никто не признаёт. Но, живут же. Гордятся тем, что они турки-киприоты. И народ к ним едет.
Р.Б.: - У Вас с Эдуардом Джабеевичем никаких проблем не существовало в связи с тем, что некоторые его политические оппоненты в Северной Осетии бывают, живут даже некоторые? Вот у него выборы были. Перед ними как раз выступали многие его противники отсюда, из Владикавказа, в том числе.
- С Эдуардом Джабеевичем, у меня по этому поводу проблем не было, но я к этой ситуации относился однозначно, негативно высказывался и не скрывал. И сейчас считаю, что если уж Вы такие переживающие за Южную Осетию люди, то что вы для неё сделали, вообще, за все эти годы? Полный ноль. Никто ничего не сделал. Саакашвили перед войной всё время говорил: "Режим Кокойты – это криминальный режим, коррумпированный". Теперь наши так называемые лучшие сыны осетинского народа стоят около Госдумы, потом во Владикавказе и тоже самое пишут на своих транспарантах. Я говорю: "Вы дождитесь выборов. Поезжайте, выиграйте выборы у Джабеевича. Что вы у нас здесь торчите?". Они говорят: "Мы же братья". В осетинских традициях даже родной брат не имеет право в доме другого брата порядок наводить. Чего вы здесь шумите? Кто вы такие, чтобы отсюда посылать проклятья руководству Южной Осетии? Это аморально. Это просто не по-мужски. Ну, ненавидишь ты его, 9 зайди в ближайшую контору, скажи: "Дайте мне лопату, я буду здесь порядок наводить, подметать, убирать. Я должен внести свою лепту". Нет! Заявления, митинги, транспаранты, пикеты. Друг друга подбадривают, что-то пищат. Они не понимают, что себя позорят. Хотите к власти придти? Почитайте свою конституцию, готовьтесь, обращайтесь к международным наблюдателям, чтобы следили за тем, чтобы выборы нормально прошли. Что вы сейчас орёте: "Долой"? Кого долой? Его народ избрал. Причём народ, который там живёт, а не в Москве.
Г.Ш.: - С другой стороны, обращает на себя внимание политическая культура. Напротив администрации главы республики — офис, с флагом КПРФ, которые голосую против Вас.
- Да, пусть говорят.
Г.Ш.: - Их никто за это в тюрьму не бросает. Здесь, всё-таки, людей не избивают за то, что они говорят. Я вижу, что Эдуард Джабеевич это тоже в какой-то момент осознал. У него сейчас действует оппозиционная газета, - надеюсь, появятся и партии.
- Менталитет нашего народа такой, что у нас нельзя быть вождём. У человек, если три раза будет тамадой, на четвёртый раз все скажут: "По наследству ему это место досталось? Давайте другого!". Поэтому, благодарен тем поколениям людей, до нас которые жили, за то, что у нас нет чинопочитания: "Я начальник, ты дурак". Очень тяжело быть руководителями Джабеевичу и мне. Потому, что власть всегда была виноватой. Но, власть и спрашивать должна. И с тех, кто митингует. Говорят все правильно. Они скачали с интернета, у них текст шикарный. Они тут же ссылаются на какие-то международные документы, хартии. Думаю: "Если человек способен так рассуждать, это же ценный кадр". Начинаешь беседовать: ни бэ, ни мэ. Что ж ты парень? У тебя дом покосился в селе, родители голодают, а ты здесь от меня чего-то требуешь. Помните великую фразу Кеннеди: "Не спрашивай, что для тебя сделала Америка, спрашивай, что ты сделал Америке". Вот это в стране размыли. Людей хлебом не корми, только дай против власти выступить.
Г.Ш.: - Но критика есть и в Северной Осетии. Например, Меняйло, в поддержку которого у вас, здесь высказалась партия "Яблоко".
- "Яблока" у нас нет никакого. Есть те, которые поехали в Ингушетию, собрали там подписи, что они члены "Яблока". Поэтому человек, который таким образом хочет получить политический пьедестал, он не достоин уважения. Я его никогда в жизни не видел. Чего ты опять откуда-то вылез, - человек, который здесь не жил? Десять лет назад объявился в Осетии. Это типичный случай борца, который приехал сюда, прожил всю жизнь на Сахалине. Если он там порядок навел, то что он тогда сюда приехал? Он никакого отношения не имеет ни к чему, то есть и не раздражает. Но когда ты с пафосом: "Комитет национального спасения надо создать в Осетии"!
Помните, у Ильфа и Петрова, когда они на машине ехали, и вдруг с гусем бежит Паниковский: "Возьмите меня, я хороший!". Они его в жизни никогда не видели, кто такой не знают. "Возьмем гада?" Взяли. И дальше шикарный момент, - это типичный случай для нас, для всех, – он еще не отдышался, а они продолжили дискуссию по поводу того, как назвать машину, И как только Бендер сказал, что есть предложение назвать ее "Антилопа Гну", этот, еще не отдышавшийся, сказал: "я против". Вот это тот же случай. Ты приедь, поживи, что-то сделай, присмотрись, заработай . Какой Комитет спасения?
Теперь "Яблоко". И пошел он и набрал этих каких-то списков, и теперь он призывает кого-то поддержать или нет. Надо моральное право заслужить.
Г.Ш.: - Публичность, тем не менее, это хорошо. Пусть люди говорят то, что хотят сказать.
- У нас тут, слава Богу, - я не знаю, с каким тут впечатлением вы уезжаете, - но все газеты, и оппозиционные, все поливают, все говорят, митингуют, пикетируют , никто не возражает. Более того, у меня даже есть принцип: у нас каждую неделю обязательно кто-то из членов правительства открыто общается с прессой, отвечает на все вопросы. Это как "Отче наш" теперь. Но когда выдвигают устойчивые какие-то требования, - я начинаю обращать на это внимание. А там Меняйло поддержать они хотят или другого, - это их личное дело.
Р.Б.: - Насколько Вы сейчас поддерживаете отношения с Александром Дзасоховым?
- Он был у меня позавчера. Вот здесь мы, минимум час, общались.
Р.Б.: - На своём нынешнем месте он работает на благо республики?
- Я думаю, да.
Р.Б.: - А в чём это конкретно выражается?
- По-крайней мере, когда в Совете Федерации, либо за пределами аудитории, где он присутствует, что-то касается судьбы Осетии, он не молчит, высказывает своё мнение. Это структура, которая не должна работать на территорию, хоть она и называется Советом Федерации. Поэтому тотальный контроль за тем, чем занимается Дзасохов устраивать у меня нет желания и возможностей.
Г.Ш.: - Вы сейчас повторили то, как тяжело быть вождём. И авторитет под откос и... Я уже Вас спрашивал про Сталина. Понятно, что это сложная личность, - может быть я ошибаюсь, но чуть ли не 26 разных монументов, бюстов Сталина есть в Северной Осетии. В Южной Осетии улица Сталина - центральная в столице. Я лично Эдуарда Джабеевича про это спрашивал. Первый вопрос: про Ваше отношение к Сталину? Сейчас, я так понимаю, у вас уже частные лица бюст, монумент восстанавливают, - это частные лица, это не делает государство. Но тем не менее, как ни крути, - мы не хотим представлять его только в черном цвете, - но все-таки это тот человек, который и организовал репрессии, и, конкретно, осетинский народ очень сильно пострадал от него.
- Больше всех.
Г.Ш.: - Да. И в этой связи такое количество бюстов, памятников — у вас в Беслане до сих пор стоит, - несколько удивляет. В Москве сейчас дикая дискуссия о том, будет ли его образ использован в связи с праздниками. Будет ли у вас в связи с праздником 9 мая образ Сталина использован в пропагандистских материалах?
- Я думаю, понесут его, конечно, ветераны, понесут.
Г.Ш.: - Я имею в виду в пропагандистских, официальных материалах.
- Я не думаю. По крайней мере, у меня таких сведений нет. Но противиться я этому не буду. К Сталину я отношусь, как к истории. Я не жил при нём. Я родился через год после того, как он умер. Всё, что о нём знаю, я знаю из того, что я читал и слышал. Тогда я читал одно, - и писали это конкретные люди. Сегодня я читаю другое — это тоже пишут конкретные люди. У меня книжка есть - про репрессии. Как нормальный человек должен сегодня это воспринять? Вот: "Репрессивная политика советской власти в Северной Осетии в 1930-е годы". Издана в 2009-м году, нашим Институтом гуманитарных исследований. Следующий том будет в этом году. Читаешь, аж дрожь берёт: "Приговор по делу контрреволюционно-вредительской деятельности в Добравском колхозе". Это колхоз, откуда мой род. В колхозе приговор – раз, два, три, четыре, пять ... 13 человек. "На основании изложенного и руководствуясь... всех четырёх, в силу статьи такой-то и карательных санкций, "к высшей мере наказания – расстрелу".
Это тоже приговор. 16 октября 1937-го года. Заседание бюро ВКП(б) об извращениях и невыполнении положения о выборах в Верховный Совет. Обвиняется член избиркома. Участковая избирательная комиссия в селе. "Списки избирателей по сельсоветам составлены небрежно". В скобках: "Не по алфавиту". Дальше: "При заполнении списка избирателей, председатель Ардонского сельсовета Аккалаев, в прямое нарушение Конституции СССР, сам, произвольно, без медицинского освидетельствования, устанавливал лиц, которые не подлежат включению в списки по признаку умалишённости". В итоге: Аккалаев Дзипа Испанович, 1882 года рождения, уроженец селения Унал, председатель сельсовета, Тройкой НКВД СОАССР 28 декабря 1937 г. приговорён к расстрелу. И вот так вот всё в этой книге.
Г.Ш.: - Как же всё это сочетается с таким количеством бюстов и памятников в республике?
- Сочетается так, по-моему мнению, - это реакция. Ведь, у нас люди, если почувствуют фальшь в обвинении, то они становятся на сторону того, кого обвиняют. Чем современные правозащитники занимаются? Они говорят: "Сталин такой, сякой". Но так нельзя.
Простые люди чувствуют, что что-то здесь не то, какая-то жажда мести. И даже те, которые сами были репрессированы, хотят стать защитниками того, кого вот так вот обвиняют.
Это же чушь: "Народ выиграл войну не благодаря, а вопреки". Может быть не благодаря. Но, вопреки не мог выиграть. Вопреки Верховному Главнокомандующему ничего не выигрывают. Если Верховный говорит: "Наступать на Киев", они, что на Ташкент пошли? Если он сказал наладить выпуск танков Т-34, люди что, сковородки вопреки производили? "А Вы знаете, что Сталин творил?". Да, знаю. Но я отношусь к этому, как к истории.
Г.Ш.: - И репрессиям?
- К репрессиям тоже. Французы, что со своим Робеспьером не носятся? А тот же Наполеон? Или риторика: "Немцы же не ставят памятник Гитлеру". Не ставят, дорогие друзья. Но, если под этим подразумевать, что мы в России дикари и тиранам ставим памятники, а они высококультурная европейская нация, то тут мы не согласны. Они сегодня не хотят Гитлера, потому, что Гитлер унизил немцев в итоге, оскорбил. Заставил на коленях молить пощады у русского солдата и в Берлине орать "Гитлер капут!" громче всех, чтобы ему русский солдат побольше каши дал. Они этого унижения ему не простят. Если бы Гитлер победил в той войне, и в Москве, и в Берлине немцы бы ставили ему памятники.
Поэтому объясните нам, что вот такие вещи допускаются только тогда, когда бывает безграничная и бесконтрольная власть. Извлечь уроки – пожалуйста. И не называйте Сталина "великим" - никто же не заставляет. Не называйте его человеком, который только и делал всё. Смотришь иногда передачу или читаешь: "Мой папа работал где-то на Урале, в цехе какую-то шестерёнку сделал, но Сталину это не понравилось, и он был отправлен в лагеря". Ну, зачем мне внушать чушь? Вспомните, когда Мандельштама поймали. Сталин же знать не знал, кто он. Его закидали письмами: "Мандельштам ни за что сидит". Он звонит Фадееву, говорит "Слушай, кто такой этот Мандельштам, достали меня уже?". Но ведь нам вносят: "И Сталин узнал". Не знал он его.
Г.Ш.: - У Вас были репрессированы родственники?
- Расстрелян. А его именем часто здесь улицы называют. 10 Когда здесь орут, я говорю: "А что же Вы его расстреляли?". Но это история.
Г.Ш.: - О трагедии Беслана: Вы поддерживаете, закон о компенсациях жертвам терактов, отправленный на доработку Госдумой...
- Я считаю нужным. По стране прокатились недавно теракты. Это явление, к сожалению, уже стало устойчивым, есть жертвы. Они должны иметь какие-то возможности получить заботу от государства. Потому, что мы их в государстве не уберегли пока. И не можем уберечь людей окончательно от этой беды.
Закон необходим и с точки зрения того, что государство видит, переживает и знает, что это беда, от которой гарантий ни у кого нет. И пусть никто не думает, что сегодня можно принять каких-то пять-шесть решений, и она будет ликвидирована.
Г.Ш.: - Вы говорили, что на 80% Вы согласны с альтернативным докладом члена Парламентской комиссии по расследованию причин и обстоятельств теракта в Беслане Юрия Савельева...
- В докладе Савельева перемешано всё: и инженерное, и политическое. Там, где он рассуждает как инженер, – мне это интересно. Там, где он начинает обобщать, я с ним никак не согласен. Потому, что я ничего в итоге не видел. И он ничего не видел. Когда тебе всё будет известно, - тогда говори. Это же научная мораль. Он её нарушает. Иногда, для живых людей, для жертв, любое в этой области сказанное слово – это на обнажённую нервную систему сразу. Это тоже нехорошо.
Г.Ш.: - В Ваших словах, я услышал такой момент: нужно не забывать о теракте в Беслане и изучать этот вопрос...
- И изучать, и не забывать нам здесь, в Осетии. Тем более нам, бесланским, сам Бог велел. И на тот свет будем уходить с этим. То следствие, которое вроде бы ведётся, оно должно к каким-то выводам придти. Раз оно началось и ведётся, оно должно что-то сказать?! Нельзя, знаете, как в той старой безжалостной детской песне: "Если мы обидели кого-то зря, календарь закроет этот лист. К новым приключениям спешим, друзья. Эй, прибавь-ка ходу, машинист!". Здесь не тот случай. Надо знать, откуда это? Что это за уроды? Как они появляются? Почему, они могут передвигаться безнаказанно? Почему так организовано? Что это было? Может, это высший уровень тогдашних возможностей наших спецслужб – никто претензий не предъявит. Если это головотяпство, - оно должно быть тоже описано. Это же не желание кого-то наказать: "Ну-ка, крови, ну-ка, на эшафот!". Если мы будем уверены, что из бесланской трагедии извлечены уроки во всех смыслах, то это уже нормально.
27 апреля 2010 года
С Таймуразом Мамсуровым беседовали Григорий Шведов и Роман Баданин.